Люди молчаливого подвига - Александр Василевский

Много раз Гришин сам встречался с руководителями партизан и сразу же находил с ними общий язык. Герильясы и городские партизаны-подпольщики в тылу Франко убеждались, что Гришин прекрасно разбирается в сложнейших вопросах партизанской войны.

Партизанские донесения ложились на стол Хосе Диаса и Ибаррури, которые уделяли особое внимание борьбе в тылу врага, выделяли в разведывательные группы лучших, храбрейших коммунистов.

Запылал патронный завод в Толедо, горели самолеты на аэродромах нацистского легиона «Кондор». Севернее Кордовы взлетел на воздух железнодорожный мост. В бесчисленных засадах гибли гитлеровцы и чернорубашечники Муссолини. В Эстремадуре, под Сарагосой, северо-западнее Уэски, вместе с испанскими патриотами дрались и те, кто потом прославил свои имена партизанскими рейдами в степях Украины и лесах Белоруссии. В краю оливковых и апельсиновых рощ, у костра на привалах звучала порой и песня приамурских партизан.

Большую помощь в борьбе с франкистами оказывали добровольцы из числа советских чекистов. Среди них были будущие Герои Советского Союза, прославившие себя подвигами в тылу врага в годы Великой Отечественной войны, — Кирилл Прокофьевич Орловский, ставший впоследствии и Героем Социалистического Труда, Николай Архипович Прокопюк, Станислав Алексеевич Ваупшасов.

Генерал Гришин и его боевые товарищи вступили в бой с нацистами фюрера, фашистами дуче, фалангой каудильо. Год работы в Испании был для него временем огромного, постоянного напряжения.

Маршал Советского Союза К. А. Мерецков в своих воспоминаниях так отозвался о генерале Гришине:

«Наша Родина в этих тяжелых условиях делала все, что могла, чтобы помочь истекавшей кровью Испанской республике. Многое зависело и от инициативы лиц, действовавших на местах. Чудеса находчивости проявлял, в частности, Берзин. Внеся свою лепту в создание прочной обороны у Мадрида, он уехал в Валенсию, где собирал всех вновь прибывающих советников и волонтеров вокруг организованного им Управления и направлял его работу. Под его контролем находились также прибывавшие в Валенсию и другие порты торговые суда. Их грузы моментально учитывались, распределялись и шли в дело…

Его латышская родина в то время была буржуазной страной, и сподвижник Феликса Дзержинского, живя в Советском Союзе, отдавал все свои силы делу победы социализма в СССР. Наблюдая его в Испании, я не раз думал, что каждый удар, который наносил там этот мужественный человек по международному фашизму, представлялся ему, вероятно, очередным шагом к торжеству ленинских идей и в Латвии и во всем мире. Так оно и было на деле».

8. Жизнь — подвиг

Мятежникам казалось, что за четыре месяца отчаянной обороны Мадрида республиканская армия обескровлена.

И вдруг, как гром средь ясного неба, осечка — поражение итальянского корпуса под Гвадалахарой. За несколько дней республиканцы разгромили его наголову. В мартовской грязи валялись знамена со свастикой и гербом савойской династии. На дорогах брошены танки «ансальдо», броневики, пушки, фиатовские тягачи. И трупы, трупы, трупы итальянских солдат, погибших на чужой земле и за чуждые им интересы.

Это было крупное военное поражение итальянского фашизма. Произошло оно на пятнадцатый год «фашистской эры» и за пять лет до сталинградского разгрома. И одним из первых советских генералов, увидевших, допрашивавших пленных фашистов — испанских, итальянских, немецких, был генерал Гришин, корпусной комиссар Красной Армии.

Это была победа республиканской армии, выпестованной коммунистами, ее бойцов и офицеров, ее советников. Это была победа комиссаров, так высоко поднявших боевой дух в бригадах и первыми ринувшихся в атаку. Это была победа республики.

Сыграла свою роль и разведка. Еще 8 марта летчики засекли с воздуха пятнадцатикилометровую автоколонну итальянцев на Сарагосском шоссе. Советники Центрального фронта вовремя сообщили Гришину о концентрации войск противника под Гвадалахарой. Были приняты энергичные меры к немедленному отпору. Старики, женщины, дети рыли окопы и противотанковые рвы. Был срочно разработан детальный план организации операции против итальянского экспедиционного корпуса.

