Гордость и предубеждение - Джейн Остин

Лидия была высокой и уверенной в себе девушкой крепкого телосложения с добродушным выражением лица, которое имело прекрасный цвет. У своей матери она была любимицей и благодаря этому еще в раннем возрасте начала появляться в обществе. Она отличалась чрезвычайной жизнерадостностью и врожденным чувством собственной значимости, переросшим в самоуверенность из-за любезного внимания со стороны офицеров, чувствовавших расположение Лидии благодаря щедрым обедам, которые давал ее дядя, а также благодаря ее непринужденным манерам. Поэтому она безо всякой неловкости обратилась к мистеру Бингли по поводу бала и прямо напомнила ему о его обещании, добавив при этом, что если он его не сдержит, то не избегнет позора на весь мир. Его ответ на такое внезапное нападение прозвучал прекрасной музыкой в ушах ее матушки.

– Уверяю вас, что я абсолютно готов выполнить свое обещание; когда выздоровеет ваша сестра, то, пожалуйста, – вы сами сможете назвать точную дату бала. Вы же не собираетесь танцевать во время ее болезни?

Лидия заявила, что она довольна услышанным.

– Да, конечно! Лучше подождать, пока не выздоровеет Джейн, а там глядишь – и капитан Картер вернется в Меритон… А после того, как бал устроите вы, я буду настаивать, чтобы они тоже устроили бал. Я скажу полковнику Форстеру, что когда он этого не сделает, то это будет позор на весь мир.

После этого миссис Беннет с дочерьми уехала, а Элизабет сразу же вернулась к Джейн, оставив свое поведение и поведение своих родственников в жертву комментариям со стороны двух дамочек и мистера Дарси. Женщины начали порицать ее, однако, несмотря на все те шпильки, которые отпускала мисс Бингли по поводу прекрасных глаз, ей так и не удалось привлечь последнего к этому занятию.

Раздел X

Следующий день прошел почти так же, как и предыдущий. Несколько утренних часов миссис Херст и мисс Бингли провели с больной, которая хоть и медленно, но поправлялась; а вечером Элизабет присоединилась к обществу в гостиной. Однако на этот раз столика для игры в мушку не было. Мистер Дарси писал письмо своей сестре, а мисс Бингли, сидя возле него, наблюдала за этим процессом, время от времени мешая ему просьбами приписать что-нибудь от своего имени. Мистер Херст и мистер Бингли играли в пикет, а миссис Херст наблюдала за игрой.

Элизабет занялась шитьем, не без любопытства прислушиваясь к разговору между Дарси и его приятельницей. Непрерывные похвалы со стороны мисс Бингли то относительно его почерка, то относительно аккуратности строк или объема самого письма – в сочетании с полным равнодушием к похвалам, которую проявлял Дарси, составляли интересный диалог, который полностью совпадал с представлением Элизабет о каждом из них.

– Мисс Дарси так обрадуется, когда получит это письмо!

Он не ответил.

– Вы так необыкновенно быстро пишете.

– Вы ошибаетесь. Я пишу довольно медленно.

– Наверное, в течение года вам приходится писать очень много писем! И деловых – тоже! Они кажутся мне такими скучными!

– Поэтому радуйтесь, что заниматься ими приходится мне, а не вам.

– Пожалуйста, напишите вашей сестре, что я соскучилась по ней.

– По вашей просьбе я уже это сделал.

– Кажется, ваше перо плохо пишет. Давайте я вам его подточу. Я очень хорошо умею это делать.

– Спасибо, но я всегда сам точу свои перья.

– Как вам удается писать такими ровными рядами?

Он промолчал.

– Передайте вашей сестре, что я рада ее успехам в игре на арфе; и, пожалуйста, напишите ей, что я просто в восторге от выполненного ею замечательного эскиза стола и мне он кажется намного лучше того, который сделала мисс Грантли.

– Может, вы мне позволите отложить ваши восторги до моего следующего письма? Сейчас у меня нет для них надлежащего места.

– О, это не имеет большого значения. Все равно я увижу ее в январе. А вы всегда пишете ей такие прекрасные длинные письма, мистер Дарси?

– Обычно они длинные, а прекрасны они или нет – решать не мне.

– Я всегда считала, что человек, способный писать длинные письма, не может писать плохо.

– Кэролайн! Такой комплимент для Дарси не годится, – воскликнул ее брат. – Потому что письма даются ему нелегко. Он нарочно подыскивает более длинные слова. Правда, Дарси?

– Мой стиль письма очень отличается от твоего.

– Конечно! – воскликнула мисс Бингли. – Чарльз пишет так небрежно! Половину слов он забывает написать, а остальные – вычеркивает.

– Мои мысли несутся так быстро, что мне не хватает времени выражать их, поэтому адресаты иногда ничего не понимают в моих письмах.

– Мистер Бингли, – обратилась к нему Элизабет, – ваша скромность устраняет всякое желание упрекать вас.

– Нет ничего более обманчивого, – сказал Дарси, – чем кажущаяся скромность. Часто за ней кроется лишь пренебрежительное отношение к чужому мнению, а иногда – скрытое самовосхваление.

– А к какому из этих двух типов ты относишь мое недавнее небольшое проявление скромности?

– К косвенному самовосхвалению, потому что в действительности ты гордишься недостатками своего письма, потому что считаешь их вызванными скоростью твоих мыслей и собственной небрежностью при высказывании их в письме; а последнее – на твое убеждение – не будучи похвальным, является зато очень оригинальным. Тот, кто имеет способность делать что-то быстро, всегда восхваляет это свое качество, часто не обращая никакого внимания на небрежность исполнения. Когда ты говорил сегодня утром миссис Беннет, что, собираясь покинуть Недерфилд, сделаешь это за пять минут, в твоем воображении это было панегириком, чем-то вроде комплимента самому себе. А действительно ли достойна похвалы такая поспешность, при которой идет кувырком очень важное дело и от которой нет никакой пользы ни тебе, ни другим людям?

– Хватит, хватит! – воскликнул Бингли. – Это уже слишком: вспоминать вечером все те глупости, которые были сказаны утром. И все же, честное слово, я верил в правдивость того, что говорил о себе, и совсем не пытался выглядеть шустрым и беззаботным, а лишь хотел понравиться дамам.

– Может, ты и верил в то, что говорил; но я совсем не уверен, что ты действительно покинул бы особняк с такой скоростью. Твое поведение зависело бы от случайности так же, как и поведение всех тех, кого я знаю; и если бы утром, садясь на лошадь, ты услышал от своего друга: «Бингли, лучше отправляйся на следующей неделе» – может быть, ты так и поступил бы – остался, а после дальнейших уговоров вообще мог бы остаться еще на месяц.

– Этим вы только доказали, что мистер Бингли способен поступать вопреки своим привычкам, и тем самым выразили ему похвалу еще большую, чем та, на которую способен он сам.