Ласточка с дождем на крыльях - Евгений Дубровин

– Ну что ты… – смутился Ярослав Петрович.

– Это называется «целовать в сахарные уста». Ничего, не смущайся, потерпи. Нашей идиллии остался час – не больше. Как только твои приятели протрут глаза – сразу же пошлют за тобой вертолет. Он будет лететь вдоль тропы, и ты должен отойти от сакли до развилки, чтобы они подумали, что ты возвращаешься от пастухов. Это километра два. Так что осталось не много… Слушай, у меня есть к тебе серьезный разговор.

– Деловой?

– Да.

– У нас так мало времени. Решим все вопросы потом. Из Москвы. По телефону.

– Этот вопрос по телефону не решишь. Слушай, давай поженимся, а?

Красин молчал. Вообще-то рано или поздно он ожидал нечто в этом роде. В конце концов связь с женщиной, которая полюбила, обязательно проходит через эту стадию. Конечно, не все женщины, которые его любили, но все-таки большинство из них предлагали бросить все привычное, обыденное и начать новую жизнь, где будут взаимопонимание, красота и гармония, не говоря уже, конечно, о вечной любви. Они согласны оставить детей, квартиру, наряды, побрякушки, уехать из Москвы хоть куда: на север к оленеводам и жить в чуме, на юг к кочевникам и жить в юрте.

Конечно, потом все это проходило, и оставались тайные свидания, рассчитанные по минутам, в чужих квартирах приятелей или приятельниц, на чужих диванах и кроватях, пахнущих чужими запахами. И вместо вечной любви были суетливость, страх и ощущение, чтобы скорей все кончилось… Оно и кончалось. Любовь, основанная на страхе, не может существовать долго.

– Как ты все это представляешь? – спросил Красин, хотя уже знал, что она скажет.

– Мы бросим все и поселимся здесь, у деда Самига.

– А дальше? Что же мы будем делать?

– Как все… Работать, творить… У меня есть деньги, я продам драгоценности бабушки… Можно что-нибудь делать в колхозе… рабочих рук там не хватает. Но самое главное – мы будем строить свой дом. Ты же архитектор. Ты создашь гениальный проект дома, которого еще не существовало на земле. Ты используешь все, что здесь есть: горы, лес, луга, водопады, ледник, туман, солнце, звезды… Я буду у тебя дизайнером. Я украшу этот наш дом. Мы освободим плодородные земли, занятые поселками и городами, мы дадим людям возможность жить не среди каменных, дышащих чадом джунглей в комнатах – спичечных коробочках, а здесь, где человек почувствует себя единым целым с природой. Основа домов уже существует. Это горы. Вместо того чтобы возводить домостроительные комбинаты, лепить непрочные блоки, соединять их, делать еще тысячу сложнейших дел, можно ведь просто углубляться внутрь гор. Почему мы забыли про горы? Ты помнишь, ведь человечество начинало строительство именно с гор. Оно растеряло естественные пещеры. Ну, соглашайся, Ярочка! Ты же умный и талантливый! Если мы этого не сделаем, то кто тогда? Ну что тебя держит? Положение, место? Жена, которую ты не любишь и которой нужен не ты, а деньги? Сын, который тоже расценивает тебя как источник «тугриков» и у которого уже своя жизнь? Что? Ответь, что? Или тебе не нравится моя идея?

Он погладил ее по черным блестящим, чуть влажным волосам. (Неужели она уже успела искупаться в ручье?)

– Милая фантазерка. Думаешь, ты первая, кто хотел вырваться из действительности и создать нечто не обыкновенное? Таких было много. Их втягивала назад повседневность.

– Но ведь были которые и вырывались!

– Были, конечно. Циолковский, например, современный Икар. Но даже он не увидел то, о чем мечтал.

– Тебя пугает только это? Ведь для творца важен сам процесс работы. Ты же сам учил нас этому на лекциях.

– Да. Это верно…

– Пусть за наши жизни мы не успеем даже начать строить. Но мы создадим все это на бумаге. Ведь после нас, Ярочка, останутся чертежи. Останутся ученики. Да и потом… Гордеев – твой друг. Он любит всякие необычные штучки… Он тебе поможет. У тебя останутся связи в Москве. Возможно, мы успеем сделать экспериментальный дом…

Красин посмотрел на часы, опять нежно провел ладонью по черной головке.

– Пора…

Зоя послушно встала и принялась убирать со стола.

– Гордеев… – одеваясь, говорил Ярослав Петрович. – Игнату нужен сиюминутный успех. Шум, статьи, кинохроника, симпозиумы, конференции, гром оркестров. Ошеломить – основная его задача. Вот теплица – оранжерея – зверинец. Это дело! Во-первых, поражает сама оригинальность идеи. Во-вторых, легко «пробивается» и строится. И в-третьих, много лет можно пожинать лавры славы, пока не взбредет еще какая-нибудь идея… Связи в Москве… Они держатся на моей должности. Как только я уйду из института, все связи оборвутся.

