Катастрофа - Сергей Тармашев

— Тринадцатый, что там у тебя? — Вышел в эфир командир отряда.

— Двигаемся к холму, прошли половину пути.

— Три минуты до удара. Мы отрыли щели поперёк дороги. Первая в двух километрах от холма, вторая в четырёх. Большего не успеть. Какая вам нужна помощь? У нас много добровольцев, хотят идти тебе навстречу.

— Надо готовить грузовой вход, пассажирский всех не вместит. Если есть люди с носилками, пусть встречают около холма, у нас много детей, идём медленно. Есть расчёт места удара? Как далеко от нас?

— Сейчас. — Командир отключился, видимо, запрашивал Бункер.

Голова колонны была уже недалеко от холма, но люди сильно растянулись по узкой обочине, преодолевая попадающиеся на пути препятствия. Женщины и дети старались изо всех сил, самых маленьких приходилось нести на руках. Рация снова ожила:

— Расчёты сообщают о серии из трёх взрывов, пройдут практически подряд. Если их мощность будет такой же, то первая ударная волна достигнет холма через пять минут, третья — через семь. После этого прямой опасности не будет минут двадцать, потом ещё серия, точнее сейчас сказать нельзя. Следующий эфир через десять минут, сейчас всем выключить рации, не то останемся без связи. До удара семьдесят секунд.

Тринадцатый выключил рацию.

— Никому не оборачиваться! Вверх не смотреть, при вспышке закрыть глаза! Двигаемся быстрее!

Голова колонны огибала холм, когда тёмное небо осветилось ярче, чем в летний безоблачный полдень.

— Бегом!!! Бегом!!! Все за холм!!!

Две минуты — это так много. И так мало. Земля под ногами содрогнулась, кто-то упал, в лесу то тут, то там раздавался хруст дерева, беглецы выбивались из сил, пытаясь успеть. Небо вспыхнуло снова, и почти сразу вспышка повторилась, земля дрожала под ногами.

За холмом людей встречало десятка три спасателей. Отстающих подхватывали на руки и несли практически бегом. Когда последние беглецы достигли спасительной стороны холма, позади уже был слышен монотонный вой надвигающейся воздушной массы.

— Уши заткнуть! Рот держать открытым!

Воздушный таран достиг холма. Следующие несколько минут показались вжавшимся в камень людям вечностью. Землю била крупная дрожь, небо то вспыхивало, то снова погружалось в вечернюю тьму, рёв разбушевавшейся стихии заглушал все звуки, перепады давления грозили разорвать барабанные перепонки.

Тринадцатый сросся с подножием холма. Закрыв глаза, он мысленно отсчитывал минуты. Ничего нельзя сделать. Сейчас остаётся только ждать. Знакомая ситуация... Сколько раз ему оставалось лишь ждать, не имея возможности что-то изменить. В госпиталях после операций, неподвижно лежащим, опутанным трубками капельниц и дренажей. После боёв, у тел погибших друзей, в ожидании похоронной команды. И тогда, десять лет назад, когда, вернувшись из очередной горячей точки, прямиком в госпиталь, он с нетерпением ждал Машу. Ранение было пустяковое, всего и забот было на пару-другую сеансов биорегенерации, но врачи категорически отказывались выпустить раньше срока. Маша тогда работала на какой-то крупной бизнес-конференции, после которой она обязательно бы приехала. Она всегда приезжала. Но в тот день Тринадцатый её так и не дождался. Не появилась она и на следующий. Её телефон безразлично выдавал долгие гудки, словно игнорируя надоедливого упрямца. На третий день пришло коротенькое сообщение: «Привет, солнце! Я долго думала и поняла, что лучше мне не приезжать. Прости меня за всё». Позже общие знакомые рассказали о появившемся в жизни Маши всесильном олигархе. Сейчас, спустя десять лет, ирония судьбы свела его со Шрецким. Зла не было. Не было ни обиды, ни горечи, ни даже любопытства. Только пустота, не заполненная ничем и никем многие годы.

