Самоцветное ожерелье Гоби - Юрий Липовский

Я взял обломок дерева в руки и, стараясь сдержать нахлынувшее волнение, стал внимательно его рассматривать.

Сквозь смоченную водой шершавую поверхность на поперечном срезе четко проступал своеобразный многокрасочный рисунок из радиально расходящихся полос и пятен палевого, сиреневого, зеленоватого и желтого цвета. По цвету и рисунку это, скорее всего, напоминало агат или декоративный кремень. Да, это действительно было окаменелое дерево аризонского типа, настоящая «окаменелая радуга».

Находка оказалась не единственной — в пробе из канавы нашли еще несколько обломков подобного типа. Теперь можно было не сомневаться, что мы отыскали в россыпи ее главный тайник. Остальное, как говорится, — дело техники.

— Остается обмыть находку кумысом, — возликовал Тумур. А вон и Дашвандан, кстати, едет за нами, — заметил он, глядя на темневшую вдали точку.

Постепенно смеркалось. Небо темнело, набирая ту холодную густую синеву, которой так славится бадахшанский лазурит. Разбухшее за день солнце багровым диском медленно клонилось к горизонту. Неожиданно в лучах заходившего солнца фиолетовая гряда холмов Эрдэнэ-Цогт озарилась необычным светом. Одна из вершин вспыхнула оранжево-красным пламенем, за ней вторая, третья… И вот уже языки небесного пламени лизали всю гряду. Я замер не в силах вымолвить слова и оторвать своего взора от этой фантастичной огненной пляски гор.

— Вот оно, «драгоценное пламя», — вырвалось, наконец, у меня. — Теперь понятен смысл названия этих гор — Эрдэнэ-Цогт!

— Может быть и так, — сказал стоявший со мной рядом Тумур. — В Гоби у нас много разных чудес, а сегодня мы нашли еще одно — «окаменелую радугу».

За разговором мы не заметили, что подъехал наш вездеход и маленький юркий Дашвандан выкатился из своей кабины.

— Ну как дела, геологи? — сразу спросил он. — Нашли свою радугу? — Увидев наши довольные лица, он все понял.

— И у меня для вас тоже есть новость: там, в айле, вас ждут, очень ждут.

— Кто там может нас ждать? — спокойно обронил я, с трудом отрывая свой взгляд от пылающей горы.

— Американец! — разом выдохнул Дашвандан, довольный произведенным на нас эффектом. — Настоящий ковбой в широкой шляпе и с винчестером — точь-в-точь как в том заграничном фильме про индейцев, что шел этой весной в Улан-Баторе.

— Что за чертовщина?! Откуда взяться американцу здесь, в глубине Гоби, вдали от туристских маршрутов, — воскликнул я.

— Ну-ка, рассказывай, Дашвандан, все, как есть, и без трепа! — насели мы на своего водителя, окружив его плотным кольцом.

— Вы что мне не верите? — надулся он. — Убей меня муха лапой, если соврал, — смягчился, наконец, Дашвандан, сощурив в улыбке свои маленькие блестевшие, как угольки, глаза.

— А дело было так, — начал он. — Сидели мы с нашим хозяином, старым Лубсаном, и пили кумыс, когда к юрте подъехал этот американец с монгольским гидом. Они немного посидели с нами, попили кумыс, поговорили об охоте, о том, о сем и собрались уже в обратный путь, в Гурвансайхан. И тут я проговорился: сказал, что вожу геологов, которые ищут здесь, в Гоби, окаменелое дерево, да не простое, а такое, как в самой Америке, в ихней пустыне Аризона. И как только я назвал Аризону, американец аж присел от удивления и сказал, что никуда не уедет отсюда, пока не увидит геологов — то бишь вас. Я дал слово немедля вас найти и доставить домой, так что вперед, — закончил свою речь Дашвандан.

Нам ничего другого не оставалось, как бережно погрузить свою находку в машину и отправиться в путь. Окрыленные удачей, мы неслись по бездорожью, подпрыгивая и ныряя, как на волнах.

Первый американец

У подножия сиреневых холмов, окаймлявших с востока каменистую равнину, белели похожие на стайку лебедей три крошечные юрты. Это был айл — монгольское кочевье, ставшее на время и нашей стоянкой.

Хозяином айла был молодой арат-верблюдовод по имени Жаргал, что в переводе с монгольского означает «Счастливый». Однако такое имя оказалось ненадежной защитой: два года назад судьба сыграла с молодым аратом злую шутку — от него ушла любимая жена. Она уехала с заезжим зоотехником в аймачный центр, променяв, по выражению Жаргала, «нашу Говь на красивую жизнь в каменном мешке». И остался Жаргал в айле с шестилетним сынишкой Батху и своим дальним родственником — молчаливым и суровым с виду стариком. Звали его Лубсан.

