Лучезарный след - Елена Суханова

Разные они… Милорад – немного зануда. Если берётся за дело, то основательно. Пока задание качественно не выполнит, не успокоится. Пересвет рисковый. Сказала бы, что смельчак, но, полагаю, что руководствуется он не смелостью, а желанием порисоваться. Ратмир – дерзкий, беззастенчивый. Небывало свободный внутренне. Настолько, что вызывает уважение и лёгкую зависть. И ведь не сомневаюсь, что правильная семья пыталась ему привить некоторые запреты.

Мне вот сложно избавляться от комплексов, коими одарили родственники.

Глава VI

Я поднялась к нам на четырнадцатый этаж. Подошла к двери с цифрами 1407. И тут она распахнулась, позволив увидеть, как Лучезара выпроваживает своих новых подружек-первокурсниц.

Когда я замечаю, что люди немеют от восхищения при знакомстве с нашей ведьмой, то задумываюсь: чего мы с Радмилкой, собственно, так боялись подселения Чародейки? Большинство считает Лучезару замечательным человеком, милой, привлекательной девушкой и верным другом. Правда, большинство не видело, как она бьёт посуду и гнёт ложки.

Эти подружки взялись писать курсовик о сословиях и появились на нашем пороге несколько дней назад, чтобы лично познакомиться с колдуньей. И теперь приходят каждый день, расспрашивают. Никаких намёков не понимают. Попробуй, выгони.

– Всё, девочки, до завтра. Ко мне сейчас придёт клиентка. Волосы красить. А такое дело свидетелей не терпит.

Девочки демонстрировали откровенное сожаление по поводу вынужденного расставания. Печально вздыхали: «Так хотелось ещё поболтать».

– Тебе Дубинин просил передать, – я протянула соседке контрольную и диск, после того как за гостьями закрылась дверь. – Когда придёт твоя клиентка?

– Через час ещё. Устала я от них просто. Тебе нравится? – она повертела перед моими глазами диск.

Я покачала головой.

– Чушь несусветная. Ты его смотреть собираешься?

– О-о-о, я обожаю «Чёрные зори». Я обожаю Всеслава Видного. Он такой обаятельный.

Лучезара нежно уставилась на светопортрет кровососа. Я подумала, что сейчас она с ним миловаться начнёт.

– Можно совершать столь дикое преступление по вечерам, когда я работаю?

Оставшись без ответа, вопрос обрёл риторичность, не заложенную изначально. Тут я вспомнила про книгу Милорада, обнаружив, что всё ещё держу её в руках.

– Дубинин сказал, ты в курсе новостей, неким образом связанных с сословиями. Что он имел в виду?

– А, – Лучезара села на кровать, диск отложила в сторону. – Боюсь, вам с Радмилкой свежая идейка главы Академии не придётся по вкусу.

– Нам? – осторожно переспросила я.

Верещагина выдержала паузу, дабы подстегнуть моё любопытство.

– На самом деле она не такая уж и свежая. Глава нас посвятил в свои планы ещё в тот день, когда мы с отчимом к нему приезжали мой приём в ВГА обсуждать. В первых числах вересня. Он тогда…

– Ты не говорила, что у тебя отчим, – зачем-то вставила я.

Лучезара помрачнела. Вот так она о себе и пробалтывается. Потихоньку. По фразе в неделю. Чем больше скрывает, тем интересней. Судя по всему, отношения в семье отвратительные, но зачем молчать-то?

Чародейка продолжила, будто и не слышала меня:

– Он тогда сообщил, что ВГА – первый вуз, участвующий в программе объединения… ну или как его там?.. содействия?.. Нет… Короче, не только вам с Радмилкой страдать, что в соседи ведьму подсунули.

– Да мы и не страдаем, – неубедительно слукавила я.

– С Острова… ну, или не с Острова, но из Чародейного сословия скоро ещё нескольких человек в Академию зачислят. Со следующего года. Но сюрприз в другом. Чародеи среди Численных – штука, в общем, обычная, не так уж сильно мы друг друга и сторонимся. Только вот теперь в Академию попадёт и кое-кто из Забытого сословия. А такое, согласись, нонсенс!

Я похолодела и бросила взгляд на Милорадову книгу. На истёртой от времени обложке некогда золотыми, а сейчас побледневшими буквами значилось: «История сословий. Энциклопедия. Новейшие сведения. Меры безопасности. Способы ужиться». Думаю, автор переборщил, складывая столько слов в один коктейль, но ему видней.

– Он не может пустить Забытых в наше общежитие, – проговорила я, снова посмотрев на Лучезару.

