Смерть Канарейки - Стивен Ван Дайн

– В самом деле? – Ванс закурил новую сигарету. – Я бы не сказал, судя по его описанию, что разговор с ним доставил бы большое удовольствие.

Глаза Хэса вспыхнули зловещим огоньком.

– Мы умеем, – процедил он сквозь зубы, – устраивать чертовски интересные разговоры с людьми, которые не пользуются репутацией завзятых остряков.

Маркхэм поглядел на часы.

– У меня есть срочные дела на службе, – сказал он, – а все эти разговоры ни к чему не приведут.

Он положил руку на плечо Хэса.

– Покидаю вас, чтобы двинуться дальше. Сегодня все эти свидетели снова будут у меня на допросе в прокуратуре – может быть, я смогу расшевелить их память хоть немножко. Вы наметили линию, по которой поведете расследование?

– По обыкновенному порядку, – уныло ответил Хэс. – Просмотрю бумаги Оделл и проверю их…

– Лучше бы вам съездить в бюро по вызову такси, – предложил Маркхэм. – Постарайтесь выяснить, кто был человек, уехавший отсюда и куда он уехал.

– Неужели вы допускаете хоть на минуту, – спросил Ванс, – что если бы он знал что-нибудь об убийстве, то остановился бы в холле и попросил бы телефониста вызвать такси?

– О, для меня это совершенно неважно, – Маркхэм говорил почти равнодушным тоном, – но девушка могла сказать ему что-нибудь, что наведет на след.

Ванс насмешливо покачал головой.

– О, долгожданная ясноглазая Вера, о, чистая Надежда, ты невесомый ангел, парящий на золотых крыльях!

Маркхэму было не до поддразнивания Ванса. Он повернулся к Хэсу и заговорил с возросшей бодростью.

– Позвоните мне попозже днем… Может быть, мне удастся вытянуть еще что-нибудь из компании, с которой мы только что беседовали. И, – добавил он, – поставьте обязательно сюда охрану. Я хочу, чтобы квартира так и оставалась, пока нам не удастся пролить свет на это дело.

– Я об этом позабочусь, – сказал Хэс.

Маркхэм, Ванс и я вышли и сели в машину. Через несколько минут мы уже мчались по Центральному парку.

– Помните наш недавний разговор о следах на снегу? – спросил Ванс, когда мы выехали на Пятую авеню.

Маркхэм задумчиво кивнул.

– Насколько я припоминаю, – продолжал Ванс, – в вашем предполагаемом случае имелись не только следы на снегу, но и десяток или больше свидетелей, включая и ваше маленькое чудо, которое видело какую-то фигуру на фоне зимнего ландшафта. Сейчас вы в более ужасном положении, благодаря тому удручающему факту, что у вас нет ни следов на снегу, ни свидетелей, видевших убегающую фигуру. Короче, мы лишены всяких вещественных доказательств…

Он печально покачал головой.

– Знаете, Маркхэм, мне кажется, что из свидетельских показаний неоспоримо вытекает, что никого не было рядом с покойной в миг ее перехода в мир иной, и что, следовательно, она является, я полагаю, всего лишь живой. Тело задушенной леди второстепенное обстоятельство с точки зрения судебной процедуры. Я знаю, что суд не признает доказательства убийства без тела, но как вы намереваетесь объяснить наличие вещественного доказательства без убийства?

– Вы говорите чепуху, – сказал Маркхэм.

– Совершенную, – согласился Ванс. – А все же затруднительная вещь для законника не иметь хоть каких-нибудь следов.

Внезапно Маркхэма прорвало.

– Вам то уж, конечно, не нужны ни следы, ни какие-нибудь вещественные доказательства, – набросился он на Ванса. – Вы обладаете даром угадывания и предвидения, в котором отказано простым смертным. Насколько я помню, вы довольно высокомерно сообщили мне, что, зная сущность и условия убийства, вы безошибочно могли бы найти виновного, оставил он следы или нет. Припоминаете вы свое хвастовство?… Ну, так вот вам преступление, и преступник не оставил никаких следов. Будьте добры удовлетворить мое любопытство и сообщить мне, кто убил Маргарет Оделл.

Безмятежное спокойствие Ванса не было нарушено желчным вызовом Маркхэма. Он сидел несколько минут, лениво затягиваясь, сигаретой, затем он нагнулся и стряхнул пепел в окно.

– Честное слово, Маркхэм, – протянул он, – я уже наполовину склонился к тому, чтобы заняться этим дурацким делом, но я думаю пока подождать, посмотреть, кого припутает сюда Хэс со своим расследованием.

ГЛАВА 9

НАЧАЛО РАССЛЕДОВАНИЯ

(вторник, 11 сентября, после полудня)

Маркхэм насмешливо хмыкнул и откинулся на сиденье^

– Ваше великодушие умиляет меня, – сказал он.