Старик этот, по словам Жаргала, — бывший лама,[8] очень мудрый и ученый человек, знающий языки, тибетскую медицину, астрологию, умеющий предсказывать погоду, будущее и многое другое. Встреча с таким человеком в пустыне была полнейшей неожиданностью, настоящим подарком судьбы, и я всячески старался воспользоваться такой удачей. Однако все мои попытки «разговорить» старика, и в частности получить у него объяснение названия гор Эрдэнэ-Цогт, были тщетны — всякий раз я наталкивался на его холодный и как бы невидящий взгляд. Оставалось ждать и надеяться на счастливый случай.

Кочевье Жаргала находилось в стороне от больших дорог и туристских маршрутов, и редкий путник, случайно оказавшийся в здешних краях, всегда был желанным гостем молодого арата. Даже роковая встреча с незваным гостем — зоотехником, — отнявшим у него жену, не ожесточила сердце Жаргала.

С широким степным гостеприимством он принял нас, геологов, неведомыми путями пришедших в его кочевье. Но в тот памятный день, когда мы нашли в россыпи аризонский камень, в кочевье появился еще один гость — первый американец. Когда мы, радостно возбужденные своей удачей, возвращались на свою стоянку, около привычных юрт стояли два новеньких газика, возле которых сновали незнакомые нам люди в цветастых халатах-дэлах. Среди них резко выделялась высокая сухощавая фигура человека в шортах пустынно-бежевого цвета и в такого же цвета рубашке с короткими рукавами. Сдвинув на затылок широкополую ковбойскую шляпу, он нацеливался кинокамерой на маленького Батху, державшего под уздцы своего строптивого верблюда по прозвищу Хэрулч (Забияка). Забияка между тем не выказывал никакого желания сниматься и упорно отворачивался от объектива, но сломленный, наконец, энергичными действиями мальчугана «корабль пустыни» злобно сплюнул и уставился в кинокамеру. Таинственный незнакомец защелкал киноаппаратом, а затем с довольным видом повернулся к нам.

— Хау ду ю ду! — произнес я, шагнув ему навстречу и лихорадочно подбирая необходимые для общения английские слова.

— Хау ду ю ду, — с улыбкой ответил незнакомец, протягивая крепкую жилистую руку. — Рад слышать здесь английскую речь, но бьюсь об заклад, что Вы не из Штатов. Немец? Поляк?

Я назвал себя.

— Русский?! — изумленно воскликнул турист.

Его белесые, выцветшие брови полезли вверх, и из-под них брызнули яркой небесной синевой глаза.

— Будем знакомы, мой бледнолицый брат, — шутливо произнес он, не отпуская моей руки и неожиданно переходя на довольно сносный русский язык.

— Меня зовут Билл Джонс. Зовите меня просто Билл. Я рад познакомиться с русским и попробовать поговорить с ним на его родном языке — недаром же я так мучительно осваивал его, — заметил Билл смеясь.

Нас окружили мои коллеги и спутники Билла: молодой щеголеватый проводник и пожилой степенный шофер.

— Нравится ли Вам монгольская пустыня? — спросил я Билла, чтобы как-то поддержать разговор.

— О, Гоби — настоящее чудо! — живо откликнулся он. — Я турист, объездил уже немало мест: охотился на Аляске, в Канаде и на севере Финляндии, но здесь я испытал и настоящий азарт от выслеживания дикого зверя и неподдельный восторг от всей этой первозданной и фантастически красивой природы.

— А где же Ваши охотничьи трофеи? — поинтересовался я, надеясь увидеть рога архара или джейрана.

— Вот здесь! — засмеялся Билл, хлопнув ладонью по вороненому корпусу кинокамеры. И, видя мое искреннее изумление, продолжал. — Я охочусь в основном с этой штукой. Вместе с ней я изучаю жизнь и повадки животных в естественных условиях. Ну, а ружье я применяю в исключительных случаях, в основном для спасения собственной жизни. Помнится, — продолжал Билл, присаживаясь у юрты, — бродил я в диких лесах Британской Колумбии, на западе Канады. И вот там, возле озера Бабин, посчастливилось мне выследить медведя-гризли. Я снимал его своей кинокамерой с расстояния пяти-шести футов. Вначале медведь вел себя вполне мирно, а затем насторожился, замотал головой и пошел на меня. Я все же успел заснять его крупным планом.

— И что было потом? — спросил я.

— А потом мне удалось метким выстрелом из винчестера сразить этого агрессора — иначе меня не было бы сейчас с Вами. Ну, а какие трофеи у Вас?

Тут мы достали из кузова нашей машины брезентовые мешки с окаменелым деревом и высыпали перед собравшимися их содержимое.