– Может, – ответила та с загадочной улыбкой. – Вьюжина, бросай этот сословизм. Нельзя так. Ты думаешь, моего душку, – она кивнула в сторону слащавого актёра на диске, – снимают где-то на севере в павильоне с многоступенчатой защитой? Добряна, он в Великограде живёт! В куче журналов с ним интервью. Он ходит в наши клубы, лавки и трактиры, где его принимают на ура. И он потенциально опасен. Кровопийца. Лет пятьсот назад его бы сожгли, а сейчас любят. Он живой, как и мы. И в Академию примут живых Забытых, а не мёртвых. Политическая корректность пока распространяется только на живых, а ещё лет через пятьсот, глядишь, и мёртвых начнут в макушку целовать да в кино снимать.

– Это вряд ли… – сказала я и задумалась. Лучезара права. Некоторые Забытые давно живут в наших городах, кое-где их и на работу принимают. Общество вроде как старается идти им навстречу, но без энтузиазма. В крайне редких случаях. Забытых боятся все: и Численные, и Чародеи. Хотя сейчас уже не принято об этом говорить. Ныне любой борец за права человека с уверенностью заявит, что живые Забытые – такие же люди, как и мы. И вообще, нехорошо казнить человека только за то, что у него болезнь, толкающая на убийство себе подобных. Но тем не менее, если бы некоему представителю Численного сословия пришлось выбирать между десятком озлобленных на него Чародеев и одним лояльно настроенным Забытым, он, может и немного поколебавшись, выбрал бы колдунов. От них, во всяком случае, знаешь, чего ждать.

Забытых потому так и называют, что люди на протяжении многих веков хотели забыть про них. Уничтожали целыми деревнями. Правда, далеко не все Забытые живут в деревнях или вообще на каком-либо одном месте. Многие постоянно перемещаются; кто-то обитает в нехоженых лесах, горах, снегах… Далеко на севере. Оттого тот край и стал зваться Забытией.

Несколько веков назад почти все Забытые оказались уничтожены. Выжившие, по всей видимости, хорошо прятались. Поиски ничего не давали, и остальные сословия привыкли считать, что Забытые исчезли. Только закавыка в том, что испариться начисто они попросту не могут. Забытых, большей частью неживых, после войны объявилось столько, что люди за голову стали хвататься. Проблем и без того навалом, а тут ещё мертвяки со всех сторон лезут. Тогда и начали говорить, что не стоило истреблять всех Забытых. Живых следовало оставлять. Они с мёртвыми давно научились отношения выяснять и сами могли бы свою численность регулировать.

В то время в мире многое менялось. Медленно, со скрипом стало меняться и отношение к Забытому сословию. Тогда же выяснилось, что не вымысел и наличие четвёртого, названного «Другим», сословия. Этих принципиально долгое время небылицей считали. Оказалось, зря. После войны Другие повылезали из нор. Они тоже хотели восстанавливать свой мир. Однако Другие – не люди. Ведут себя по-человечески, кто-то злобен, кто-то миролюбив – а вот выглядят иначе. Их всегда можно распознать. Дух – он и есть дух. В мир людей духи лезут редко. Забытых же распознать не так просто. Тем более что у них мёртвые иногда выглядят лучше, чем живые. Да ещё стоит помнить, что межсословная ненависть сидит глубоко в крови. Что может выкинуть Забытый – неизвестно. Особенно если учесть, что он то же самое про нас думает.

Я переоделась в домашнюю рубашку и села на кровати, собравшись полистать книгу. Мысленно сперва поругала Милорада. Тоже мне затейник. Он считает, что я не имею о сословиях понятия? Литературу мне подсовывает. А потом всё-таки проникла в ту самую литературу. Следовало успеть, пока не пришла клиентка Лучезары. Они со своими разговорами не дадут сосредоточиться. Верещагина сунула контрольную в сумку, а взамен достала глянцевый журнал. Воцарилась тишина.

Свой опус-энциклопедию автор писал более восьмидесяти лет назад. Ни язык, ни тон книги мне не понравились с первых строк. Оттого я снова поругала Милорада. Ликбезом он занимается! Ещё и книжища такая толстенная. Но кое-какие интересные фактики попадались, потому книгу не откладывала.

Исследователь по фамилии Волков (что примечательно!) о Численных писал сухо, занимая нейтральную позицию. Перед Чародеями явно преклонялся: со страниц отчётливо слышалось подобострастное придыхание. О Других отзывался скептически. А Забытых он ненавидел. Он их презирал. Даже противно стало. То есть я тоже любви к Забытым не питаю. Но я и не знакома ни с кем из них. Поводов для любви не возникало. И ненависти не чувствую по той же причине. Забытых принято опасаться, а люди, как правило, на дух не переносят тех, кого боятся. Но почитав, я стала рассуждать как правозащитники. Мол, Забытые ничем не хуже нас. При этом выкинула из памяти, как сама буквально полчаса назад заявляла, что нельзя пускать кого попало в наше общежитие.