Амурский ангел. приключенческий роман - Александр Никонов

Видно, печали, заботы и думы так отражались на лице Никиты, что даже обычно бесчувственный прапорщик заметил это и в перерыве на обед, когда все глотали разогретую на таблетках тушёнку и пили молочный напиток, разбавленный на воде, он подошёл к нему и спросил:

– Тапуков, ты что это сегодня такой мрачный? Случилось чего или заболел, может? Так ты скажи.

Застигнутый врасплох прямым вопросом, Никита отчаянно замотал головой и, вытолкнув кашу в ложку, торопливо ответил:

– Нет-нет, товарищ старший прапорщик, со мной всё нормально, ничего не случилось. Так, мысли разные.

Никита видел, как, косясь на него, его сослуживцы о чём-то переговаривались и пускали смешки. Он думал, что прапор от него отстанет, но тот, словно назло, не отставал:

– Наверно, о предстоящем увольнении думаешь, как бы скорее на гражданку свалить, а?

– Думаю, товарищ прапорщик.

– И правильно думаешь. Такие мысли подстёгивают быстрее сделать работу и – гуляй по городу, наслаждайся свободой. Как говорится: сделал дело – гуляй смело. – Через паузу, тихонько, на ухо: – Девчонка-то есть?

– Нет у меня никакой девчонки, – буркнул Никита.

– И это правильно, Тапуков. Что толку о них сейчас думать. Девка для солдата, она навроде миража: будто бы и есть, и в то же время и нет. – Дарагай похотливо рассмеялся. – Так что не журись, Тапуков, твоё время ещё придёт. Ну, орёлики, подкрепились, отдохнули, а теперь – за работу.

К ужину солдатики наловили в камышах карасей для ухи, для чего предусмотрительный прапорщик прихватил вентерь, искупались в холодном ручье и разлеглись на траве. Несколько человек, в том числе и Никита, пошли рубить лапник для ночевки, закидали его в просторный кузов под тент и уселись вокруг костра, над которым был подвешено эмалированное ведро под уху. Кашеварить взялся всё тот же вездесущий остряк Масленников. Анекдоты из него сыпались, как из перезревшего стручка горох:

– А вот ещё анекдот, – продолжал он, пока не успел остыть смех от предыдущего анекдота. – Мне его одна красивая птичка начирикала. Вобщем, развёлся воробей со своей женой и решил напиться с горя. А где выпивку-то взять, в магазине водку воробьям не продают. Видит, сидят под кустами в парке три алкаша. Если попросить – не дадут, да ещё, не дай Бог, головёнку свернут…

Тапуков анекдоты почти не слушал, в его голове зрел план побега. Он и боялся его, он и привлекал его. Конечно, за самоволку могут впаять суток пятнадцать ареста, но зато он побывает дома, увидит родных, а самое главное, поговорит с Варей. Ну, должна же она понять чувства страдающего влюблённого парня. Никита был убеждён, что при личной встрече, когда он объяснится в любви, девушка обязательно поймёт и примет его. Такие мысли и мечты грели его душу, как согревает заблудившегося зимой путника далёкий огонёк близкого жилища. Иногда Никита отгонял свои мысли о побеге и говорил самому себе: «Нет, это не дело. А вдруг штрафбат впаяют, и придётся тогда дополнительный срок тянуть. Лучше уж полгода подождать. Вот приеду, тогда и поговорю с ней». Но далёкий перестук вагонов на железной дороге, который изредка доносился до его слуха, снова менял направление его мыслей: «Да ладно тебе паниковать. Всё будет хорошо, через четверо суток я буду дома, а там… А там я сам приду в военкомат, всё объясню. Они должны меня понять».

В своём намерении Никита укрепился, когда прапор спросил:

– Ну, орёлики, кто согласится на ночь в караул? Чего менжуетесь. Если добровольно не хотите, так я приказом назначу. Ну, чего же вы, обещаю до обеда отсыпного дать. Всего двоих надо, один до трёх ночи, второй с трёх до семи.

– Ладно, товарищ прапорщик, я в первую смену согласен, – отозвался Масленников.

Все солдаты знали, что первая смена самая выгодная: отстоял свои часы – и спи, никто тебя не кантует. А вот вторая смена была самая тяжёлая. И тут Тапуков решился:

– Я пойду, товарищ прапорщик.

Командир обрадовался:

– Молодец, рядовой Тапуков, получишь день отдыха.

Остальные зароптали:

– Ну, это нечестно, товарищ прапорщик, то вы только до обеда отсыпного обещали, а тут целый день. Так бы и я согласился.

– Ну, не совсем отсыпного, – сказал прапорщик. – До обеда, конечно, он будет спать, а потом дров для костра нарубит, рыбки наловит. Как, ушица-то понравилась? То-то, это вам не полковая баланда из общего котла.

