О добром разбойнике Румцайсе, Мане и сыночке их Циписеке - Вацлав Чтвртек

Тут волна тронулась, накатила и помчала бот голландский, поднимая его на гребне вместе с князем и княгиней, через кусты и просеки, через кочки и холмы, прямо в ров с водой, что под замком. Там и бросила.

Следом приплыл и лакей Фрицик, но не сразу лакея ведь никогда вовремя не дождёшься.

— Фи, — сказал его светлость по-французски.

— Фидонк, — повторила за ним княгиня, тоже по-французски.

И тотчас послали лакея Фрицика возвестить городу Ичину с замковой башни о том, что волной отнесло бот голландский в море, как оно и было задумано с самого начала.

Две недели князь с княгиней прятались в комнатах. А на пятнадцатый день велели сказать, что изволили при быть прямым сообщением из Тулона.

В Ичине все только рассмеялись:

— Так мы и поверили!

Как Румцайс уложил великана

Шёл однажды Румцайс опушкой леса Ржагольца и приглядывался, не вылез ли какой из дубков слишком далеко в поле, не мешает ли он пахать. И вдруг прямо возле него — бац! На землю упал камень. Не камень — целая глыба.

Оглянулся Румцайс: откуда его принесло?

Видит: стоит великан Камнехват. Одна нога — в пшенице, другая во ржи. Не великан — великанище. Жаворонки и те выше его плеча не поднимаются.

Румцайс вдохнул побольше воздуху, чтоб голос его донёсся до великана, и крикнул:

— Поаккуратнее камнями бросайся, эдак ты мне, чего доброго шляпу помнёшь!

Великан в ответ загрохотал, будто гром в ущелье:

— Уж и поиграть нельзя!

И продолжает подбрасывать на ладони три огромных валуна.

— Как тебя зовут-то хоть? — спрашивает Румцайс.

Великан удивился. Ему не понравилось, что Румцайс его не знает, он считал: раз такой большой, все его знать должны. Загрохотал, как камнепад:

— Камнехватом меня называют. — И махнул рукой в сторону Зебина так, что воздух дрогнул: — Я из тех мест, где до дна долины расстояние больше, чем вон до той вашей горной вершины.

— Чего тебе тут надо? — спрашивает Румцайс.

Великан Камнехват первым делом зашвырнул камни, которыми играл, далеко-далеко, наверное, в самую Баварию.

— Чего мне тут надо? — переспросил великан и пожал плечами, будто двумя тучами шевельнул. — Прилягу где-нибудь, отдохну. У вас здесь равнина. А у нас горы, скалы, ляжешь — спине жёстко.

Румцайс оглянулся по сторонам. Если этот несуразный великанище здесь разляжется, всё перепортит. Землю потом никаким плугом не вспашешь, от леса одни щенки останутся, он и город Ичин может повредить.

— Не пойти ли тебе домой? — предложил Румцайс.

— Захочу — может, и пойду, — проворчал великан, присматривая, где бы растянуться.

Видит Румцайс, что с таким нахалом добром ничего не добьёшься. Он задрал голову и крикнул:

— Слушай, ты! Возле Ичина можно ложиться только там, где я разрешу.

Великан Камнехват расхохотался так, что в Ичине закачались и зазвонили колокола.

— Ты меня учить вздумал! — завопил он на Румцайса. — Попробуй, попробуй, если тебе так хочется!

— А что? — миролюбиво уточнил Румцайс.

— Это уж твоё дело, — продолжал орать великан. — Меня никто не переучит, потому что я сам всех поучаю, я всем учителям учитель!

Но всё же не лёг, затоптал только маковое поле и проворчал:

— Завтра в полдень жду тебя на опушке Чержовской рощи. Там и потягаемся силой.

Вернулся Румцайс домой, вошёл в пещеру, а Маня говорит:

— У тебя на лбу морщинка от забот.

— Верно, от забот. Завтра в полдень буду меряться силой с великаном, — пояснил Румцайс.

Сел он в пещере на камень и задумался: чем бы пронять великана. Но когда сильный задумывает пересилить сильного, непросто это получается. Сильные — гордые, они ни в чём по хотят искать обходных путей и лазеек.

Маня посмотрела-посмотрела, как Румцайс трёт себе лоб, и говорит:

— Положись на меня. Придёт время — я тебе шепну, что нужно сделать.

На другой день на опушке Чержовской рощи они втроём ждали великана. Румцайс — чтобы потягаться с Камнехватом, Маня — чтоб вовремя помочь Румцайсу сонетом, а Циписек — чтоб привыкал но бояться страшного.

Когда в Ичине пробило полдень, великан перешагнул через гору Чержов и явился перед ними во всём своём великолепии. Циписека он с высоты своего величия даже не заметил. На Маню попросту по счёл нужным обратить внимания. А Румцайсу крикнул:

— Чтобы по было споров: кто окажется хитрей — тот выиграл и будет тут всем командовать.

