Повесть об Апостолах, Понтии Пилате и Симоне маге - Борис Романов

Я краем глаза заметил ещё большую медную доску на стене у ворот со страшным предупреждением, которое относилось теперь лично ко мне. Я дернулся было, попытался развернуться в толпе, но куда там, – меня бы просто растоптали. Вот чего испугался Бахрам, и почему он пытался выдернуть меня из толпы! Судорожно накинул я на голову легкий капюшен своей летней накидки, и оказался вместе с иудеями по ту сторону высокой стены…

Толпа быстро миновала небольшой женский двор и вынесла меня на такие же широкие ступени следующих ворот, потом я узнал, что называли их Никаноровыми. Они были высокие и роскошные, покрытые полированными золотыми и серебряными пластинами и блестели на солнце как огромные фантастические зеркала. Я заметил ещё отполированные кедровые стены и колонны по бокам этих ворот, и мы были уже за ними, в следующем иудейском дворе.

Храм открылся здесь во всем своем ошёломляющем и грозном великолепии. Он виден был ещё через одну, теперь уже низкую ограду из розового мрамора. За ней был виден двор священников и огромное беломраморное основание самого Храма, и его колонны. Я заметил ещё одни ворота, ведущие во двор священников. Они были закрыты и сплошь украшены крупным золотым литьем в виде виноградных лоз. "Вот что скрывают иудеи от всех", мелькнула у меня мысль, и стало по-настоящему страшно. Я видел наши римские дворцы в Кесарии и в претории, и восхищался ими вместе со всеми, но здесь было другое: грозный Яхве иудеев и тысячи лет их истории застыли здесь. Рим и его веселые боги годились Ему здесь разве что в несмышленные внуки.

Между тем все устремились к одной из красивых кедрового дерева пристроек у внешней стены этого большого двора. Людей было уже несколько сот, а может и тысяча, и все прибывало. На меня никто не обращал внимания, и идти против толпы я все равно не мог, тут-то меня и заметили бы, точно. Все смотрели на Петра, Иоанна и Хирама, которые поднялись на ступени притвора. "Соломонов притвор, где Назорей проповедывал",– услышал я шепот в толпе. Я все же постарался замешкаться и оказался с краю толпы, ближе к Никаноровым воротам, и оглянулся на них, примериваясь к отступлению, если кто-то обратит на меня внимание. Но все уже слушали Петра, стоявшего на возвышении притвора. Он сказал:

– Мужи Израильские! Что дивитесь сему и что смотрите на нас, как будто мы своею силою или своим благочестием сделали то, что он ходит? Бог Авраама и Исаака и Иакова, Бог отцов наших, прославил Сына Своего Иисуса, Которого вы предали и от Которого отреклись перед лицем Пилата, когда он предлагал освоболить Его. Но вы от Святого и Праведного отреклись, и просили даровать жизнь разбойнику, человеку убийце. А Начальника жизни убили. Но Бог воскресил Его из мертвых, чему мы свидетели.

Все молчали растерянно, так неожиданно и резко было обвинение Петра. А народу все прибывало, и уже гораздо более тысячи людей слушали его. Слышавшие только последние слова начали было переспрашивать и возмущаться грозным его обвинением. Наверное Пётр заметил это и сказал дальше:

– И ради веры во имя Его, имя Его укрепило сего Хирама, которого вы видите и знаете, и вера, которая от Него, даровала ему исцеление сие пред всеми вами… Впрочем, я знаю, братия, что вы, как и начальники ваши, сделали против Иисуса по неведению. Бог же, как провозвестил устами Своих пророков пострадать Христу, так и исполнил. Итак, покайтесь и обратитесь, чтобы загладились грехи ваши. Да придут времена отрады от лица Господа, и да пошлет Он предназначенного вам Иисуса Христа, Которого небо должно было принять до времен совершения всего, что говорил Бог устами всех святых Своих пророков от века. Моисей сказал отцам:"Господь Бог ваш воздвигнет вам из братьев ваших Пророка, как Меня; слушайтесь Его во всем, что Он ни будет говорить вам; и будет, что всякая душа, которая не послушает Пророка Того, истребится из народа". И все пророки от Самуила и после него, сколько их не говорили, также предвозвестили дни сии. Вы сыны пророков и завета, который завещал Бог отцам вашим, говоря Аврааму: "И в семени твоем благославятся все племена земные". Бог, воскресив Сына Своего Иисуса, к вам первым послал Его благословить вас, отвращая каждого от злых дел ваших.

