Под знаком змеи.Клеопатра - Зигфрид Обермайер

Конечно, я понял, что он хотел этим сказать: как личный врач царицы я буду больше занят при дворе, чем в мусейоне. Однако мне стало обидно, что он считает мое появление здесь необязательным, и я решил доказать ему, что мне есть что передать ученикам.

— Ты, может быть, слышал, уважаемый простат, что я спас царскому наварху ногу, когда он ее очень серьезно повредил. Я мог бы рассказать ученикам об этом случае. Еще более важной считаю я операцию, которую мы провели в Напате вместе с моим отцом. Нам удалось выпрямить ногу, которая криво срослась после перелома и стала короче, при этом после перелома прошло уже немало времени.

Его лицо стало замкнутым.

— Я филолог, и ничего в этом не понимаю. Поговори лучше с эпистатом медицинского отдела.

Тот оказался ко мне более внимателен и назначил соответствующий учебный курс на апрель и май.

— Приготовься к вопросам, потому что вместе с теми, кто действительно интересуется медициной, придет много и просто любопытных, которых привлечет твоя должность царского врача.

В оставшееся до курса время я решил по совету Цезаря заняться латынью. Он принес извинения властям города за пожар и обещал восполнить утраченные рукописи. Для этого он велел привезти на корабле из Рима тысячи томов из своей личной библиотеки. Часть недостающих книг он купил на свои собственные средства. Это сильно укрепило его авторитет в Александрии, что отразилось и на отношении к Клеопатре. Тем более что, несмотря на все опасения, Египет не превратился после этой победы римлян в римскую колонию, а у власти, как и прежде, осталась династия Птолемеев.

Цезарь и Клеопатра вернулись из своей поездки на юг в начале лета. Я уже вел занятия в мусейоне. Как и предупредил простат, места для всех учеников не хватало, и каждую лекцию мне приходилось повторять по нескольку раз. Новую квартиру я нашел довольно быстро. Теперь я жил ближе к мусейону, но и не так далеко от Ворот Луны, так что я не терял связи с моими родственниками.

Дядю Персея мое новое назначение чуть с ума не свело. Совсем недавно он ругал царицу «римской проституткой», а теперь не уставал хвалить ее и называл не иначе как «истинная мать страны», «воплощение Исиды» и «светоч на троне». Кроме того, он стал одержим одной идеей и весьма докучал мне некоторое время. Я получал двенадцать сотен драхм в год, у меня было звание личного врача и должность учителя в мусейоне — все это делало меня лучшим мужем для его дочери Аспазии. Он начал издалека, но когда я никак не отреагировал на это, то решил действовать напрямик.

— Она как раз в самом подходящем для замужества возрасте, красивая и здоровая — чего ты еще хочешь?

Все это было верно, и я даже не очень принимал ее за родственницу, поскольку она родилась через восемь лет после того, как мы с отцом уехали из Александрии. Но все же я отговаривался тем, что я ее брат, а, с врачебной точки зрения, браки между родственниками нежелательны.

— Посмотри на нашу царицу. Сотни лет Птолемеи женились на своих сестрах, и ничего, — возражал он.

— Это были браки на папирусе, и, насколько я знаю, от них никогда не рождались дети. Клеопатра и Птолемей Тринадцатый тоже были супругами, но можешь ли ты представить себе их в постели?

Он упрямо качал головой:

— Жениться на двоюродной сестре никогда не считалось чем-то необычным. Насколько я знаю, это нигде не запрещено.

— Я еще не собираюсь жениться, пойми же, Персей!

Глаза его недоверчиво сузились:

— А, мы теперь недостаточно подходящее общество для господина личного врача? Услышал бы это твой отец, он бы тебе задницу отшлепал!

Что мне было ему ответить? Здесь, в Александрии, Персей был главой семьи, и я обязан был оказывать ему уважение. Потом он изменил тактику. Очевидно, он хотел потихоньку, безо всякого нажима убедить меня в том, что Аспазия будет для меня самой лучшей женой. Он каждый раз посылал девушку на рынок, который находился неподалеку от моей новой квартиры, хотя ей приходилось полчаса идти до него. Персей точно рассчитал, когда я обычно бываю дома, и именно в это время неожиданно появлялась Аспазия, передавала мне привет от дяди и всегда приносила какой-нибудь гостинец с рынка: гранат, корзиночку фиг, свежую курочку. Обедал я обычно в мусейоне, а дома только иногда перекусывал, поэтому курочек мне приходилось раздаривать соседям. Наконец я попросил Аспазию не приходить больше. Из глаз ее тут же брызнули слезы.

