Смерть под занавес - Екатерина Красавина

- Пришел Рудик, - сообщила, заглянув в комнату, Лина Юрьевна.

Рудик сидел перед Катей как Будда, настолько он старался придать себе отрешенный и одновременно просветленно-мудрый вид.

- Я слушаю вас, - голос у него был высокий, ненатуральный.

- Вы давно работаете у Эллы Александровны?

- С самого начала.

- А до этого?

- В студенческом театре МГУ.

- Какие роли играете у Гурдиной?

- Какие дадут, мы не выбираем.

- В тот вечер, кажется, играли "Сон Шекспира в летнюю ночь"?

- Да.

- Вы там были заняты в главной роли?

- В этой пьесе нет второстепенных ролей, все роли, как это было задумано Эллой Александровной, главные. Вы читали "Сон в летнюю ночь"?

- Давно.

- То, что поставила Элла Александровна, не имеет ничего общего с классической пьесой Шекспира. Здесь собраны отрывки из других его пьес, в основном посвященные снам, видениям, здесь есть рассуждения об актерской игре, о смысле театра...

- Интересно. А вы не заметили в тот вечер чего-нибудь необычного?

- Нет, - лицо Рудика было непроницаемо, - абсолютно ничего.

- Значит, вы закончили играть, а потом?

- Потом, как всегда, дали занавес, мы стали выходить на поклоны, сначала все вместе, затем Анжела с Артуром. Когда они уже ушли со сцены, случилась небольшая техническая авария - долго не давали занавес, последней вышла Анжела, она-то и увидела этого человека.

- А вы его не знаете? - Катя достала из сумки фотографию и передала ее Рудику.

- Нет, я уже об этом говорил.

- Кому? - Катя слегка подалась вперед.

- Ребятам. Я подошел и сказал. Многих поклонников я уже знаю в лицо, но этот у нас, по-моему, раньше не бывал. Хотя я могу и ошибиться.

- А что вы можете сказать о других актерах?

- Ничего. Коллектив у нас хороший. Правда, мы друг с другом почти не контактируем, в основном только по работе, поэтому никаких сплетен и слухов я не знаю, да и не интересуюсь ими.

- А кем вы хотели стать до того, как пришли на сцену?

На лице Рудика отразилось едва уловимое смятение.

- Не думал об этом.

- А книги по психологии?

- Они не мои - это как бы коллективная библиотека, иногда я заглядываю в них, актер должен быть хорошим психологом, знать, как психологически точно сыграть ту или иную сцену, это очень помогает при работе над текстом.

- Понятно.

Рудик сидел как бы рядом и в то же время очень далеко.

- А что вы можете сказать о Юлии Мироновой?

- Актриса была неплохая, хотя я бы не назвал ее талантливой, как некоторые критики. Может быть, излишне тянула одеяло на себя, в нашем театре это не принято, мы играем в ансамбле. Но в целом...

- А как человек?

- Мне лично она не нравилась. Жесткая и бескомпромиссная. Такая как скажет, так и сделает, не войдет ни в какие обстоятельства.

Голос Рудика звенел, как стрекот кузнечика: звонко, без запинок, на одной ноте. Он мало напоминал актера, скорее мальчика-отличника. У Кати был когда-то такой знакомый, излишне педантичный, нудный и скучный. По-видимому, это был тип людей, для которых жизнь была аккуратно расчерчена, как шахматная доска, и движение можно было совершать только в пределах черно-белых клеток. Казалось, его нельзя было вывести из себя или увидеть возмущенным, взволнованным.

- А кто является вашим постоянным партнером, все-таки с кем-нибудь вы дружите или более тесно общаетесь?

- Я уже объяснил, - Рудик говорил без тени возражения, ровно, спокойно, как если бы он вдалбливал урок не понимающей ученице, - мы все контактируем в основном в пределах театра. Мы слишком разные люди и слишком устаем от общения друг с другом, чтобы еще заниматься совместным время-препровождением вне работы.

Катя почувствовала себя оконфузившейся школьницей.

- Да, конечно. Спасибо. Если возникнет необходимость, я обращусь к вам. - Сухо кивнув, Катя с горящими щеками вышла из комнаты. "Отхлестал как девчонку, ведь он мой ровесник, а такой менторский тон, такая поучительность!"

Рудик с силой сжал фарфоровую собачонку, и она хрустнула в его руке. Осколок отломанного уха больно впился в ладонь. Показалась кровь. Он ненавидел таких самоуверенных твердых женщин, они вызывали в нем страх, смешанный с отвращением. "Что ей здесь надо? Неужели она не понимает, что они - актеры, всего лишь актеры, привыкшие играть до конца, до самого конца... жизни".

