Трудно быть богом. Хищные вещи века - Стругацкий Аркадий Натанович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хорошо бы все-таки отыскать Пека. Пек- жесткий,честный человек,и он всегда все знает.Вы еще не успеете закончить техконтроль и выйти из корабля, а он уже на «ты» с дежурным поваром базы, уже с полным знанием дела участвует в разборе конфликта между командиром Следопытов и главным инженером, не поделившими какой-то трозер,техники уже организуют в его честь вечеринку, а замдиректора советуется с ним, отведя его в угол… Бесценный Пек! А в этом городе он родился и прожил здесь треть жизни.
Я нашел телефонную будку,позвонил в бюро обслуживания и попросил найти адрес и телефон Пека Зеная.Мне предложили подождать. В будке, как всегда, пахло кошками.Пластиковый столик был исписан телефонами, разрисован рожами и неприличными изображениями. Кто-то, видимо, ножом глубоко вырезал печатными буквами незнакомое слово «слег».Я приоткрыл дверь, чтобы не было так душно, и смотрел,как на противоположной,теневой стороне улицы у входа в свое заведение курит бармен в белой куртке с засученными рукавами. Потом мне сообщили, что Пек Зенай, по данным на начало года, обитает по адресу: улица Свободы, 31, телефон 11-331.Я поблагодарил и тут же набрал этот номер. Незнакомый голос сообщил, что я не туда попал. Номер телефона правильный и адрес тоже, но Пек Зенай здесь не живет, а если и жил раньше, то неизвестно, когда и куда выехал. Я дал отбой, вышел из будки и перешел на другую сторону улицы, в тень.
Поймав мой взгляд, бармен оживился и сказал еще издали:
— Давайте заходите!
— Не хочется что-то,- сказал я.
— Что, упирается, стерва?- сказал бармен сочувственно.- Заходите,чего там, побеседуем… Скучно.
Я остановился.
— Завтра утром,- сказал я,- в десять часов в университете состоится лекция по философии неооптимизма.Читает знаменитый доктор философии Опир из столицы.
Бармен слушал меня с жадным вниманием, он даже перестал затягиваться.
— Вот паскуды!-сказал он,когда я кончил.- До чего докатились, а! Позавчера девчонок в ночном клубе разогнали, а теперь у них, значит, лекции. Ничего, мы им еще покажем лекции!
— Давно пора, — сказал я.
— Я их к себе не пускаю,- продолжал бармен, все более оживляясь. — У меня глаз острый. Он еще только к двери подходит, а я уже вижу: интель. Ребята, говорю,интель идет! А ребята у нас как на подбор, сам Дод каждый вечер после тренировок у меня сидит. Ну, он, значит, встает, встречает этого интеля в дверях,и не знаю уж,о чем они там беседуют,а только налаживает он его дальше. Правда, иной раз они компаниями бродят. Ну, тогда, чтобы, значит, скандала не было, дверь на стопор, пусть стучаться. Правильно я говорю?
— Пусть,- согласился я. Он мне уже надоел. Есть такие люди, которые надоедают необычайно быстро.
— Что — пусть?
— Пусть стучатся. Стучись, значит, в любую дверь.
Бармен настороженно посмотрел на меня.
— А ну-ка, проходите,- сказал вдруг он.
— А может, значит, по стопке? — предложил я.
— Проходите, проходите,- повторил он.- Вас здесь не обслужат.
Некоторое время мы смотрели друг на друга. Потом он что-то проворчал, попятился и задвинул за собой стеклянную дверь.
— Я не интель, — сказал я. — Я бедный турист. Богатый!
Он глядел на меня,расплющив нос на стекле.Я сделал движение, будто опрокидываю стаканчик. Он что-то сказал и ушел в глубину заведения. Было видно,как он бесцельно бродит между пустыми столиками. Заведение называлось «Улыбка». Я улыбнулся и пошел дальше.
За углом оказалась широкая магистраль.У обочины стоял огромный,облепленный заманчивыми рекламами грузовик-фургон.Задняя стенка его была опущена,и на ней, как на прилавке, горой лежали разнообразные вещи: консервы, бутылки, игрушки, стопы целлофановых пакетов с бельем и одеждой.Двое молоденьких девчушек щебетали сущую ерунду, выбирая и примеряя блузки. «Фонит», — пищала одна. Другая прикладывая блузку так и этак,отвечала: «Чушики, чушики, и совсем не фонит». — «Возле шеи фонит».- «Чушики!» — «И кресток не переливается…» Шофер фургона, тощий человек в комбинезоне и в черных очках с мощной оправой, сидел на поребрике, прислонившись спиной к рекламной тумбе. Глаз его видно не было, но, судя по вялому рту и потному носу, он спал. Я подошел к прилавку.Девушки замолчали и уставились на меня, приоткрыв рты. Им было лет по шестнадцати,глаза у них были как у котят- синенькие и пустенькие.