Боль с годами прошла, осталось лишь одиночество, с которым он свыкся за это время, словно со старым другом. И ещё была работа. Малые войны и большие конфликты вспыхивали по всему миру, без дела сидеть не приходилось. Там, в разгаре боя, он чувствовал себя нужным и полезным, там он жил. Гражданская жизнь стала какой-то чужой, далёкой и непонятной, заставляя его в мирной обстановке чувствовать себя незащищённым и уязвимым; наверное, именно так себя чувствует дикий тигр, внезапно оказавшийся в центре огромного мегаполиса. Но здоровье бойца спецназа не вечно, и день, которого Тринадцатый так боялся, однажды настал. Первая неделя гражданской жизни едва не раздавила бывшего офицера одиночеством. Надо было срочно чем-то заняться, чтобы не сойти с ума, и он без колебаний согласился, когда старый знакомый, тоже из бывших, предложил порекомендовать его в службу охраны «Подземстроя-2».

Подсознание отметило проход третьей ударной волны и вытолкнуло его из воспоминаний. В ушах звенело, услышать, что происходит вокруг, было невозможно. Тринадцатый огляделся. Со стороны Новосибирска разгоралась тайга, зарево по всему горизонту освещало искалеченный лес, создавая зловещую игру теней в сумрачном небе. Четыре гигантских грибовидных облака простирались в небо, пыль медленно, но неумолимо застилала небо. Дорога представляла собой месиво из обломков деревьев, камней и грунта.

«Двадцать минут», — въевшийся в кровь рефлекс думать в бою быстро и чётко помогал принимать решения практически мгновенно. Тринадцатый стал поднимать оглохших, потерявших ориентацию в пространстве людей, жестами направляя их в сторону Бункера. Спасатели пришли в себя быстро, сразу же включившись в работу. Самых маленьких детей усадили на носилки по трое-четверо, и спустя минуту колонна уже продиралась по дороге сквозь завалы. Тринадцатый включил рацию.

— Я — Тринадцатый, вызываю Бункер, приём. — Один из охранников, идущих впереди, обернулся и показал кулак с торчащим вверх большим пальцем. Рация работала. Офицер повторил вызов.

— Я — Бункер, слышу тебя! — Через звон в ушах откуда-то издалека донёсся треск эфира.

— Двигаемся к укрытию. Дорога сильно захламлена, люди контужены, скорость продвижения мала. Сколько у нас времени и что ожидать? — Треск и шумы усиливались, связь была неустойчивой, эфир забит наведёнными взрывами помехами.

— Через двадцать одну минуту будет ещё серия ударов, до вас достанет только одна волна, она будет у холма ещё через минуту. Потом у нас будет шесть минут и двадцать три секунды. После этого тут всё накроет. Похоже, по нам ударили прицельно. Расчёты показывают вероятность прямого попадания в Медвежью восемьдесят три процента. Через двадцать две минуты мы откроем грузовые ворота и постараемся выслать транспорт.

Люди боролись за свои жизни, упрямо двигаясь через завалы. Отблески зарева временами прорезали сумерки, отбрасывая длинные дрожащие тени от искорёженных деревьев, слабо освещая дорогу. Через двенадцать минут идущие достигли первой спасательной щели. Она была забита обломками деревьев, сцепившихся друг с другом. Переплетение ветвей, стволов и корней было настолько плотным, что образовавшийся барьер собрал вокруг себя гору обломков высотой в несколько метров. Завал пришлось обходить по лесу. Видимость ухудшалась, люди спотыкались и падали, раздирая в кровь руки и ноги, но никто не сдавался, дети практически не плакали, сосредоточенно продираясь сквозь искалеченный лес наравне с взрослыми. По ту сторону завала было значительно чище, люди перешли на бег, и скорость движения возросла.