Дракон. Книга 1. Наследники Желтого императора - Игорь Алимов

Правда, попадались среди «гостинцев» и крайне привлекательные: например, чай. Китайский чай Чижиков полюбил безоглядно еще в Пекине и прикупил с собой некоторое количество. Эти запасы Котя растягивал, как мог, но все прекрасное рано или поздно кончается. Некоторое время Котя пытался покупать китайский чай в петербургских магазинах, но то, что ему продавали под всякими экзотическими названиями, было или бесконечно далеко по вкусу и качеству от привезенного из Пекина, или же стоило каких-то немыслимых денег. Так что, когда среди прочих «гостинцев» Дюша выложил несколько довольно больших серебристых пакетов с чаем, Котя возликовал. Громов запомнил его простодушную радость и в следующий раз приволок Чижикову не только чаю, но еще и замечательный набор из бамбукового низенького столика, чайника, чашек, а также всяких приспособлений для заваривания. Котя растаял, но принимать дары наотрез отказался, на что прямолинейный Громов заявил ему, что если Чижиков такой принципиальный товарищ, то тогда он, Дюша, прямо сейчас начнет платить ему за постой живыми деньгами. И сказано это было с такой очевидной обидой, что Котя раз и навсегда смирился с «гостинцами».

— Ну что, картошечки-то наварил? — гудел Громов, извлекая из баулов разнообразные пакеты и пакетики и равномерно заставляя ими кухонный стол. Явился кот Шпунтик, оглядел беспорядок и вскочил на подоконник.

— Привет, котяра… — Дюша протянул руку погладить кота, а тот в ответ слегка, исключительно для вида, уклонился и обозначил ответный удар лапой, когтей, впрочем, не выпустив. Это тоже была сложившаяся традиция. — Как он тут, а, Шпунь? Не озорует?…

Шпунтик молча моргнул Громову: нормально.

В ответ Громов достал из баула искусственную мышь — коричневую, с хвостом и бусинками вместо глаз, и торжественно положил перед котом.

— Владей, брат.

Шпунтик посмотрел на мышь, потом на Громова, затем снова на мышь — взял подарок в зубы и рысью удалился владеть.

— А вот… — Дюша достал очередной пакет, взвесил в руке. — Где твоя эта… — гигант затруднился с определением и покрутил в воздухе толстыми пальцами. — Девушка Тамара где?

— А-а-а… — отмахнулся Чижиков. — Была да сплыла.

— Да? — Громов с сомнением оглядел пакет, что-то прикинул и швырнул его назад в баул. — Ну… и правильно. Она мне никогда не нравилась.

И взглянул на Котю осторожно: не сказал ли лишнего? А Чижиков в это время смотрел на Дюшу и удивлялся: ну до чего же он с этой бородкой похож стал на былинного русского богатыря! Илью Муромца или Алешу Поповича.

— Расскажешь? — спросил богатырь.

— Да что рассказывать… Нет, не расскажу.

— Ну дело твое, — кивнул Громов. — С этим всем ты потом разберешься, — махнул он рукой в сторону стола. — А вот где картошечка, огурчик, помидорчик?…

За стол сели в гостиной. Так называлась комната, где у стены стоял громадный дореволюционный буфет, а в центре располагался большой круглый стол, покрытый толстой скатертью с тяжелой бахромой.

На массивной тумбочке красовался плоский японский телевизор, контрастировавший со старорежимной обстановкой гостиной. Чижиков небрежно щелкнул пультом. На экране возникла тщательно выбритая физиономия диктора программы «Вести»:

— …подготовка очередной экспедиции к Северному полюсу подходит к концу, — жизнерадостно вещал он. — Известно, что научным руководителем экспедиции станет прославленный полярник, депутат Государственной думы Артур Чилингаров. Финансирование ледового похода осуществляет фонд «Новые рубежи» известного предпринимателя Андрея Гумилева. Среди задач экспедиции — изучение хребта Ломоносова на дне Северного Ледовитого океана, а также…

— Выключи ты этот ящик, — попросил Дюша. — Давай, как нормальные люди, посидим в гармонии с окружающим миром.

Чижиков спорить не стал, телевизор выключил и принялся расставлять на столе всякие закуски и заедки, принес с кухни картошку и чаемые огурчики с помидорчиками. Определил место для рюмок и потянулся было за бутылкой водки, заботливо охлажденной до нужного градуса, но Дюша остановил его:

— Ну нет, брат!

Из баула, последовавшего за Дюшей в гостиную, явились две пары кроссовок — здоровые такие кроссовки, богатырские. Из кроссовок были извлечены во множестве небольшие укутанные полиэтиленом свертки. А из свертков, повинуясь толстым, но ловким пальцам Громова, вылупились небольшие, на сто граммов каждая, зеленые бутылочки с красными этикетками.

— Вот что мы будем пить! — торжественно указал на бутылочки Дюша.

— А что это? — с любопытством спросил Чижиков.

— Народная пекинская водка эрготоу. Точнее, самогон. Пятьдесят шесть градусов.

— А… почему в кроссовках?

Ну ты даешь, брат! — изумился Дюша. — Так в багаже же. И багаже! С собой нельзя, запрещают: безопасность… Вижу, ты сейчас спросишь, а почему в полиэтилене. — Чижиков тут же кивнул. — Да потому что вонючая она, зараза. А багаж-то грузчики, кидают, как неродной. И если оно в сумке разольется — мама не горюй! Сумку целиком можно выбрасывать.

На этом нововведения не кончились.

Еще Дюша потребовав немедля достать чайный набор, а точнее — чайник и две чашки. Вернулся на кухню, оглядел горку «гостинцев», выдернул один, открыл — там оказался чай, который Дюша назвал «пуэр», и произнес убежденно, что народную пекинскую водку лучше всего потреблять, запивая горячим пуэром.

— Тебе понравится, авторитетно заверил он Чижикова, споласкивая чайник кипятком. — Я всегда так делаю.

И, надо признаться, Коте действительно понравилось.

Чай пуэр оказался черным как деготь. Дюша объяснил, что это нормально и в качестве иллюстрации привел пример с пивом.

— Вот, брат, есть светлые сорта, темные, есть всякие другие, но так или иначе укладывающиеся в какую-то классификацию. А есть Гиннесс, — сказал Громов, отвинчивая пробку с первой зеленой бутылочки. — И Гиннесс как бы вне классификаций, потому что один такой. Так и пуэр, не относится ни к светлым, ни красным, ни к белым, ни к каким другим чаям. Он сам по себе — навроде Гиннесса, брат. Во-о-от… — протянул Дюша, разлил китайскую водку по рюмкам, взял свою, поднес к носу и аж зажмурился от удовольствия. — Эх, родная!

Котя по примеру Громова понюхал содержимое: в ноздри ударил резкий сладковатый аромат.

— Здесь важно что? — продолжал учить его уму-разуму Дюша. — Если ты пекинской народной еще не пил, то нюхать не надо. А надо, брат, немедленно выпить. И следить за ощущениями. Ну, за встречу!

Прозрачная жидкость оказалась огненной и слегка противной на вкус, но всю прелесть пекинской народной Чижиков ощутил только тогда, когда она медленно протекла по пищеводу: Котю охватила точная волна умиротворяющего тепла.