Румцайс согласился — на это возразить было нечего. Великан Камнехват подпер бок рукой и прокричал:

— Можешь начинать, Румцайс!

Маня вынула что-то из кармана фартука, подала Румцайсу и шепнула на ухо какие-то слова.

И Румцайс закричал великану:

— Камнехват, у меня на ладони лежит горошина. Попробуй возьми её пальцами, как я. — И Румцайс ловко взял горошину с ладони, а затем положил её назад.

Великан и пробовать но стал. Чтобы ему разглядеть горошину, надо было, чтобы она была вдвое больше пушечного ядра.

— На первый раз ты выиграл! — крикнул великан.

Маня снова пошептала Румцайсу на ухо.

— Второе испытание мы оба напьёмся из кружки, а потом каждый скажет, сколько глотков воды в ней было.

Румцайс, стал пить, отсчитывая глотки. В кружке было три добрых разбойничьих глотка.

Маня кивнула, так, мол, и есть. Она снова зачерпнула кружкой воды и поставила у носка великаньей ноги.

Великан не захотел сдаваться. Он наклонил голову, но в глаза ему попал солнечный зайчик, отражённый от воды, и он не увидел кружки. Наконец, с трудом нагнувшись, он поднял кружку двумя мизинцами как можно аккуратнее.

— Сколько же в ней было глотков? — спросил Румцайс.

Камнехват только проворчал:

— Кто его знает. Я проглотил воду вместе с кружкой.

Наступил черёд третьему испытанию. Чтобы великан потом не обиделся, Румцайс предупредил:

— Первые два испытания считаются за одно, а кто победит в третьем, тот и выиграл.

Великан согласился.

Румцайс указал на огромный валуи, лежавший на краю опушки. Валун этот был величиной с хату вместе с пристрой кой для коровы.

— Будем тянуть этот камень каждый к себе, — сказал Румцайс. — Кто выдержит и не отпустят, тот выигрывает все испытания.

Великан закивал — понятно, мол. Взялись они за камень каждым со своей стороны и потянули так, что в камне что-то затрещало. Да ведь великан-то был ростом под тучу, а про силу его и говорит! нечего. Начал он отнимать камень у Румцайса. Румцайс вздохнул это был условный знак.

По этому знаку Маня достала платок и вытряхнула из него Циписеку в шляпу осиное гнездо. Циписек со шляпой подбежал к пятке великана и выпустил ос.

— Что-то нога чешется, — буркнул Камнехват.

Пришлось ему выпустить камень, чтобы почесаться.

— Ты проиграл, — сказал ему Румцайс.

— Проиграл, — сознался великан, проворчав >то из туч.

— Теперь ты ляжешь, где я тебе велю, — сказал Румцайс и указал на плац, где обучали солдат маршировать.

Великан лёг, заняв весь плац.

— Тебе здесь и под спиной ровно и ничего ты не испортишь, — сказал Румцайс.

Посадил он Циписека на плечо, обнял Маню за талию, и они отправились домой.

Как Румцайс расплёл корзину из красных прутьев

Шёл раз Румцайс мимо дома старосты на главной площади и услыхал шум. Заглянул в окно: сидит в кухне старостиха, держит на коленях продавленную корзину и ругает мужа:

— Где ни ступишь, след оставишь!

А староста Грош ей отвечает:

— Нет худа без добра. Теперь поневоле новую корзинку придётся заказать.

Надел шляпу, взял в руку палку и ушёл.

А жена ему вдогонку:

— Мне нужна корзинка из красных прутьев! У меня туфельки на красных каблучках!

Румцайс пошёл своей дорогой, и, когда Грош вышел из ворот, Румцайса возле дома уже не было. А староста — тык палкой в мостовую, тык, тык, свернул за угол, за другой и — к корзинщику Кузову.

Заходит. Сидит Кузов, плетёт корзиночки девочкам на цветы. Грош бухнул палкой об пол и приказывает:

— Для жены моей старостихи сделаешь корзинку, она на базар с ней будет ходить!

Кузов кивнул:

— А дужку красиво обовью.

— Да, — вспомнил староста, — и чтоб корзинка была из красной лозы.

— Ой, вот это уже задача, — встревожился Кузов. — Где ж я об эту пору возьму красной лозы?

А староста:

— Из красной лозы чтоб корзинка была!

Сказал, как красной печатью припечатал.

Двинулся корзинщик в поход за красной лозой, глядеть-то глядел, да видеть ничего не видел: одни зелёные побеги на вербах были.

«Чтоб тебя черти побрали вместе с твоими фокусами», — подумал Кузов про старосту и незаметно дошёл лесом Ржагольцем до лесного озера. И видит: стоит на берегу верба, всем вербам бабушка, а прутья на ней красные, как на молоденькой.

— Аккурат мне на корзину, — обрадовался Кузов и принялся резать прутики складным ножом.

Не успел он и горсточки набрать, вынырнул из озера водяной Ольховничек и поднял крик:

— Не трогай мою вербу, я на ней сижу, это мой трон!