По живому следу - Фридрих Незнанский

— Сколько нужно денег?

— Рублей семьсот.

— Батюшки святы! — вскричала Екатерина Львовна, а невзрачный Виталий Стальевич лишь закрыл глаза и машинально потер пальцами переносицу.

Сергей Валентинович крякнул, однако молча полез в карман. Он любил дочь. И, как все любящие отцы, всячески ее баловал.

Когда ребята уже уходили, Екатерина Львовна спросила у дочери:

— А чем это от вас пахнет таким сладким и дымом как будто?

— Это новые духи, мамочка, называются «Иван да Марья».

— Хорошее название, — сказала женщина, целуя дочь и не обращая внимания на Максима, который, встретившись глазами с Вероникой, едва не расхохотался.

— Ну счастливо вам, счастливо, дети. — Екатерина Львовна помахала ребятам рукой и закрыла дверь.

Вероника и Максим вышли из подъезда высотного здания. Все их друзья сгрудились вокруг скамейки, на которую залез один из парней. Он размахивал в воздухе двадцатипятирублевкой.

Из-за голов хохочущих молодых людей периодически появлялась грязная рука, протянутая вверх. Когда Максим с Вероникой подошли поближе, их глазам открылась такая картина: возле скамейки у ног парня стоял пожилой, неопрятно одетый мужчина, он тяжело дышал, размазывая пот по загорелому лицу, и иногда неловко подпрыгивал, стараясь схватить дразнящую его купюру.

— Давай, давай, старик, прыгай! Только штаны крепче держи! — куражился юноша на скамейке.

— Полтинник даю, если выпрыгнешь из портков, — не отставал от него один из компании, толстяк в золотых очках.

— Вы что, с ума посходили! — Вероника ворвалась в круг, стала рядом с нищим. — Прекратите немедленно! А ну слезай! — Она чуть не скинула со скамьи парня.

Обернувшись к старику, оглядела его с ног до головы.

— Вы кто такой? Не стыдно, пожилой человек, так перед мальчишкой унижаетесь! Вы где живете?

— Под небом чужим, хозяйка.

— Да бомж он, — сказал один из ребят, заметив недоумение на лице Вероники. — Сейчас много таких в Москве.

Вероника молча вырвала у парня сиреневый четвертак и отдала его старику.

Когда самолет приземлился в Вильнюсе, шел дождь. Мокрые такси, выстроившиеся на привокзальной площади, оказались не такими уж доступными, как казалось с первого взгляда. Таксисты упорно не желали понимать русский язык, и только весомые финансовые аргументы заставили двоих из них вспомнить пару слов на языке «ненавистных захватчиков».

Но ничто не могло расстроить безудержного веселья компании. С хохотом, визгом и гиканием неслись машины по вечернему городу, где богатая, почти западная иллюминация странно контрастировала с еще пока советской пустотой улиц.

В первой машине, где ехали Вероника и Максим, распивали приобретенное в аэропорту шампанское.

— Внимание, шутка века! — кричал, размахивая бутылкой, Максим. — Знаете, что сказала сегодня Ника своей маме, которая учуяла, что от нас пахнет травой?

— Не-а!.. Не знаем!.. — загоготали приятели.

— Она сказала, что это запах новых духов «Иван да Марья».

Однако ожидаемого взрыва смеха слова Максима не вызвали, кое-кто просто недоуменно хихикнул.

— Ну вы чего? Марихуана! Марья да Иван… Ху-анович!

— Ладно, Макс, наливай! — крикнул кто-то из компании, нарушив паузу.

Такси остановилось на перекрестке, уперевшись фарами в бетонный забор. На нем неровными черными буквами было написано: «Оккупанты — вон!» Водитель, который прижался грудью к рулю, опасаясь быть облитым шампанским, оглянулся на пассажиров и включил дальний свет, чтобы сделать надпись повиднее. Однако молодым людям было не до надписей на стенах. Они приехали сюда развлекаться и были полны решимости оторваться по полной программе…

На двадцать втором этаже гостиницы «Лиетува» располагался известный на весь Союз одноименный ресторан. Это было одно из немногих мест в стране развитого социализма, где можно было увидеть настоящее европейское кафешантанное шоу. Вплоть до стриптиза. Здесь собиралась денежная публика — фарцовщики, директора баз и магазинов, многотомные поэты и писатели, лауреатствующие актеры и другие небедные люди.

