Психиатрия и проблемы духовной жизни - Д. Мелехов

В книге "Философия православного пастырства" дифференцируются 2 формы (степени) одержимости по их духовно-душевной структуре:

1) Бесноватость (песессия) — как полная связанность души демоном, когда человек теряет всякое самосознание; личность его совершенно пленена, и

2) Одержимость (обессия) — как частичная плененность злой силой души человеческой или тела: человек сохраняет полное самосознание, возможность нравственной оценки своих поступков, но не имеет силы справиться с "влекущей его силой".

"Уговорить одержимого, а тем более бесноватого — нельзя, ему надо помочь".

С точи зрения врачебной также разграничиваются 2 формы эпилептических припадков и нарушения психической деятельности.

1. С полной потерей самосознания во время приступа и полным последующим забвением (амнезией) всего происходившего с больным и совершенного им.

2. С частичным помрачением или сужением сознания, с сохранением сознания своей личности и воспоминаний о происшедшем, с невозможностью справиться со своими аффектами, влечениями и побуждениями. Возможны (в особенности при длительных эквивалентах и сумеречных состояниях) колебания ясности сознания, смена периодов сохранности воспоминаний и отнесения переживаний к "я", к личности больного и периодов кратковременного помрачения или сужения сознания, когда эти периоды как облака на ясном небе ("обнубиляция" — колеблющееся, мерцающее сознание).

Все события и поступки больных во время приступов первого типа, даже самые тяжелые преступления, судебной психиатрией определяются как поступки, совершенные в состоянии невменяемости; больные освобождаются от ответственности за совершенные деяния, выносится решение о необходимости их стационарного лечения. В случаях тяжелых правонарушений (убийств, насилий, лишенных цели многодневных путешествий с нарушением правил общежития и т. д.) назначается принудительное длительное лечение в условиях строгой изоляции и надзора.

Если эти больные, узнавая от окружающих или от врачей о совершенных ими преступлениях против юридических законов и нравственных норм, приходят в недоумение, в ужас и сознают всю тяжесть своего антисоциального поведения, сожалеют о нем, то это служит признаком сохранности личности больного, способности критического отношения к болезни и гарантией того, что больной будет впредь выполнять все медицинские назначения и примет необходимость стационарного (и даже принудительного) лечения.

Если же больной является верующим христианином, сознающим не только социальную и моральную, но и духовную ответственность за свои поступки, то он принесет покаяние за поступки даже совершенные и в бессознательном состоянии. Это будет выражением и доказательством правильной, самокритической оценки своего поведения и сознания того, что "извнутрь из сердца человеческого" (а значит, и из области подсознания) исходят злые помыслы и они оскверняют человека даже в состоянии сна и беспамятства. Когда поведение определяется биологическими, психофизическими, "природными" процессами, "от естества", по Иоанну Лествичнику, у такого человека, имеющего сознание духовной ответственности за свои поступки, совершенные даже и при помрачении сознания, священник не может отказаться принять покаяние, отпустить грехи (если нужно, то с наложением эпитимьи), и это будет путем к правильной самооценке и восстановлению человеческого достоинства у больного, пришедшего в ужас или депрессию от сознания совершенного им.

Отсутствие такого сознания является свидетельством либо далеко зашедшего эпилептического слабоумия, либо врожденного морального уродства, пре-морбидной патологии нравственного сознания и совести, что должно учитываться и врачами, и духовником в процессе их психотерапевтической и воспитательной работы с больным.

Так было в одном случае бессмысленного, безмотивного и крайне жестокого убийства, совершенного эпилептиком в сумеречном состоянии: равнодушное отношение к преступлению при выходе из сумеречного состояния у молодого человека без явлений слабоумия вызвало недоумение у врачей. Когда же они, собрав все данные о развитии и жизни больного, обнаружили у него старое органическое заболевание мозга с задержкой развития высших качеств личности, с господством низших биологических потребностей, без каких-либо интересов и моральных ценностей, это отсутствие моральной оценки стало понятным. Больной был признан невменяемым, и ему было рекомендовано принудительное лечение в условиях строгой изоляции как представляющему социальную опасность, совершившему преступление в сумеречном состоянии.

