Девятнадцать минут - Джоди Пиколт

Дверь столовой громко хлопнула, закрывшись за ним. К этому времени бригада, работавшая в этом помещении, уже осмотрела и вынесла раненых, остались только трупы. На стенах из шлакоблоков были видны следы от пуль. В торговом автомате было разбито стекло, и из разбитых бутылок на покрытый линолеумом пол струйкой лились спрайт и кола. Один из криминалистов фотографировал вещественные доказательства: брошенные сумки, кошельки и учебники. Он снимал каждый предмет крупным планом, а потом с расстояния, положив рядом желтый маркер, чтобы обозначить местоположение относительно всей картины. Еще один офицер изучал брызги крови. Третий и четвертый показывали на что-то в верхнем правом углу под потолком.

— Капитан, — сказал один из них, — похоже, у нас есть видеозапись.

— Где ведется запись?

Офицер пожал плечами:

— В кабинете директора?

— Идите узнайте, — сказал Патрик.

Он пошел по главному проходу столовой. На первый взгляд все напоминало сцену из фантастического фильма: все ели, разговаривали, шутили с друзьями, а потом в мгновение ока всех людей похитили инопланетяне, оставив только предметы.

Что бы сказал антрополог об учениках Стерлинг Хай, посмотрев на эти сандвичи, от которых только один раз откусили; на тюбик блеска для губ, на котором даже остался отпечаток пальца; на тетрадку для сочинений с рефератом о цивилизации ацтеков, а на полях заметки из новой цивилизации: «Я люблю Зака!!!», «Мистер Кайфер — фашист!!!»

Патрик зацепил коленом один из столов, и целая горсть винограда рассыпалась со звуком, похожим на стоны. Одна виноградина упала на плечо мальчишки, лежащего на своей тетради, и страницы в линейку впитывали его кровь. Его рука все еще крепко сжимала очки. То ли он их протирал, как раз когда вошел разъяренный Питер Хьютон? То ли снял, чтобы ничего не видеть?

Патрик переступил через тела двух девочек, лежащих, словно отражения в зеркале. Их мини-юбки обнажали бедра, а глаза были все еще открыты. Войдя на кухню, он посмотрел на потемневшие бобы и морковь, на пирог с курицей, на россыпь пакетиков с солью и перцем, укрывших пол, словно конфетти. На блестящие металлические баночки с йогуртом — и клубничным, и ягодным, и с лаймом, и персиковым, — которые чудесным образом остались стоять ровными рядами возле кассы — решительная, крошечная армия. На поднос с порцией желе и салфеткой, ожидающий остальных блюд.

Неожиданно Патрик услышал шум. Неужели он ошибся — неужели они все пропустили второго стрелка? Неужели его люди осматривают здание школы в поисках выживших… и все еще подвергаются риску?

Он вытащил пистолет и неслышно прокрался в служебную часть кухни, мимо гигантских банок с томатным и сырным соусами, с консервированными бобами, мимо огромных рулонов пищевой пленки и фольги, к холодильной камере, где хранились мясо и скоропортящиеся продукты. Ударом ноги Патрик распахнул дверь, и холодный воздух окутал его ноги.

— Стоять! — крикнул он и на короткое мгновение, прежде чем вспомнил обо всем остальном, едва не улыбнулся.

Повариха, латиноамериканка средних лет, с сеткой для волос, словно паутиной, натянутой на лоб, осторожно выглянула из-за стеллажа, где лежали пакеты с замороженной овощной смесью. Руки ее были подняты, и она дрожала.

— Не трогать меня, — плакала она.

Патрик опустил оружие, снял куртку и набросил ее женщине на плечи.

— Все закончилось, — успокаивал он, хотя знал, что это не совсем правда. Для него, для Питера, для всех жителей Стерлинга… это было только начало.

— Давайте еще раз проясним, миссис Каллоуэй, — сказала Алекс. — Вас обвиняют в халатном вождении и в причинении тяжких телесных повреждений, в то время как вы хотели помочь рыбке?

Ответчица, пятидесятичетырехлетняя женщина с плохой завивкой и в еще более ужасном брючном костюме, кивнула.

— Да, это так, Ваша честь.

Алекс оперлась локтями о стол.

— Я должна это услышать.

Женщина посмотрела на своего адвоката.

— Миссис Каллоуэй ехала домой из зоомагазина и везла серебристую аравану, — сказал адвокат.

— Это тропическая рыбка за пятьдесят пять долларов, госпожа судья, — вставила ответчица.

— Пластиковый пакет скатился с сиденья и упал. Миссис Каллоуэй наклонилась за рыбкой, и тогда… произошел этот досадный инцидент.