Никита решил лечь пораньше, чтобы накопить силы для предстоящего побега, но уснул он, в результате, позже всех, пока все не угомонились. И спал он так крепко, что долго не мог понять, где находится, когда его растолкал Масленников:

– Эй, дрыхло, вставай.

– А? Чего надо? Кто это?

– Да тише ты, разбудишь всех. Твоя смена.

– А, я щас.

Тапуков вылез из кузова, где он спал у самого заднего борта. Уступив место товарищу, спросил:

– Как, тихо тут?

Масленников хекнул:

– Хе, да кому мы нужны здесь, в тайге. Добрые люди в постелях спят и сладкие сны видят. – Масленников зевнул. – Правда, вон там, на сопке, сидит какая-то гадина – не то филин, не то сова – и так жутко орёт. И вроде бы глаза светятся, вот такие, как два фонаря. – Он сложил пальцы рук в кольцо.

– А я не слыхал ничего, – ответил Никита.

И в этот момент раздался дикий, пронзительный и долгий крик.

– Во, слышишь? Я же говорил, орёт какая-то гадина, – зашептал Масленников. – Ну, ладно, ты давай бди, а я спать хочу. На. – Напарник протянул ему автомат. – Только ты учти, патроны холостые – прапор перестраховался. Если что, стреляй.

Когда Масленников залез в кузов и затих, Никита долго всматривался в темень, словно хотел что-то там найти, но ни на сопке, ни в тайге не увидел никаких фонарей, о которых говорил его напарник. Ленивый молодой полумесяц то прятался за облаками, то снова всплывал на тёмной поверхности неба, усыпанного звёздной крупчаткой. Минут через десять Никита залез на первую ступеньку железного трапа, перегнулся через борт и тихо спросил:

– Масленников, ты спишь?

Но ответом ему были лишь храп, посвистывания и сопение.

Издалека снова донёся стук железнодорожного поезда. «Пора», – подумал Тапуков. Он осторожно положил автомат около спящего Масленникова и тихонько слез с трапа. Никита знал, что за побег с оружием могут впаять приличный срок – это им часто и популярно объясняли на политинформации. А без оружия в тайге страшновато. Поэтому он нашёл у костра среди посуды кухонный нож и сунул его за ремень. Дорога вела в темень, в густоту леса, но Никита смело шёл, как он думал, навстречу своей судьбе. До железной дороги километра четыре, не больше, значит, максимум через час он будет там. До станции, через которую они проезжали, еще километра три. А это значит, что к тому времени, когда проснётся отделение, поезд помчит его к родным краям.

Через несколько минут Никита обернулся, но машины уже не увидел, в том месте лишь серебрилась под луной блёстка ручья. Он ускорил шаг. Дорогу было видно хорошо, светлый гравий выделялся среди зарослей кустарника и травы. Хуже стало, когда он вошёл в хвойный лес, заросший внизу лиственным подростом. Дороги почти не видно, и он ощущал её лишь по скрипу гравия под ногами сапог. Вот впереди освещённая луной прогалина. Никита быстрее хотел её достичь, потому что в тёмном лесу невольно ощущался первобытный страх, доходящий до паники, от которого хотелось бежать без оглядки. А там, в освещённом призрачным, седым светом месте, была надежда.

В какое-то мгновение Никита хотел повернуть назад, но этот призрачный свет так и тянул его к себе, и он понимал, что после этой поляны повернуть он уже не сможет. Выйдя на освещённое место, Никита сделал невольный вздох облегчения, частившее сердце убавило свои обороты, а скрученное в тугую пружину тело вмиг расслабилось. Он сбавил шаг. Дорога была свободной от растительности метров триста. Было слышно, как чуть в стороне звенел родничок, пахло влагой и свежестью. Тайга словно замерла – ни звука, лишь где-то далеко-далеко слышалось чьё-то повизгивание.

Солдат пошёл дальше, но именно здесь, на открытой местности, он вдруг почувствовал безотчётный, сжимающий сердце страх. Ему казалось, что кто-то внимательно и пристально следит за всеми его передвижениями. Никита быстро развернулся, чтобы увидеть, кто следит за ним – никого нет, только на малое мгновение ему показалось, что на вершине отвесной скалы что-то мелькнуло и тут же исчезло. Он пошёл дальше и вдруг увидел прямо перед собой какую-то странную тень, плывущую по поляне. Что это: ночная птица или облачко набежало на месяц и закрыло его? Но этого не могло быть, потому что небо почти полностью было открытым, а облака, которые кое-где затеняли звёзды, висели почти неподвижно.

Вот тень промелькнула снова. Никите показалось, что он даже услышал взмах крыльев какой-то тяжёлой птицы, и почувствовал, как по всему телу прокатился озноб. Солдат поднял голову и невольно замер на месте: прямо над его головой парила огромная тёмная птица. Она не летела, а именно парила, ему даже показалось, что эта птица иногда словно зависает в воздухе без всякого движения. На голове этого чудовища вместо глаз светились два оранжевых круга.