— Чушики, — твердо сказал я. — Не фонит и переливается.
— А около шеи? — спросила та, что примеряла.
— Около шеи просто шедевр.
— Чушики,- нерешительно возразила вторая девочка.
— Ну, давай другую посмотрим,- миролюбиво предложила первая. — Вот эту.
— Вот эту лучше, серебристую, растопырочкой.
Я увидел книги. Здесь были великолепные книги. Был Строгов с такими иллюстрациями,о каких я никогда и не слыхал. Была «Перемена мечты» с предисловием Сарагона.Был трехтомник Вальтера Минца с перепиской.Был почти весь Фолкнер, «Новая политика» Вебера, «Полюса благолепия» Игнатовой, «Неизданный Сянь Ши-куй», «История фашизма» в издании «Память человечества». Были свежие журналы и альманахи, были карманные Лувр, Эрмитаж, Ватикан. Все было."И тоже фонит…»- «Зато растопырочка!»- «Чушики…» Я схватил Минца, зажал два тома под мышкой и раскрыл третий.Никогда в жизни не видел полного Минца. Там были даже письма из эмиграции…
— Сколько с меня? — воззвал я.
Девицы опять уставились. Шофер подобрал губы и сел прямо.
— Что? — спросил он сипловато.
— Вы здесь хозяин? — осведомился я.
Он встал и подошел ко мне.
— Что вам надо?
— Я хочу этого Минца. Сколько с меня?
Девицы захихикали. Он молча смотрел на меня, затем снял очки.
— Вы иностранец?
— Да, я турист.
— Это самый полный Минц.
— Да я же вижу,- сказал я.- Я совсем ошалел, когда увидел.
— Я тоже, — сказал он. — Когда увидел, что вам нужно.
— Он же турист, — пискнула одна из девочек. — Он не понимает.
— Да, это все без денег,- сказал шофер.- Личный фонд. В обеспечение личных потребностей.
Я оглянулся на полку с книгами.
— «Перемену мечты» не видели? — спросил шофер.
— Да, спасибо, у меня есть.
— О Строгове я не спрашиваю. А «История фашизма»?
— Превосходное издание.
Девицы опять захихикали. Глаза у шофера выкатились.
— Бр-рысь, сопливые! — рявкнул он.
Девицы шарахнулись. Потом одна вороватым движением схватила несколько пакетов с блузками,они перебежали на другую сторону улицы и там остановились, глядя на нас.
— Р-р-растопырочки!- сказал шофер. Тонкие губы его подергивались. — Надо бросать всю эту затею. Где вы живете?
— На Второй Пригородной.
— А, в самом болоте… Пойдемте, я отвезу вам все. У меня в фургоне полный Щедрин,его я даже не выставляю, вся Библиотека классики, вся «Золотая библиотека», полные «Сокровища философской мысли»…
— Включая доктора Опира?
— Сучий потрох,- сказал шофер.- Сластолюбивый подонок. Амеба. Ну его в штаны!… А Слия вы знаете?
— Мало,- сказал я.- Он мне не понравился. Неоиндивидуализм, как сказал бы доктор Опир.
— Доктор Опир вонючка,- сказал шофер. — А Слий — это настоящий человек. Конечно, индивидуализм. Но он по крайней мере говорит то, что думает, и делает то, о чем говорит…Я вам достану Слия… Послушайте,а вот это вы видели? А это?
Он зарывался в книги по локоть. Он нежно гладил их, перелистывал, на лице его было умиление.
— А это? — говорил он. — А вот такого Сервантеса, а?
К нам подошла молодая осанистая женщина, покопалась в консервах и брюзгливо сказала:
— Опять нет датских пикулей?… Я же вас просила.
— Идите к черту,- сказал шофер рассеянно.
Женщина остолбенела. Лицо ее медленно налилось кровью.
— Как вы посмели? — произнесла она шипящим голосом.
Шофер, сбычившись, посмотрел на нее.
— Вы слышали, что я вам сказал? Убирайтесь отсюда!
— Вы не смеете!…- сказала женщина. — Ваш номер?
— Мой номер девяносто три,- сказал шофер.- Девяносто три, ясно? И я на вас всех плевал! Вам ясно? У вас есть еще вопросы?