— Под досадным инцидентом, — уточнила Алекс, просматривая дело, — вы имеете в виду то, что был сбит пешеход.

— Да, Ваша честь.

Алекс повернулась к ответчице:

— Как себя чувствует рыбка?

Миссис Каллоуэй улыбнулась.

— Прекрасно, — ответила она. — Я назвала ее Авария.

Уголком глаза Алекс заметила, как в зал суда вошел судебный пристав и шепотом обратился к секретарю, а тот посмотрел на Алекс и кивнул. Потом секретарь нацарапала что-то на клочке бумаги, и пристав подошел к судье.

«В Стерлинг Хай стреляли», — прочла она.

Алекс окаменела: «Джози».

— Заседание суда переносится, — прошептала она и затем побежала.

Джон Эберхард стиснул зубы и собрал все свои силы, чтобы продвинуться еще на дюйм вперед. Он ничего не видел из-за крови, заливающей лицо, а левая половина тела его не слушалась. Он еще ничего и не слышал — в ушах до сих пор звенело после выстрелов. Тем не менее, ему удалось проползти из коридора на верхнем этаже, где Питер Хьютон его подстрелил, в комнату, где хранились материалы для изобразительного искусства.

Он вспомнил о тренировках, когда тренер заставлял их кататься от ворот до ворот все быстрее и быстрее, пока игроки не начинали хватать ртом воздух и плевать на лед. Он подумал о том, что даже когда человеку кажется, будто сил совсем не осталось, всегда находится еще немного. Он продвинулся еще на шаг, упираясь локтями в пол.

Добравшись до металлических полок, где хранились глина, краски, бусины и проволока, Джон попытался принять вертикальное положение, но голова взорвалась ослепляющей болью. Несколько минут спустя — или, может, часов? — сознание к нему вернулось. Он не знал, было ли уже безопасно выглядывать из комнаты. Лежа неподвижно на спине, он ощутил прохладное движение на своем лице. Ветер. Воздух, проходящий через трещину в оконной раме.

Окно.

Джон вспомнил Кортни Игнатио: как она сидела напротив него за столом в столовой, когда стеклянная стена за ее спиной взорвалась. А на ее груди распускался цветок, алый, словно мак. Он вспомнил, как сотни криков одновременно слились в мощный гул. Вспомнил, как учителя высовывали головы из классных комнат, словно суслики, и выражения их лиц, когда они слышали выстрелы.

Джон подтянулся, схватившись за полки одной рукой, борясь со звоном в ушах, говорившим, что он сейчас опять потеряет сознание. Когда он выпрямился, прислонившись к металлической раме, его колотило крупной дрожью. Перед глазами все плыло, поэтому, когда он взял банку с краской, чтобы ее швырнуть, ему пришлось выбирать одно из двух окон.

Посыпалось стекло. Перегнувшись через раму, он видел пожарные машины и автомобили «скорой помощи». Видел корреспондентов и родителей, напирающих на ленту, огораживающую двор. Группки плачущих учащихся. Покалеченные тела, сложенные, словно железнодорожные шпалы, на снегу. И бригады «скорой помощи», выносившие новые тела.

— Помогите, — попытался закричать Джон Эберхард, но не смог произнести это слово. Он не смог бы произнести ни «Эй!», ни даже собственное имя.

— Эй! — крикнул кто-то. — Там наверху мальчик!

Уже рыдая, Джон попытался махнуть рукой, но она не слушалась.

Люди начали показывать на него руками.

— Стой спокойно! — крикнул пожарный, и Джон попробовал кивнуть. Но его тело ему уже не принадлежало, и прежде, чем он понял, что происходит, это незаметное движение лишило его равновесия, и он упал на бетон двумя этажами ниже.

Диана Левен, два года назад бросившая работу помощника генерального прокурора в Бостоне, чтобы работать в отделе, который был немного добрее и благороднее, вошла в спортзал школы Стерлинг Хай и остановилась рядом с телом мальчика, упавшего прямо на штрафной линии после выстрела в шею. Поскрипывали туфли полицейских, которые фотографировали, собирали гильзы, складывали их в пластиковые пакетики для вещественных доказательств. Командовал ими Патрик Дюшарм.

Диана посмотрела на колоссальное количество вещественных доказательств — одежда, оружие, брызги крови, гильзы, брошенные сумки, потерянные кроссовки — и поняла, что огромная работа предстоит не только ей.

— Что нам уже известно?

— Мы полагаем, что стрелял один человек. Мы его заде ли, — ответил Патрик. — Мы не можем с уверенностью сказать, был ли еще кто-то замешан. В здании уже безопасно.

— Сколько погибших?

— Точно известно о десяти.