По пути нас ненадолго задержала уличная пробка у Мэдисон-Сквера, и Маркхэм нетерпеливо поглядывал на часы.

– Уже больше двенадцати, – сказал он. – Я думаю высадиться у клуба и перекусить там. Я, конечно, знаю, что завтрак в такой ранний час покажется слишком плебейским такому изнеженному тепличному цветку, как вы.

Ванс принял приглашение.

– Поскольку вы лишили меня моего утреннего завтрака, – заявил он, – я, так и быть, разрешаю вам заказать для меня несколько яиц.

Через несколько минут мы вошли в почти пустой ресторан Стюйвезент-Клуба и заняли столик у окна, выходящего на южную сторону, из которого были видны верхушки деревьев Мэдисон-Сквера.

Как только мы заказали завтрак, вошел одетый в униформу слуга и, почтительно наклонившись к плечу прокурора, подал ему записку, вложенную в конверт клуба, на конверте не было никакой надписи. Маркхэм читал ее с выражением растущего любопытства, а когда он увидел подпись, легкое удивление мелькнуло у него в глазах. Наконец он оторвался от записки и кивнул ожидавшему слуге. Затем, извинившись, встал и быстро вышел. Вернулся он через добрые двадцать минут.

– Забавная вещь, – сказал он. – Эту записку прислал человек, который обедал и был в театре с Оделл вчера вечером… Как тесен мир… Он остановился здесь в клубе – он не постоянный член, но всегда бывает здесь, когда у него дела в городе.

– Вы его знаете? – равнодушно спросил Ванс.

– Я его видел несколько раз, его зовут Спотсвуд. – Маркхэм, казалось, был в замешательстве. – Он семейный человек, живет в загородном доме на Лонг-Айленде и вообще известен как весьма уважаемый человек. Я бы его последним заподозрил в том, что он путается с Оделл. Но, как он сам признается, он часто с ней встречался во время своих наездов в Нью-Йорк – «вспомнил молодость», как он говорит, – и вчера обедал с ней у Фанчелли, а потом повел ее в Зимний сад.

– У нас с ним разные представления об интеллектуальном или даже поучительном времяпрепровождении, – заметил Ванс. – И он выбрал для этого чертовски неудачный день… Вообразите, что вы раскрываете утреннюю газету и обнаруживаете, что дама, с которой вы провели прошлый вечер, была задушена ночью.

– Ему страшно неловко, – сказал Маркхэм. – Дневные газеты появились час тому назад и он звонил все это время мне в прокуратуру каждые десять минут, пока я не зашел сюда. Он боится, что его связь с девушкой раскроется и скомпрометирует его.

– А разве этого не случится?

– Я не вижу в этом необходимости. Никто не знает, кто был ее спутником в прошлый вечер, а так как он явно не имеет отношения к убийству, какой смысл втягивать его в это дело? Он рассказал всю эту историю и предложил остаться в городе, пока я не отпущу его.

– Я видел по облаку разочарования, окутывавшему вас, когда вы возвращались, что эта история не содержит никаких утешительных намеков на ключ к разгадке убийства.

– Да, – согласился Маркхэм. – Девушка, очевидно, никогда не говорила с ним о своих личных делах, он не смог высказать ни малейшего удовлетворительного предположения. Его рассказ совпадает полностью с рассказом Джессапа о том, что происходило вчера вечером. Он зашел за девушкой в семь, проводил ее домой около одиннадцати, провел у нее около получаса и ушел. Когда он услышал, что она зовет на помощь, то испугался, но когда она уверила его, что ничего не случилось, он решил, что ей что-то почудилось во сне и перестал об этом думать. Он прямо поехал сюда в клуб, где был без двадцати двенадцать. Судья Редферн, который увидел, как он выходил из такси, позвал его наверх и засадил играть в покер с людьми, которые ждали его. Они играли до трех часов ночи.

– Ваш Дон Жуан с Лонг-Айленда не оставил вам никаких следов на снегу.

– Во всяком случае, его появление прекращает одну линию расследования, на которую мы могли бы потратить много драгоценного времени.

– Если прекратится гораздо больше линий расследования, – сухо заметил Ванс, – вы попадете в печальное положение.

– Их еще вполне достаточно, – сказал Маркхэм, отодвигая тарелку и требуя счет. Он встал и, помедлив, обратился к Вансу.

– Вы достаточно заинтересованы, чтобы продолжать это дело?

– Я? Конечно, заинтересован. Захвачен.

Я был просто ошеломлен готовностью Ванса, хотя она была шутливой и беззаботной, потому что знал, что он хотел сегодня осмотреть выставку китайских гравюр в галерее Монтросс.

Мы доехали с Маркхэмом до здания Уголовного суда, и, войдя в него со стороны Франклин-стрит, поднялись в специальном лифте в просторное, но мрачное помещение прокуратуры. Ванс уселся в темное обитое кожей кресло возле резного дубового стола и закурил сигарету.