Станислав Робертович Рубальский сидел почти загримированный. Не то король Лир, не то Просперо из "Бури". "Осколок другой эпохи", - вспомнила Катя слова Гурдиной.

- Так о чем вы меня хотели спросить, милая девушка?

- Расскажите о себе.

Станислав Робертович поднял брови:

- Неужели это вас серьезно интересует? Это просто смешно Я всегда считал, что лучшая биография актера - его роли. А обо всем другом можно будет прочесть в некрологе. Вот и все.

- Во-первых, это не совсем так, - не согласилась Катя, - если бы действительно все руководствовались вашими словами, то поп-индустрия давным-давно бы вымерла. Посмотрите популярные журналы, там целые развороты отводятся историям о личной жизни звезд, похождениям их отпрысков, скандалам и так далее. А во-вторых, все-таки мною движет не праздное любопытство, а желание поскорее довести расследование до конца. Вы меня понимаете?

- Да, да, - закивал Станислав Робертович, - и как я сразу не сообразил. Знаете, милая девушка, в старости иногда становишься таким бестолковым.

Катя промолчала. Актер явно напрашивался на комплимент.

- Родился я во Львове. Львов, как и Одесса, - это особое южное барокко, щедрое, солнечное, незабываемое. Я с младенческих лет словно пропитался солнцем. Помните, как у... не помню у кого: "Дорогу, дорогу гасконцам, мы - дети родной стороны, под жарким полуденным солнцем и с солнцем в крови рождены". Так и я родился как бы с солнцем в крови...

Кате вдруг стало казаться, что она сидит перед экраном телевизора и очередной слащавый дяденька монотонно рассказывает бесконечные истории из "жизни замечательных людей". "Конечно, во всем действительно виновато солнце, - подумала Катя, - такая жара стоит который день, на кого хочешь подействует, не только на семидесятилетнего актера. Что же делать? Прервать неудобно, а так я себя обрекаю на многочасовое сидение, умирая от скуки".

- ...После того как я закончил школу... первая роль как первая любовь...

- Постойте, - не выдержала Катя, - но Элла Александровна сказала мне, что вы - не профессиональный актер.

- Формально это так, но у меня большая практическая школа выступлений в самодеятельности, театральных кружках в Крыму. Там я и познакомился с Эллой Александровной.

Дрема мигом слетела с Кати:

- Элла Гурдина работала в Крыму?

- Нет, нет, мы познакомились на театральном слете. Она была молодой и очень красивой, и тогда уже необыкновенно величественной, статной. Не случайно многие называют Эллу царицей. Вы знаете, была такая очень знаменитая актриса голливудская, Одри Хепберн? Может, вы смотрели "Римские каникулы" с ее участием? Так вот, с легкой руки Франка Синатры Одри называли принцессой, а Эллочку в Москве величают царицей. - И Станислав Робертович рассмеялся, очевидно, довольный своей остротой.

Катя стиснула зубы. Она понимала, что еще немного и она треснет чем-нибудь по башке этого самодовольного и занудливого старикашку.

- Ну и когда вы пошли в услужение... к "царице"? - съехидничала Катя.

- Второй раз мы встретились с Эллочкой уже много лет спустя, я работал в массовке в одном из московских театров. Элла, как ни странно, вспомнила меня, Крым, Ялту, молодость. Поразительная память! Удивительная женщина, поверьте мне, второй такой нет! Так о чем я? Ах, да! Итак, мы встретились, разговорились, и она предложила мне попробовать себя на больших ролях, во всяком случае, не на второстепенных. Я подумал и согласился. По своему артистическому темпераменту я всегда тяготел к масштабным, эпическим характерам, и тут представилась такая возможность, я не мог ее упустить. А потом, мы с Эллой рождены с одним солнцем в крови. Вам, правда, этого не понять! - И Станислав Робертович большой кисточкой стряхнул остатки пудры с наклеенного носа.

Катя молчала. Ей вдруг ужасно захотелось стереть весь грим с лица Рубальского и посмотреть на него настоящего. Но это было невозможно. Катя неоднократно читала и слышала рассуждения о том, что актерами рождаются, что талант актера рано или поздно даст о себе знать. Но теперь ей казалось, что это была не вся правда о сущности актера. Наверное, страсть к лицедейству все-таки приходит не сразу, постепенно, формируется в течение жизни. Возможно, в этом есть почти болезненная тяга уйти от себя, прикрыться чужими словами и страстями, выдав их за свои собственные.

Станислав Робертович вдруг замкнулся, заду-мавшись о чем-то своем.

- Простите, а вы не заметили чего-то особенного в тот вечер, когда был убит человек в партере?

- А я вообще не играл в тот вечер, я находился дома. Я не занят в спектакле "Сон Шекспира в летнюю ночь".