Пиночет - Борис Екимов

Катерину заметили, глядели на нее. Женщина фигуристая да еще - при мехах. Это в Сибири песцами не удивишь, а здесь - редкость.

Она поздоровалась и уже проходила мимо, да вдруг увидела старинную свою подругу: когда-то с ней в школе учились. Она бы ее не признала вовсе, но, постарев и подурнев, подруга стала похожа на мать свою, покойную тетку Варю. И если бы Катерина не знала, что тетка Варя умерла, она бы ее и окликнула. Но то была уже не мать, а дочь. Катерина подошла к ней, поздоровалась и, не сумев сдержаться, сказала:

- Господи... Как ты изменилась... Все мы изменились, - мягко добавила она, жалея подругу.

- Изменишься, - резко ответила та. - Братушка твой поедом ест. Загрызает... Тут изменишься. В гроб вгоняет.

- Как? - не поняла Катерина. - Почему?..

И женщина вдруг закричала:

- Потому, что зверюка он, не человек! Пиночетина! Всех готов загрызть! - И без того заветренное, морщеное лицо женщины потемнело, сузились глаза. Она с ненавистью глядела на Катерину, которая была виновата не только родством с вражиной Корытиным, но всем своим видом: сытым лицом, мехами, сладким запахом парфюмерии. Тоже чью-нибудь кровь пьет, порода одна. - Ненавистные... процедила женщина. - Но бог накажет... - не договорив, опомнившись, она резко повернулась и зашагала прочь.

А Катерина растерянно оглядела тех немногих людей, что стояли у торга. Ничем ответить она не могла, да и не смогла бы, потому что душили подступившие от обиды слезы. Она повернулась и быстро-быстро, почти бегом, пошла от магазина, напрочь забыв, куда и зачем собиралась. Она спешила по улице и чуяла, что вослед ей глядят, и казалось, вот-вот раздастся еще что-то обидное и больное.

Скорей, скорей унести бы ноги...

Не помня себя, она добежала до дома. И лишь за порогом, дверь прикрыв, вздохнула облегченно.

- Чего так скоро? - спросила из кухни невестка и, не дождавшись ответа, вышла в прихожую. - Чего?..

Катерина сидела одетая, как вошла: лицо закрыто руками.

- Что с тобой? Что случилось?..

Волей-неволей, а пришлось рассказать.

- Господи... - заохала невестка. - Нашей кровушки мало попили, так на тебя кидаются. Ни стыда, ни совести... А ты не бери к сердцу... Народ ныне извадился. Совести нет, а дури - конем не наедешь...

Она помогла раздеться; на кухне чайник поставили. Катерина вроде отошла, со вздохом попеняла:

- Надо братушке как-то помягче быть. Все же люди...

- А мы - не люди? - горько спросила невестка. - И капканы на него ставили. И машину подломали, вверх торманом в балку летел. Спасибо, бог спас. И поджигали...

- Вас?

- А кого еще?.. Спасибо, сосед углядел под утро, так загорелось...

- Господи... За что?

- Есть за что. Заворовались да запились. Тянули все подряд. А он обрезал. Да по рукам... А кое-кого... - Не больно разговорчива была невестка. - Ладно. Давай чаю попьем... - сказала она.

Чаевничали на кухне. За чаем понемногу и мысли, и речи потекли иные: о нынешней славной зиме, о доброй памяти прошлых зим, совсем давних, из детства да юности.

Но нынешний день еще не кончился. И он готовил для женщин новый подарок.

Телефон в доме Корытиных звонил лишь по вечерам. Днем обычно молчал. Знали, что хозяин дома не сидит. А тут вдруг позвонили, попросив Катерину. Хозяйка удивилась:

- Тебя... - и добавила в сторону от трубки: - Видно, подруги прослышали.

Удивилась и Катерина, трубку взяла:

- Слушаю...

- Вы по профессии - врач? Правильно?

- Да. А что случилось? Помочь надо?

- Надо. И причем срочно.

- Кому помочь? Где?

- Брату своему помогите.

- Что с ним?! - крикнула Катерина. - Где он?

- В конторе. С ума сошел.

- Не пойму...

- И мы - тоже. Но вы - врач. Идите, пока не поздно. Он там портреты членов Политбюро продает. Его вот-вот скрутят и в дурдом увезут.

Голос в телефонной трубке смолк. Катерина, растерянно поглядев на невестку, не знала, что сказать. Но и молчать не могла.

- Что-то случилось... - вымолвила она. - Пошли.

Все было будто во сне. Какие-то лекарства схватила. Хотя неизвестно, что брать. Набросила пуховый платок и помчалась. Невестка за ней бежала, повторяя: "Что случилось?.. Что случилось?.." То рядом, то обгоняя женщин мчался, повизгивая, торопя, словно чуял недоброе, рыжий кобель Тришка. Хорошо, что колхозное правление недалеко. Добежали. Запыхавшись, поднимались по лестнице. Все было тихо и спокойно в конторском коридоре. Слишком тихо. У Катерины сердце оборвалось: "Опоздали..." Сразбегу ударившись в дверь кабинета, она распахнула ее. Корытин сидел за своим столом; рядом - люди.