Победа под Гвадалахарой означала многое. Пришло время республиканской армии подумать о новых, еще более мощных маневренных ударах по врагу, хотя ей противостояла почти трехсоттысячная армия мятежников и интервентов. Нужны были продуманные, хорошо скоординированные действия на всех фронтах.

В мае 1937 года правительство Ларго Кабальеро пало. Новое правительство, верное Народному фронту, возглавил доктор Хуан Негрин, он же стал министром обороны.

В районе Сеговии шло наступление республиканских войск.

Валенсия изнывала от нестерпимой жары и духоты. Рядом с телефоном в кабинете Гришина стоял вентилятор, безнадежно месивший горячий, влажный воздух. Пот со лба капал на карту с нацеленными на Уэску красными стрелами.

Звонок. Доложили:

— Генерал Лукач убит осколком снаряда во время рекогносцировки… Полковник Фриц ранен в ногу…

Фриц — это советник Павел Иванович Батов.

О полковнике Батове командир 12-й Интербригады отзывался как об одном из лучших и образованнейших командиров. Того же мнения придерживался и Гришин. Из Испании Батов вернется комбригом, с орденами Ленина и Красного Знамени, станет командовать корпусом, а в Отечественную войну завоюет славу одного из видных советских полководцев.

Гришин скорбел о гибели Лукача.

Неизбежные на войне потери сломили бы многих оставшихся в живых, если бы не ратный труд, отвлекающий от горестных дум и траурных чувств. Главный военный совет-пик весь ушел в разработку планов новых наступлений: на Брунете и под Мадридом.

В конце мая 1937 года Берзин получил указание:

«Срочно возвращайтесь в Москву».

За окнами зловеще выли сирены — опять воздушная тревога.

И вот настал час прощания. Салют, Испания! В последний раз опустил Гришин жалюзи в кабинете — «Кондор» снова бомбил Валенсию…

На его место Москва назначила известного военачальника «генерала Григоровича» — комдива Григория Михайловича Штерна, будущего героя боев с японцами у озера Хасан. Впереди была еще долгая, тяжелая война, два с половиной года держалась столица Испании. Только в марте 1939 года в результате контрреволюционного заговора Касадо падет красный Мадрид. Фашистский мятеж дорого обойдется испанскому народу.

В последние дни на чужбине понял Берзин, как крепко полюбил он Испанию, ставшую для него родной. В душе он всегда был романтиком, и пылающая в огне войны Испания с ее суровой романтикой не могла не покорить его. «Испания в сердце» — так назвал свою книгу Пабло Неруда. И Берзин уезжал с Испанией в сердце.

По дороге на родину Ян Карлович привычно, как всегда после выполнения ответственного боевого задания, подводил итоги: героическая борьба в Испании задержала фашистскую агрессию против советского и других народов, показала миру истинное мурло фашизма, явилась школой антифашистской борьбы, боевого единства действий интернационалистов.

Берзин оглядывался не только на испанский период своей жизни, а на всю жизнь. Сорок семь лет… В Испании пережил он свою четвертую революцию, четвертую войну… Уезжал он с верой в победу, не допуская и мысли о поражении…

В начале лета 1937 года Я. К. Берзин вернулся в Москву. Здесь его ждала высшая награда Родины — орден, запечатлевший дорогие ему черты Ильича.

«За выполнение правительственного задания…»

Еще одна большая радость для Старика была впереди: приказом наркома обороны СССР К. Е. Ворошилова корпусной комиссар Берзин назначался начальником Разведывательного управления РККА.

Вскоре ему присвоили звание армейского комиссара 2-го ранга. В петлицах появился четвертый «ромб».

Всего четыре года оставалось до начала Великой Отечественной войны…

Берзин знал, что надо максимально использовать это время, и готов был сделать для этого все возможное.

В Москве Ян Карлович с семьей поселился в доме правительства — в большом сером доме на улице Серафимовича, в квартире, окна которой выходили на Москву-реку, за которой раскинулись дворцы и храмы Кремля.

Вдоль стен кабинета выстроились высоченные полки, забитые книгами. По ночам он жадно читал и слушал голос свободного Мадрида по радио, не пропуская ни одной сводки. Чтение утренних газет начинал тоже с сообщений из Испании.

Часто смотрел испанскую кинохронику, волновался до слез, видя на экране знакомые лица, «Телефонику» и окопы в Каса де Кампо. Однажды он пошел в Большой театр на «Кармен». Музыка взволновала его до глубины души — в ней больше, чем в мелодраматическом сюжете, узнал он Испанию.