«КРАСНАЯ КАПЕЛЛА». Советская разведка против абвера и гестапо - Владимир Пещерский

Эта работа была поручена сотруднику резидентуры Б.Н. Журавлеву, выпускнику разведывательной школы. Журавлев до разведшколы окончил московский технический вуз. В спецшколе изучал итальянский язык. Назначение в Берлин явилось для него полной неожиданностью. Но надо было как-то приспосабливаться. В Берлине с преподавателем принялся за изучение немецкого языка. Купил велосипед и ездил по городу, чтобы лучше познакомиться с ним и изучить обстановку. В общем, старался изо всех сил стать квалифицированным оперработником. Журавлев встречался с Брайтенбахом в вечерние часы на затемненных светомаскировкой улицах Берлина (Великобритания находилась в состоянии войны с рейхом, и налетов английской авиации можно было ожидать каждый вечер).

Пересняв материалы, которых день ото дня поступало все больше, Журавлев возвращал их агенту рано утром, до его выхода на службу. С весны 1941 года от Брайтенбаха все чаще поступали тревожные сигналы, свидетельствовавшие, что Германия бесповоротно встала на путь развязывания агрессии против СССР. Так, в середине марта 1941 года он сообщил, что в абвере в срочном порядке расширили подразделение, работающее против России, — «Генеральная команда III — Берлин». Начальник этого отдела лично подбирал кандидатуры на открывшиеся вакансии.

28 мая 1941 года Брайтенбах передал сотруднику резидентуры, что ему приказали составить график круглосуточного дежурства в его подразделении. Когда он попытался выяснить, зачем это понадобилось, начальник ему ответил, что это секретное предписание и обсуждать его категорически запрещается.

В это тревожное время Брайтенбах по состоянию здоровья вынужден был уйти в отпуск и возвратился на службу 19 июня 1941 года. Он сразу узнал новость, которая заставила его, пренебрегая мерами предосторожности, немедленно встретиться с Журавлевым. Сильно волнуясь, он сообщил ему, что в гестапо только что поступил текст приказа Гитлера, согласно ко-торому немецким войскам, размещенным по периметру советских границ, предписывалось 22 июня после 3 часов утра начать военные действия против СССР.

Оперработник поспешил в посольство и доложил полученную информацию резиденту. В этот же вечер эта исключительной важности информация была отправлена в Москву. Таким образом Брайтенбах явился еще одним источником, который дал советскому руководству абсолютно достоверные сведения о неотвратимо нависшей над СССР опасности. Он сделал это за три дня до нападения, указав точный день и время его начала. По сведениям Б.Н. Журавлева, Берия задержал шифро-телеграмму и показал ее Сталину уже в последнюю минуту.

Утром 22 июня советское посольство было оцеплено плотным эсэсовским кордоном. Личная связь резидентуры с Брайтенбахом оборвалась.

Надо отметить, что Леман был умелым конспиратором, и хотя не раз попадал в рискованнейшие положения, благополучно из них выходил. Его провал и гибель обусловлены не допущенной им оплошностью, а другими причинами. А дело было так. Нацистская контрразведка перехитрила в радиоигре советскую разведку и получила в конце 1942 года явку к Брайтенбаху и пароль. Трудно было предполагать, что дело обернется столь трагическим образом и потерей столь ценного источника информации.

Гестапо напало на след берлинских антифашистов, с которыми должен был войти в контакт Барт, и вело их активную разработку. Бек попал в поле зрения контрразведки и был схвачен в сентябре. Такая возможность не исключалась А.М. Коротковым, руководившим его подготовкой. На случай поимки радиста и принуждения его к радиоигре с Москвой были разработаны условные сигналы, означавшие, что Бек работал на рации под гестаповским контролем.

14 октября 1942 года Бек вышел в эфир и на своей рации в ходе радиосеанса на глазах гестапо передал в Центр обусловленный сигнал опасности — произвольное повторение нескольких отдельных групп текста. Радистов немецкой службы радиоперехвата, контролировавших его работу, это не насторожило, поскольку выглядело вполне естественной ошибкой. А вот в советском приемопередающем центре должны были забить тревогу, доложить руководству внешней разведки, что в шифро-телеграмме из Берлина прозвучал сигнал тревоги — повтор абзацев.

Но произошла трагическая случайность. Дежурный радист не придал значения сбивчивой работе радиопередатчика, сигнал тревоги оказался непринятым. Получив сообщение о благополучно начатой Беком операции и не подозревая о провале, Центр передал ему явки к нескольким агентам, в том числе и к Брайтенбаху. Гестапо из расшифровки радиограммы узнало телефон Лемана и пароль для явки с ним...

