Цветы и железо - Иван Курчавов

На колокольне оторвался лист жести, ветер шевелил его, и жесть жалобно скрипела и повизгивала. Над входом в церковь, ставшей в последние годы музеем, висел полинявший красный лоскут, вероятно остаток лозунга или плаката. Хельман решил взять двух солдат из охранной команды и походить по улицам: не остались ли где подобные лоскуты и дощечки с названиями: Советская, имени Коминтерна, имени Маркса… Ленина… Александра Невского… Немедленно снять!.. И заменить!.. Нет, на замену теперь не хватит времени, это потом можно сделать. А сейчас уничтожить все то, что напоминает о Советской власти. Тогда у «друга детства» Гельмута Мизеля не будет повода для доноса.

Гельмут Мизель не изменился за этот год. Его черные, лоснящиеся, пропитанные кремом волосы разделены безукоризненным пробором. Они немного поредели, и сквозь них просвечивала розоватая кожа. Холеное лицо стало синеватым от частых массажей. Он часто открывал рот, будто хотел похвалиться зубами, ровными и белыми, и единственной золотой коронкой, поставленной, возможно, не ради надобности, а лишь для красоты. Длинный горбатый нос и утолщенные губы делали лицо Гельмута волевым и решительным.

Приехал он поздно и, не застав Хельмана в комендатуре, завернул на его квартиру. Он шумно выражал свою радость, долго жал руку приятелю, хлопал его по спине и заверял, что Ганс очень хорошо выглядит и что ему русский климат прописан врачами. Мизель уже был штурмбаннфюрером — майором СС, у него прибавились еще две награды. Веселое настроение не покидало его.

— Знаешь, Ганс, — говорил он, усадив Хельмана, точно гостя, в кресло, а сам расположившись на диване, — не знаю, кто как, а я русским признателен: они все время помогают мне получать новые чины и награды.

— Ты, Гельмут, перед войной занимался русскими? Я правильно догадывался? — спросил Хельман.

— Да, русскими. И давно. Больше семи лет. Я тогда работал в Абвер[7]. Из-за русских я стал неутомимым путешественником. Теперь все позади, и я не боюсь раскрыть кое-какие тайны. В эти годы я побывал в Москве, Испании, Японии, Польше, Финляндии, объехал полмира. И все из-за них, моих благодетелей.

— Я буду рад услышать от тебя все, что ты найдешь нужным рассказать. Это очень интересно, Гельмут.

— У меня всегда было желание поделиться с тобой новостями, Ганс, но еще год назад за каждую такую новость у меня могла полететь голова с плеч!..

— Я понимаю твою службу, Гельмут, она требует скрытности, — сказал Хельман.

— Еще какой!.. Да, да… В Москве я был в качестве корреспондента. В Испании — тоже. Во время войны между испанцами, а точнее, между коммунизмом и национал-социализмом. В те годы розовощекий младенец — национал-социализм — положил на обе лопатки своего противника, который был старше его. В Японию я приехал накануне боев. Штаны самураев после Халхин-Гола пахли скверно!.. Финны воевали лучше, они помогли нам понять современную русскую армию. А Польша поставила нас лицом к лицу с будущим противником, и мы точно узнали все полки, дивизии и корпуса, которые нам доведется бить. Наши войска уже оценили и еще больше оценят, что мы не зря получали от рейха содержание и награды.

— Войска хорошего мнения о нашей разведке, — соврал Хельман.

— Не всегда. Многие в войсковых штабах считают, что если мы не ходим в атаки, то у нас меньше заслуг перед рейхом. Это глупость, Ганс! Вот и теперь: у них враг только впереди, а мы действуем всегда в полном окружении противника.

— Да, и у вас, и у нас всегда полное окружение, — согласился Хельман.

— Еду к тебе — обстреляли. Оболтусы! По бронированному автомобилю из винтовок! Пули — как от стенки горох. Ох, Ганс, и прочесали мы лесок! Троих подобрали. Местный полицай говорит, что один очень похож на Огнева… Он тяжело ранен, я отослал его к себе. Хорошо, если это действительно Огнев… А почему мы с тобой ведем разговор всухую? В Риге мои парни захватили хороший склад. Должен сознаться, что русский коньяк «Арарат» штука неплохая. Русская водка — тоже. У меня хватит русских вин, чтобы отпраздновать победу над русскими!

Пока ординарец накрывал стол (Хельман не доверял русским и не брал служанки), приносил из машины вина, Гельмут Мизель сообщил, что он со своей группой расположился в сотне километров от Шелонска, куда он только что переехал из Риги, что визиты в Шелонск будут частыми и он будет рад встречаться со своим добрым приятелем, что теперь, как никогда раньше, они будут полезны друг другу. Он уже успел осмотреть квартиру Хельмана, побывал в спальне и был немало удивлен тем, что здесь жил секретарь райкома Огнев. Но тут же Мизель позавидовал Хельману: служба безопасности разместилась в селе и Мизелю пришлось занять дом правления колхоза — деревянное здание, состоящее из двух неоклеенных и неуютных комнат.

Гельмут Мизель оказался гурманом, к тому же запасливым и щедрым. Круглый стол заполнили вкусные, аппетитные яства, по которым соскучился Хельман в Шелонске. Паюсная и кетовая икра, остэндская камбала, красная рыба, голландский сыр, лимоны и мандарины, ветчина и копченые колбасы, шоколад и конфеты в красивых коробках — все это лежало на столе и манило к себе, ласкало глаз. Калачниковские яблоки и груши — сочные и красивые — все же никак не шли в сравнение с тем, что привез Мизель.

Майор предложил первый тост за фюрера, и рюмки выпили до дна; за службу безопасности и ее шефа Гиммлера — и опять до дна; за доблестных рыцарей службы безопасности, за тех, кто не сегодня, так завтра возьмут Петербург и неудержимой лавиной двигаются на Москву. И все до дна: такие тосты не позволяют оставлять в рюмках вино, да и настроение было такое, что нельзя было остановиться на половине.

— Да, Москва, Москва! — произнес Мизель и поставил пустую после очередного тоста рюмку на стол. — Из нашей тройки больше всего повезло Карлу, Ты знаешь, где он сейчас?

— Могу только догадываться. Где-то там, на главном направлении.

— Карл в особой команде. «Москау»! О, они наведут порядок! В Москве он, конечно, станет оберштурмбаннфюрером. Подполковник СС Карл Кох! Это звучит совсем неплохо! Как ты считаешь, Ганс?

— Да… превосходно… Как ты думаешь, Гельмут, после Москвы и Ленинграда можно считать наш великий поход законченным?

— О да!

— Но у большевиков останутся еще Кавказ, Сибирь, Дальний Восток.

— Падет Москва, и к нам на помощь придут Турция на Кавказе, а Япония в Сибири и на Дальнем Востоке. Впрочем, мы и сами управимся: зачем нам нужны помощники, которых мы завтра объявим неарийцами со всеми вытекающими отсюда последствиями?! Времена наполеоновских походов, когда русская армия, оставив Москву, спокойно готовилась к контрнаступлению, давно миновали. Ныне армия без четкого управления, мощной боевой техники, достаточного количества боеприпасов и хороших коммуникаций перестает быть армией. Конец Москвы будет означать конец России. Карл пишет, что они преследуют дезорганизованную армию, которой, дай бог, унести свои собственные ноги!