– Разве у тебя нет друзей?

– Конечно, есть. Но это все так называемые «деловые друзья».

– И для души – деловые? Но это же страшно… так жить…

– У меня нет времени. Весь мой день расписан по минутам. Я даже в выходной день не могу побродить просто так, бесцельно…

– Я спасу тебя! – воскликнула Зоя страстно. – Теперь-то уж я уверена, что должна это сделать. Твой талант не погибнет! Я буду рядом, когда тебе это потребуется. Я уйду – насколько ты захочешь, если тебе захочется побыть одному. Я даже не буду возражать против ухаживаний за другими женщинами. Но тебе не захочется за ними ухаживать…

Они уже шли по тропинке. Туман в ущельях медленно рассеивался. Отдохнувшие за ночь от жары и ветра горы дышали свежо, радостно, легко молодыми чистыми легкими, и у Красина, когда он делал глубокий вдох, слегка кружилась голова. Озябшие в росных деревьях, одурманенные хмельным воздухом птицы пищали, прыгали по веткам, пытаясь согреться и поскорее добраться до верхушек деревьев, куда, как они знали по опыту, раньше всего приходило солнце.

Было сумрачно, прохладно, однако среди камней, деревьев, травы, воды, казалось, солнце никогда не встанет и никогда не появится на бесконечной тропинке ни зверь, ни человек. Красина охватило чувство, которое он раньше никогда не испытывал, будто он присутствует при сумерках Земли, когда Солнце уже почти остыло и сквозь атмосферу стал просвечиваться космический холод.

Плащи они оставили в сакле, Зоя немного мерзла, и они шли рядом, он обнял ее за плечи, идти было неудобно, так как тропинка то и дело суживалась; тогда он пропускал ее вперед и согревал лишь ладонями холодные локти. Подол белого макси-платья, которое он заказал по телефону и которое она надела ради него сюда, в горы, цеплялся за траву и кусты, стал мокрым от росы, и он чувствовал, как холодно ее ногам.

– Я представляю наш дом так, – быстро говорила Зоя, очевидно боясь, что вот-вот послышится шум вертолета и она не успеет убедить его. – Все жилые помещения, необходимые учреждения: почта, медпункт, киоски, магазины, гаражи – внутри скал. Каждая квартира имеет выход на склон. Здесь можно сделать нечто вроде нашей лоджии, но, конечно, больших размеров; с садом, ручьем, бассейном, спортивными сооружениями, кусочком естественного ландшафта. Можно учитывать вкусы человека: у подножия горы жарче, растительность богаче; ближе к вершине – холоднее, природа суровее, недалеко Ледник…

О Леднике Зоя сказала особым голосом, видно, лично она хотела иметь квартиру на вершине горы, вблизи Ледника.

– Между горами, долинами – система канатных дорог, как грузовых, так и пассажирских. Отпадает надобность в строительстве обычных коммуникаций, исчезнет пыль, грязь, загазованность. Внутри – эскалаторы, лифты. В одной из долин – аэродром… Ярик, родненький, ну соглашайся… Это же так интересно… А пока мы будем жить у Самига… и пить парное молоко, и собирать виноград, и пасти стадо… А корда на тебя нападет хандра… Она нападает рано или поздно на каждого… Москва… Это же три часа лета…

За горой послышался стрекот. Все-таки Зоя оказалась права: они послали за ним вертолет и тот летел вдоль тропинки, чтобы не разминуться.

– Мне нельзя… чтобы нас видели… пока ты не решил… Я не тороплю тебя… Я знаю… Бросить такую должность… Все: семью, привычки, друзей, пусть хоть и деловых… Но ты подумай. Ведь больше такого случая не будет… Нам уже немало лет, а жизнь, к сожалению, дается один раз…

Зоя прижалась к нему мокрой от росы, холодной щекой. Он хотел поцеловать ее, но она отстранилась.

– Дурная примета.

– Одно я тебе могу обещать твердо, – сказал Красин, он жадно гладил ее плечи под скользким платьем. – У меня отпуск в сентябре. Уедем в Прибалтику. На остров, в дюны… У меня там хороший знакомый… Начальник маяка…

Он все же поцеловал ее в губы. Губы был солеными. Все-таки это была не роса. Наверно, рассказывая ему о доме, она потихоньку плакала и размазывала пальцами слезы по лицу, чтобы он ничего не заметил.

– Смотри, смотри! – воскликнула Зоя. Он оглянулся по направлению ее взгляда. Вершина горы у Ледника быстро затягивалась черной тучей. Между тучей и местом, где кончалась растительность и начинались языки Ледника, колыхалась светло-синяя пелена. Донесся сначала шум, а потом запах ливня.