Необходимость воспитания правильного критического отношения и социальной и моральной оценки своего поведения, своих поступков и аномалий характера в полной мере относится к приступам второго типа, протекающим без помрачения сознания, с сохранением воспоминаний о происшедшем.

Эти поступки и аномалии характера имеют закономерную, определяемую внутренними, физиологическими процессами, смену фаз и динамику, которая покоряет волю больного и во время приступа делает его неспособным справиться с "влекущей его силой аффектов и влечений".

По критериям Иоанна Лествичника такие состояния и колебания настроения, неподвластные духовным воздействиям и не прекращающимся от молитвы, происходят "от природы, от естества". И тем не менее, поскольку они проходят с ясным самосознанием, с сохранением чувства "я", отнесенности этих переживаний к "я" и сохраняются в памяти больного, они входят в общую сумму отрицательного или положительного личностного опыта, и, конечно, подлежат нравственной и духовной оценке. И борьба с ними должна вестись как врачебными и фармакологическими (лекарственными) средствами, так и у верующего человека — духовными методами и прежде всего выработкой "правильного отношения к своему греху и своему человеческому достоинству".

Этот вывод требует некоторого пояснения в свете положений, приведенных в первых главах.

Разделяя в человеке три сферы, три пласта его бытия, мы никак не должны забывать, что личность человека должна рассматриваться в единстве ее телесной и духовно-душевной организации. Митрополит Антоний (врач-хирург и психиатр по своему образованию и профессии) говорит так о значении тела в духовной жизни: "Тело, даже мертвое, лежащее в гробу, это не только кусок поношенной одежды, которая должна быть отброшена, чтобы душа могла быть свободной. Для христианства тело — нечто гораздо большее: нет ничего из того, что происходит с душой, в чем тело не принимало бы участия. Мы получаем все впечатления в этом мире, но также и в духовном мире частично через тело: вода крещения, хлеб и вино Евхаристии и т. д. взяты из материального мира. Мы не можем быть добрыми или злыми иначе, чем в союзе с нашим телом. С первого и до последнего дня жизни тело остается соратником души во всех делах и вместе с душой составляет целостного человека. Оно по праву соединено с миром духовным, божественным".

Достоевский лучше многих других знал, что стремления к духовным идеалам стоят человеку больших усилий. Преклоняясь перед свободой человеческого духа, он уважал естественные законы развития: "Что бы он ни делал, на всякое дело он смотрел как на выявление натуры" (Бурсов). Также он понимал и болезненные проявления в своих припадках и характере. Наверное, он не раз вместе с ап. Павлом мог восклицать: "Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти?" И, понимая болезненное происхождение, природную обусловленность ("от естества") как своих вспышек гнева и страсти, так и своих высоких минут озарения и счастья, он не освобождал себя от ответственности за состояние злобы, мрака и двойничества, не мог их отделить от "себя", раскаивался в них и вел с ними борьбу. Также не мог он отказаться от состояний счастья и высшего молитвенного раскрытия мира, природы и людей в минуты озарения: они обогащали его внутренний опыт и входили в общую иерархию ценностей, которыми он обладал. Не случайно эти слова князя Мышкина о счастье любви ко всем людям, ко всей природе, потом повторяет старец Зосима.

_________________________

Здесь мы подошли к глубоко интимным переживаниям верующего человека перед лицом болезни. И вывод этот имеет значение не только для больных эпилепсией, но и для других болезненных форм.

Депрессия обрекает больного на сознание безнадежности, уныния, преувеличенного чувства вины за свои грехи с мыслями о самоубийстве. Раскрывая больному болезненное, "природное" происхождение этих мыслей, духовник должен помогать врачу вооружать больного на борьбу с этими мыслями и намерениями, раскрывать их греховный характер, напоминать, что верующий человек не может подчиниться унынию и тем более думать о самоубийстве. Принятие и терпеливое несение креста в недели и месяцы депрессии, если она не уступает лечению — единственно верный путь.