К концу речи Петра я заметил, что с другого от меня края толпы появились служители Храма и начальники храмовой стражи. Пора было тихо исчезнуть. И так я слушал уже давно со страхом, как на иголках, и в ноге появилась дрожь, и как бы не охрометь вместо этого Хирама, думал я. Тихо-тихо я отошёл к кедровой стене и двинулся к Никаноровым воротам, видя искоса, как пробиваются начальники стражи через толпу к Соломонову притвору. Я чувствовал себя сразу и святотатцем, оскорбившим чужого Бога, и предателем Петра и Иоанна, и чувствовал себя наверное так, как сам Пётр три месяца назад, в утро Страстной пятницы 14 нисана, когда он, испугавшись за свою жизнь, трижды отрекся от Учителя. Мне удалось тихо скользнуть в Никаноровы ворота и спуститься по их ступеням в женский двор, но тут я почти столкнулся с двумя дюжими иудейскими стражниками, быстро идущими на шум, доносившийся из мужского двора. "Что там происходит?", – спросил меня один из них на арамейском, и я ускорил шаг, – акцент сразу выдал бы меня. "Эй, ты что, глухой? И почему ты в накидке?", – спросил он.

Я бросился к Красным воротам, до них было локтей двадцать, и в диком страхе одним рывком выкатился на их широкие ступени. Здесь один из стражников нагнал меня и схватил за руку, я дернулся и мы оба рухнули на ступени и покатились по ним. Я вскочил первым, сделал ещё рывок и оглянулся: стражник пытался подняться с того самого места, где час назад сидел калека, и скривился, схватившись за ногу, – похоже он подвернул или сломал ее, кувыркаясь со мной по ступеням. Мне было не до смеха, у меня самого ноги дрожали, и я чувствовал себя как заяц, которого вот-вот настигнет борзая. "Держи его! Держи гоима! Бейте его!", – кричал стражник, и люди уже смотрели на меня, и несколько иудеев бысто пошли в мою сторону. Тут я заметил слева Бахрама и Мосоха, – они, видимо, поджидали меня, и теперь бежали ко мне, отсекая также двух иудеев. Другие иудеи были гораздо дальше, но они уже поднимали с земли камни, – так и положено было убивать осквернителей Храма, камнями! Я на бегу свернул налево, к Бахраму и Овчим воротам. Первый удар, брошенным камнем, пришёлся мне в плечо, – больно, но бежать я мог.

"Беги дальше", – крикнул мне Бахрам, а я уже слышал чье-то горячее дыхание за спиной. Как я ненавидел в этот миг иудеев! Пришлось оглянуться, и я увидел набегающего смуглого, с медно-рыжей курчавой бородкой молодого иудея в зеленой накидке. Он был явно сильнее меня и уже заносил руку для удара. Время как будто почти остановилось и двигалось как-то рывками. Я развернулся и решил бить головой ему в лицо, – в уличных драках, хотя их было у меня и немного, я видел такой прием, но то было с мальчишками… Иудей не успел притормозить и мой удар головой пришёлся ему прямо в лицо. Я услышал страшный звук хрустящих лицевых костей (его!), – но и мой череп как будто треснул, и волосы сразу стали липкими и чья-то кровь потекла за ухо. Иудей рухнул на месте, а я, схватившись за голову и развернувшись, неуклюже побежал дальше, к Овчим воротам. Сзади я слышал смачные удары и крики, – это наверное гигант Мосох молотил двоих иудеев, что бежали за мной сзади рыжего.

Около самых ворот Бахрам подхватил меня за плечо и бежал, помогая мне. Сразу за воротами мы свернули в одну из боковых улиц и наверное затерялись среди людей, потому что больше нас никто не преследовал. Спасло нас наверное то, что иудеев почти не было общем дворе, где произошла драка, – все они были во внутренних дворах Храма, где происходили главные события того дня. К тому же быстро наступали вечерние сумерки, и не видно уже было в каком мы виде.

– Считай что ты сегодня второй раз родился, – сказал Бахрам. – Поймали бы если – убили. Как тебя занесло в Храм? Разве можно так?

– Где Мосох? – спросил я.

– Не волнуйся, Мосох и не в таких переделках бывал. Он и пришёл, чтобы драться, если надо. За ним наши эллины сбегали, как только мы увидели, что ты в толпе пошёл в Красные ворота. Ладно, раз так все получилось, расскажи, что было там. Но я только зубами заскрипел, так тошно мне было и больно голове.

Бахрам проводил меня до дома. Мать, не привыкшая к таким проишествиям, повела себя на удивление спокойно, обработала рану на голове, – наверное от зубов иудея, и только когда я начал рассказывать, что произошло, она разволновалась. Много мне пришлось выслушать справедливых упреков от нее, а затем и от отца. Я обещал им, и теперь уже и самому себе, что больше не буду ходить в общий двор Храма, и даже приближаться к Храму не буду хотя бы неделю, пока слухи о драке не улягутся. Только после этого я рассказал всем о том, что видел в иудейских дворах, об их грозной роскоши, и что было у Соломонова притвора, и что говорил там Петр.