В полете фантазий - Пенни Пенни

— Да. Это здесь, — сказал Алекс, распахивая двустворчатую дверь.

Молли, едва вступив в комнату, задохнулась от восторга.

Давным-давно, мечтательной девочкой с воображением, распаленным множеством исторических романов, она представляла себя именно в такой спальне: пылкий возлюбленный приносил ее на руках и с нежной заботой и обходительностью укладывал именно на такую изумительную кровать под роскошным балдахином.

— Что случилось? Что-то не так? — ласково спросил ее Алекс, заметив, как она молча озирает комнату округлившимися глазами. У нее был вид маленькой девочки, замершей в восторге перед неожиданно появившейся рождественской елкой, увешанной подарками в ярких обертках.

— Эта… эта комната… — прошептала Молли. — Это… само совершенство.

— Совершенство для чего? — с легкой насмешкой спросил он, но его улыбка растаяла, когда щеки Молли залил стыдливый румянец.

— Она… она напомнила мои глупые девичьи фантазии, — неохотно призналась Молли.

Она торопливо повернулась к двери, пытаясь сбежать от волнующего и будоражащего воспоминания. И конечно, от хозяина, с которым это воспоминание связано. Тот поцелуй… Алекс его тоже сейчас может припомнить. А это чревато…

Но Алекс, похоже, не собирался покидать спальню. Он спокойно прислонился к закрытой двери, загородив ей путь к отступлению, и спросил:

— Вы хотите сказать, что представляли себя королевой Елизаветой?

Молли сердито взглянула на него.

— Нет. Конечно, нет, — фыркнула она. — Это были совершенно другие фантазии.

— Другие? Какие же?

Опасное напряжение сгустилось в помещении, наполнило воздух, который она вдыхала, заставило ее сердце биться чаще, обострило все чувства…

Она торопливо отвернулась от кровати, от дамасской парчи, от манящих белых простыней, стараясь не видеть — столь живо — себя, лежащую на узкой девичьей постельке, разгоряченную фантазиями о подобном роскошном ложе. Но нет. Мечты сильнее — и вот она уже мысленно лежит, обнаженная, со своим возлюбленным, он ласкает и целует ее, ароматы летнего вечера вливаются через открытое окно, угли в камине, который он разжег, чтобы согреть ее, обнаженную, подернулись золой, и ее согревает жар разделенной страсти и горячее тело пылкого возлюбленного…

Ее ужаснуло, насколько легко сейчас перенести эти давние образы из полузабытой уже мечты в реальность, в эту спальню, в эту постель. Охваченная трепетом, она отвернулась от Алекса.

В камине сложены дрова — достаточно поджечь их; окна открыты навстречу сгущающимся сумеркам. Два больших оловянных канделябра стоят на дубовом сундуке у окна.

Очень часто в своих тайных девичьих фантазиях она представляла себе, как ее возлюбленный медленно задувает пламя именно таких свечей, как столь же медленно и неторопливо раздевает ее, целуя каждый дюйм обнажающейся кожи, как гладит тело, дразнит его, доводит до возбуждения, заставляет ее кричать от мучительной смеси страсти и восторга…

— Так что же за фантазии? — тихо повторил Алекс.

У Молли пересохло в горле. Она смотрела и смотрела на Алекса. Что-то в его глазах, во взгляде гипнотизировало, лишало ее воли. Тяжелые, громовые удары сердца сотрясали все тело.

Не ваше дело, собиралась сказать Молли, но слова, похоже, перестали слушаться ее и плавно потекли, словно вырываемые из уст некой магической силой, над которой она не властна.

— Те фантазии, которые бывают у каждой девочки-подростка… о мужчине, который когда-нибудь станет ее возлюбленным. Я начиталась исторических романов, так что мой возлюбленный… — Молли смешалась. Ее взгляд останавливался то на Алексе, то на кровати под балдахином. — Я воображала, как мы занимаемся любовью именно в такой комнате… именно в такой постели, — запинаясь, проговорила она. — В полутьме, при мерцании свечей и потрескивании камина: он зажег его, чтобы согреть нас, хотя… Мы пьем красное вино, выдержанное и сладкое, и оно льется на мое вечернее платье и на мою кожу…

Молли мечтательно закрыла глаза, почти забывая, где и с кем она, поддаваясь усыпляющему, гипнотическому звуку собственного голоса и власти чувственных ВОСПОМИНАНИЙ, которым она дала волю.

— Мы медленно, с поцелуями и лаской, раздеваем друг друга… — Внезапная дрожь пробежала по ее телу.

В те дни фантазии не заходили дальше ласк и поцелуев, а сейчас…

Ее взгляд беспомощно блуждал между кроватью и мужчиной, который стоял, прислонившись к двери. Раздетый, он бы являл собой более мужественного и сильного любовника, чем тот, что не давал покоя ее воображению. Не мальчик, а зрелый мужчина. Как и она сама — зрелая женщина. Все ее тело затрепетало от горячей волны чувственности.

— Мне… мне пора, — внезапно охрипшим голосом проговорила она. — Моя статья…

— Подождет. Следующий номер газеты выходит только через три дня, — напомнил ей Алекс.

— Я хочу вернуться, чтобы взять интервью у бродяг, послушать их рассказы…

— Не получится. Полиция намерена оцепить весь район, — спокойно возразил Алекс.

— Что… что вы делаете?.. — неуверенно спросила Молли, когда он неожиданно повернулся, запер дверь спальни, спрятал железный ключ в карман и направился к камину. Он ответил ей, лишь когда опустился на колени и чиркнул спичкой.

— Подобные фантазии были и у меня, еще мальчишки. Только в моих фигурировала милая, чувственная девушка с золотистыми глазами. Ее локоны рассыпались по подушке, когда мы отдыхали после любовных игр, а глаза, в которых временами бывала ярость тигрицы, становились ласковыми, словно у котенка.

Он зажег свечи в канделябрах. Ошеломленная, Молли следила, как танцуют тени на стенах.

— Моя возлюбленная была тонка и грациозна, словно нимфа, с шелковистой кожей и сахарными устами. Она вся отдавалась любви и удовольствию… А ваш? — спросил он, подходя к ней ближе.

Должно быть, от угарного дыма свечей и пылающих поленьев у нее закружилась голова, решила растерявшаяся Молли, когда его руки сомкнулись вокруг нее. Она не противилась.

— Мой… — начала она. — Мой…

Она обнаружила, что повторяет слова в его губы, которые нежно и удивительно сладостно дразня и лаская ее, заставили приоткрыть рот, и его язык проник внутрь, даря еще большую ласку.

— Этого не было в фантазиях, — запротестовала она.

— Не было, — с легкостью согласился он, поднимая ее на руки и неся к кровати.

ГЛАВА ПЯТАЯ

— Зачем все это?..

Почему ее голос звучит так невнятно, так неуверенно, почему наполнен неосознанной, подспудной мольбой возразить ей? — отчаянно думала Молли, пытаясь сопротивляться, не уступать ощущениям, вихрем охватившим ее тело.