В небольшом зале ресторана не было свободных мест. На сцене полыхал канкан, мелькали ноги в черных чулках, сверкали откляченные задницы, блестели наряды, развевались яркие перья. За столиком у окна сидели Вероника и Максим. Компания распалась, как всегда бывает, когда наступает определенная стадия опьянения. Тогда каждый выбирает себе самого интересного собеседника, а все остальные будто бы и не существуют. Такими собеседниками были друг для друга Вероника и Максим. Они смотрели друг другу в глаза, он травил анекдоты, держа ее руку.

Уже было решено, что они остаются в гостинице на ночь, и через метрдотеля ресторана заказан номер. Ключ от этого номера Максим держал в руке, разглядывая гостиничный брелок в виде вытянутой деревянной груши и уморительно комментируя его форму с точки зрения теории Фрейда.

Внезапно смолкла музыка, по залу пробежал шепот, слегка засуетились официанты, а метрдотель, до этого стоявший у входа в зал, покинул свое место и плотно закрыл за собой двери.

— Началось, — громко сказал Максим. Вероника повернулась к сцене.

Там появился какой-то прилизанный господинчик со стулом в руках, поставив стул на середину помоста, он обратился к присутствующим с речью, из которой нелитовской части публики были понятны только слова: «польска» и «артистас». Вслед за «конферансье» на сцене появилась пышная блондинка с могучим бюстом и хамской улыбкой. В свете прожекторов под ритмичную музыку эта дама исполнила вокруг обыкновенного стула танец с раздеванием, общий смысл которого сводился к тому, что она безумно хочет любви с вышеназванным стулом. Выступление закончилось быстро, и на сцену снова вернулся привычный канкан. Все это походило на быстрый перекур школьников, давящихся дымом в страхе перед возможным появлением учителя.

— Да, честно говоря, не очень впечатляет, — сказал Максим.

— Ладно тебе, не впечатляет! А глазки-то заблестели! Щечки покраснели!..

К их столику подошел коренастый молодой человек и молча сел рядом с Вероникой. От соседнего столика, где сидели приятели этого парня со своими подругами, раздался взрыв дружного хохота. Молодой человек спокойно разглядывал Веронику, а потом сказал:

— Ты мне нравишься. Могу я пригласить тебя к нашему столу?

Вероника слегка оторопела, а Максим попытался вступиться за нее:

— Послушай, ты…

— Закрой рот! — оборвал его крепыш. — Пей и ешь. Смотри вон тех девок. — Он показал на сцену.

А сам наклонился к уху Вероники и зашептал.

Вероника с удивлением смотрела на Максима, который послушно уставился на сцену, старательно избегая встречаться с ней глазами. На ее лице появилась презрительная усмешка, она рассмеялась довольно-таки глупой шутке крепыша, затем положила руку на его плечо.

Максим бросил на девушку тревожный, укоризненный взгляд, он ждал, что она спровадит по-хорошему этого наглого типа, а она…

Вероника поднялась из-за стола, подхватила ключ от номера и, помахав им перед носом оторопевшего качка, сказала:

— Пойдем, милый, — а после обратилась к Максиму: — Ты ведь не возражаешь?

И, не дождавшись ответа, увела крепыша за руку из ресторана. Вслед им неслось гиканье и аплодисменты друзей удачливого ловеласа.

Максим совершенно потерялся. Он уткнулся в свою тарелку, затем подозвал метрдотеля и стал ему выговаривать по поводу недопустимых порядков. Метрдотель же презрительно улыбался, кивал, разводил руками: мол, ничего не могу поделать. Мол, ваша дама сама ушла с кавалером.

И тут в зал вернулся крепыш. Его щека была вымазана губной помадой, которую он пытался стереть, а в руке вертел тот самый ключ от номера. Парень подошел к Максиму, деревянный брелок стукнулся о столешницу.

— Она сказала, что уезжает. — Качок посмотрел на него с откровенным презрением. — Сказала, что не хочет больше тебя знать. Взяла такси.

Он повернулся и ушел к своему столу, сел и, меланхолично переругиваясь со своими приятелями, принялся за ужин. А Максим посидел, повертел в руках ключ и рассеянно подмигнул красотке из кордебалета.

9

У Али сегодня с самого утра ничего не складывалось. Она продавала хлеб в одном из закрытых тона-ров, что теперь стоят по всей Москве. Вчера хлеб закончился к трем часам дня, а машина со второй партией задерживалась. Хлеб привезли только под вечер — в шесть.

— На пекарне задержали, — жаловался Алексей, водитель. Аля поверила. Она вообще была девушка доверчивая, да и этот водитель обычно никогда не опаздывал. Может, поэтому он и нравился Але. Кроме того, он был с ней приветлив — не то что остальные. Именно его она первого отметила про себя, когда устроилась на работу.