— Конечно, я бы лучше ничего не делала, — всхлипнула она, — но отец вбил это себе в голову. Я бы лучше совсем убежала, если б только знала куда.

Аспазия была похожа на мать, такая же пухленькая и аппетитная — полная противоположность стройной, порывистой и искусной в любви Натаки. Вероятно, поэтому в голову мне все настойчивее приходили мысли, которые очень порадовали бы моего дядю.

Я успокаивающе погладил ее по руке:

— У меня возникла неплохая идея. Скажи своему отцу, что я должен подождать возвращения царицы и не могу действовать без ее согласия. Тогда он хотя бы на несколько недель оставит нас в покое. А потом еще что-нибудь придумаем.

С наступлением сумерек я отправился в небольшой публичный дом, где бывал уже много раз и раньше. Там. была одна гетера Аспазия — вряд ли, впрочем, это было ее настоящее имя, — которая быстро все поняла и сумела утолить мою тоску.

Мне недоставало Натаки, и не только по ночам. Я вспоминал ее приветливое лицо, как она быстро все схватывала, и ее сокрушенную физиономию, когда я ругал ее за что-нибудь или она чего-то не понимала. Я даже подумывал завести еще одну нубийскую рабыню, но боялся разочарования. Правда, Натаки навещала меня время от времени, но это была уже скорее будущая жрица, чем прежняя подруга, и, когда я хотел заманить ее в постель, она кокетничала и убегала.

Мне не терпелось вступить в свою новую должность при дворе, и когда однажды утром стало известно, что сегодня ожидают возвращения царицы, известие это подействовало на меня, как глоток возбуждающего вина. Сердце мое забилось сильнее, тоска прошла, и я вновь осознал свое новое положение: я Гиппократ, личный врач ее светлости, божественной правительницы Египта.

За несколько часов до прибытия царицы я уже был в гавани, одетый в свое лучшее платье, но не увидел ничего, кроме множества кораблей. Спустя какое-то время стало известно, что Клеопатра вместе с Цезарем высадились непосредственно у дворца. Я тотчас же попросил доложить о себе, ожидая аудиенции, но слуга в сомнении покачал головой:

— В ближайшие недели царица никого не принимает, она вот-вот ждет ребенка.

Цезарь не смог присутствовать при его рождении: ему пришлось срочно ехать в Понт усмирять правителя Фарнака. Он справился с ним быстро, так что весть о его победе дошла до нас скорее, чем сам победитель добрался до Италии, где не был уже два года.

Со времен Александра Македонского ни один из полководцев не одержал столько стремительных побед и не снискал столько славы. Осенью, когда Цезарь прибыл в Рим, он мог отпраздновать четыре триумфа: две победы в Египте и две в провинциях. Сестре Клеопатры Арсиное выпала при этом неблагодарная роль: она сопровождала триумфальное шествие закованная в серебряные цепи и представляла побежденных Птолемеев. Обычно таких знатных пленников потом убивали в темнице. Но Цезарь был жесток, только когда это было необходимо, в нем не было ни ненависти, ни жажды убийства. Арсиноя смогла потом спокойно уехать в Лидию, где нашла приют в храме Артемиды Эфесской.

Через десять дней после рождения Птолемея Цезаря, или Цезариона, — маленького Цезаря, как его прозвали в народе, — царица приняла меня в своем вновь отстроенном дворце на полуострове Лохиада. Никогда прежде я не видел такого великолепия. На первый взгляд это роскошное здание состояло только из мрамора, эбенового дерева, слоновой кости, золота и серебра. Колонны, пол и стены были сделаны из агата, порфира, яшмы и лазурита. Тонкая резьба на потолках из эбенового дерева была инкрустирована слоновой костью и полудрагоценными камнями. На стульях, лежанках и окнах сверкали золотом и пурпуром драгоценные ткани.

Царица заметила мое безмолвное изумление.

— Тебе нравится, Гиппо? Да, Египет богат и может достойно содержать своих правителей. Можешь ли ты сразу приступить к своим обязанностям?

Я поклонился.

— Ничего другого, басилисса, я не жду с таким нетерпением.

Она засмеялась и обратилась к стоявшей рядом придворной даме Шармион:

— Стоит ли этому верить? Или это только комплимент?

Высокая, очень светлокожая суровая красавица не улыбнулась, а только строго взглянула на меня:

— Комплименты мужчин ничего не стоят, моя госпожа. Их надо поскорей забывать и смотреть только на их дела.

— Слышишь, Гиппо? Нашу Шармион не так-то легко провести. Ну а теперь приступай к своим обязанностям. Я велела подготовить для тебя квартиру недалеко от дворца.