В отличие от необыкновенно везучего Штирлица, Леман, к несчастью, был разоблачен, схвачен и поспешно казнен в том же году. Этот случай в гестапо окружили непроницаемой тайной; похоже, что высшие руководители гестапо и РСХА всерьез опасались за последствия малейшей огласки случившегося. Есть основания предполагать, что о разоблачении советского агента в святая святых спецслужб рейха не докладывалось «наверх»...

...Шел май 1945 года. В руинах ряда домов на Вильгельмштрассе, Принц-Альбрехтштрассе и других улицах Берлина, где еще недавно размещались службы Главного управления имперской безопасности (оно занимало в столице рейха к концу войны в общей сложности тридцать шесть зданий), работала группа сотрудников советской разведки и контрразведки. Возглавлял ее полковник госбезопасности А.М. Коротков, резидент внешней разведки НКГБ в Германии. Группа искала документы гитлеровских спецслужб. В ходе этих поисков одному из советских офицеров попалась учетная карточка некоего гауптштурмфюрера СС, арестованного гестапо. Как явствовало из документа, эсэсовец числился в штате IV управления РСХА — то есть все того же гестапо. Что с арестованным, где он содержался и жив ли вообще — никаких пометок в карточке не имелось, хотя сам факт ареста позволял догадаться о многом. Таинственно исчезнувшего гестаповца звали Вилли Леман. Советскому разведчику эта фамилия ничего не говорила, да и среди руководителей разведки об агенте Брайтенбахе знали в то время единицы. Загадочный бланк попал в кипу найденных материалов РСХА и был отправлен в Москву, на Лубянку.

Сегодня мы ничего не знаем о том, стало ли тогда известно полковнику госбезопасности А.М. Короткову об обнаруженном документе, проливавшем свет на судьбу антифашиста в эсэсовском мундире — того самого, с которым он встречался перед войной, чьи следы надеялся отыскать в поверженном Берлине. Объем и особая важность возложенных на него после Победы первоочередных задач оказались таковы, что проблемы, не имевшие чрезвычайной срочности, приходилось отодвигать на второй план.

Как бы то ни было, но учетная карточка арестованного поступила в соответствующее подразделение центрального аппарата разведки, где и было установлено, что бесследно исчезнувший гауптштурмфюрер СС Леман был надежным и проверенным помощником со-ветской разведки, известным под псевдонимом А/201 и Брайтенбах.

Некоторые подробности гибели агента стали все же известны советской разведке от его жены Маргарет, переступившей через крах фашистской Германии. По ее словам, приблизительно в декабре 1942 года поздно вечером мужу позвонили и срочно вызвали на службу. Больше она Вилли не видела; что с ним произошло, узнать тогда не смогла.

Спустя время один из друзей мужа, сослуживец, как величайшую тайну, поведал ей, что Вилли расстрелян в подвале гестапо вскоре после ареста. Он посоветовал Маргарет молчать об этом. Весь последующий период существования нацистского режима супруга Лемана жила в ожидании, что и за ней вот-вот придут, но беда каким-то чудом миновала ее. Маргарет бережно хранила память о муже и носила боль пережитой утраты в себе. В дальнейшем, уже после окончания войны, тайну его смерти она поведала компетентным органам ГДР.

В 1969 году Президиум Верховного Совета СССР наградил советскими орденами группу участников немецкого Сопротивления за их вклад в борьбу против фашизма и помощь Красной Армии. В ходе торжеств по случаю награждения, проходивших в конце 60-х годов, Маргарет Леман был вручен ценный подарок — часы в золотом корпусе с выгравированной на крышке надписью: «На память от советских друзей».

А как же сам Вилли Леман? К сожалению, его многолетнее самоотверженное сотрудничество с советской разведкой не было оценено по достоинству ни в нашей стране, ни в послевоенной ГДР.

ТРОПИНКА В РАЗВЕДКУ ГЕРИНГА

В жизни любого человека возникают порой непредвиденные, острые ситуации, требующие от него мгновенной реакции — концентрации всех сил, воли, хладнокровия, умения в считанные минуты оценить положение и принять единственно правильное решение. Ведь только в этом случае можно предотвратить непоправимое, обратив в успех, казалось бы, заведомо про-игранную позицию в бесконечном «шахматном диалоге» с собственной судьбой. Для разведчика, особенно глубоко законспирированного, действующего в чужой, нередко враждебной среде, вынужденного часто решать непростые задачи со многими неизвестными, цена таких «моментов истины» почти всегда равна стоимости собственной жизни. Иногда за принятыми решениями стоят судьбы коллег и тех, кто счел своим долгом оказывать помощь нашей разведке, руководствуясь высокими идеалами гуманизма и нравственности.