Женщины ввалились в кабинет и встали.

- Что случилось? - поднялся Корытин. - Алена, Михаил, Танюшка?.. перебирал он имена близких, дорогих людей.

- С тобой что? - спросила Катерина и, не дожидаясь ответа, заплакала, уронив из рук сумку с лекарствами.

Вернулись домой на машине. Женщины пили валерьянку. Корытин добрую стопку водки опрокинул. У Катерины вначале и слов не было. Она лишь глядела на брата так, что он чуял этот взгляд и спрашивал:

- Ну что? Ну давай я пойду ей морду набью? А что еще я могу сделать? Моя уж ко всему привыкла, - кивал он на жену. - А тебе внове.

- Уж ты бы как-нибудь с ними помягче. Меньше бы ругался. И отдал бы трактор. Ведь себе дороже.

Корытин лишь вздыхал. Женские, бабьи резоны. Как им ответишь? Чем возразишь? Даже толком рассказать не получится. Как расскажешь про эту жизнь, в какой он варится? Со стороны, может, и просто.

Он ведь сегодня и не ругался. Он объяснял. Обычный день, обычный разговор. Правда, потом привычная ругня пошла. Грозились властям жаловаться: в область, в район, в газеты - чтобы все знали. Ведь об этом в кабинете был крик: "Ты вовсе с ума сошел! Я всем властям позвоню и во все газеты! На тебя пальцем будут указывать! Тебя в дурдом заберут!"

А начинали разговор нормально. И люди были не с улицы, а свои, всем известные Моргуны. Сам Моргун - старинный механизатор, с малых лет - на технике; жена до недавних пор на молочной ферме трудилась; дети - тоже в колхозе. Моргуниху при нынешнем председателе с фермы убрали, дома сидела. А ныне решили Моргуны из колхоза уйти. "Пока не поздно... - объясняла всем мудрая Моргуниха. - Пока не растабанили все... Пока..."

Что ж... нынче вольному воля. Хотя Корытину это было не по нутру. Во-первых, знал он, что когда рядом колхозное и свое, то колхозному это не в пользу. Утекает горючее, всякие железяки от трактора да комбайна вдруг исчезают, зерно не туда идет. Тем более Моргуны - хозяева, у каких все к рукам липнет.

А еще не нравились разговоры. Лишь собирались Моргуны заявление подавать на выход, а уже вся округа до точности знала, какие богатства они из колхоза заберут. Потому что "положено". Трактор заберут новый, грузовик, сеялки-веялки да еще скотины чуть не десять голов. Потому что "имеют право", "по закону". А еще потому, что первым, кто рано встает, тем бог и государство - в помощь. "Пока не растабанили колхоз... Пока есть что делить... - Моргуниха везде и всем это не таясь объясняла. - Акто спит, тем азадки..."

Моргуниха молола языком, за ней повторяли. Кое у кого слюнки течь начинали. И, конечно, мысли: "Не опоздать к дележу..." В соседнем районе по суду получил из своего колхоза бывший главный инженер зарплату за год и пай неплохие деньги. Через неделю в суде лежало триста заявлений. Через месяц колхоза не было. Не успели опомниться, все тракторы, автомобили, комбайны проданы на сторону с аукциона. Как всегда, потом поумнели: "Возвернуть надо! Абманаты! Жалиться надо!"

Об этом Корытин помнил, своих "выходцев" поджидая.

И те пришли наконец. Моргун, как всегда молчаком, вошел в кабинет, разом споткнулся да так и остался стоять у порога, лишь слушал, покряхтывая да потея. Зато супруга его ступала, словно гоголушка, горделиво. Кожаное пальто да высокие сапоги с бляхами, норковая шапка, и губы накрашены. Не кто-нибудь, а сама Моргуниха.

Людный председательский кабинет ее не смутил.

- Здорово живете! - громко молвила она и процокала каблуками к столу. Примите заявление. Выделяйте землю, имущественный пай на всю семью. Слава богу, тридцать с лишним годков отработала, а он - поболе, да сын, да дочь. Мы все посчитали, слава богу, грамотные. Выделяйте два трактора, ДТ и колесный, комбайн, прицепные, а еще коров возьмем. И не тяните, число там указано, согласно указу - в течение месяца. Иначе мы прямиком к прокурору. Ныне, знаете сами, не дадут в обиду.

Народ, какой был в кабинете, примолк.

- Все выделим, и раньше месяца. Чего тянуть, - успокоил Моргуниху Корытин и пригласил: - Садись. Зовите бухгалтера и народ, какой там есть, зовите. У нас - не диктатура, а колхоз. Сейчас и решим сообща. Зовите всех. Кто там есть в кабинетах, в коридоре. Всех - сюда.

Моргуниха уселась, несколько удивленная, но показывая всем видом: ну, сядем... ну, послушаем... мы - не трусова десятка...

Собрали чуть не полный кабинет: конторские люди, две доярки с фермы, правленческие шофера, ко случаю поспевшие пенсионеры.