100 великих свадеб - Елена Прокофьева

Через несколько лет после смерти отца, брата византийского императора и деспота Мореи, Зоя, её сестра и два брата переехали в Рим, где они воспитывались при дворе папы римского. Руку выросшей царевны предлагали то кипрскому королю, то итальянскому князю, но оба варианта так и не осуществились. А третьим вариантом и стала возможность заключить союз с русским великим князем Иваном III, который как раз недавно овдовел.

В феврале 1469 года посланец кардинала Виссариона Никейского, опекуна Зои, — разумеется, с одобрения папы Павла II — прибыл в Москву предлагать руку царевны из династии Палеолог. Дело оказалось не быстрым — князь Иван хотел посоветоваться со своими боярами и матерью, княгиней Марией Тверской, а затем отправил в Рим служившего при его дворе выходца из Италии, Джана Батистту делла Вольпе, прозванного на Руси Иваном Фрязином. Тому надлежало вести переговоры с папой и кардиналом, а также посмотреть на невесту. Тот не только посмотрел, а и привёз, вернувшись в ноябре 1469 года, её портрет, дело неслыханное при московском дворе. Однако переговоры затянулись, и только в январе 1472 году Вольпе отправился в Италию во второй раз, уже непосредственно за невестой. Он и сопровождавшие его русские бояре прибыли в Рим в мае.

Сохранилось описание Зои тех времён. Правда, заметим, оставил его флорентийский поэт Луиджи Пульчи, сопровождавший в Рим красавицу Клариссу Орсини, супругу Лоренцо Медичи — желая позабавить Лоренцо Великолепного и, весьма вероятно, противопоставить византийскую царевну своей госпоже, Пульчи высказался весьма резко: «Мы вошли в комнату, где торжественно восседала эта толстуха, и уверяю тебя, ей было на чём восседать… Два турецких литавра на груди, отвратительный подбородок, лицо вспухшее, пара свиных щёк, шея, ушедшая в эти литавры. Два глаза, стоящие четырёх, и с таким количеством жира и сала кругом, что никогда ещё реку По не запруживала лучшая плотина. И не думай, что ноги её походили на ноги Юлия Постника…» Поэт уж чересчур злоязычен, и, заметим, по его же собственному признанию, сама Кларисса была очарована внешностью Зои и сочла её красавицей. К тому же работы по восстановлению внешнего облика Зои Палеолог доказывают, что черты лица у неё были чёткие, правильные, глаза действительно большие, ну а полнота… уж что-что, а тогда дородность на Руси недостатком не считалась, а выйти замуж ей предстояло именно там. Так что оставим это описание на совести остряка — если судить по остальным сохранившимся описаниям современников, это не портрет, а карикатура. Но именно его, увы, любят часто цитировать, забывая упомянуть, что недовольство Пульчи могло быть вызвано и тем, что в гостях у Палеологов флорентийца не угостили так, как он, должно быть, рассчитывал…

1 июня 1472 года в пышно разукрашенной базилике Святого Петра состоялась торжественная церемония. На ней присутствовали королева Боснии Катерина со своими спутницами, Кларисса Орсини, знатные патрицианки Рима, Сиены и Флоренции. Вероятно, были там и греческие соотечественники Зои. Во время обручения оказалось, что кольца невесты русская сторона не припасла — как объяснил Вольпи, у них нет такой традиции. Так что пришлось, по всей видимости, воспользоваться наспех взятыми у кого-то кольцами.

От папы римского Сикста IV (сменившего скончавшегося Павла) Зоя получила подарки и приданое шесть тысяч дукатов. В своём труде, посвящённом союзу Зои и Ивана III, «Царское бракосочетание в Ватикане» П. Пирлинг описывает фреску в Санто-Спирито, «показывающую нам Зою на коленях перед папой, а рядом с нею равным образом на коленях измышление художника поместило жениха; они оба имеют на голове короны, а папа, по бокам которого стоят Андрей Палеолог [брат Зои] и Леонардо Токко, даёт кошелёк Зое».

Кроме того, «королеве русской» предоставили и приличествующую её происхождению и новому сану свиту, а в те места, которые она должна была проезжать на пути в Москву, были направлены соответствующие письма. Так, герцог Модены получил от Сикста IV следующее послание: «Наша возлюбленная во Христе Иисусе дщерь, знатная матрона Зоя, дочь законного наследника константинопольской империи Фомы Палеолога, славной памяти, нашла убежище у апостольского престола, спасшись от нечестивых рук турок во время падения восточной столицы и опустошения Пелопоннеса. Мы приняли её с чувствами любви и осыпали её почестями в качестве дщери, предпочтённой другим. Она отправляется теперь к своему супругу, с которым она обручена нашим попечением, дорогому сыну, знатному государю Ивану, великому князю Московскому, Новгородскому, Псковскому, Пермскому и других, сыну покойного великого князя Василия, славной памяти; мы, который носим эту Зою, славного рода, в лоне нашего милосердия, желаем, чтобы её повсюду принимали и чтобы с ней повсюду обращались доброжелательно, и настоящим письмом увещеваем о Господе, твоё благородие, во имя уважения, подобающего нам и нашему престолу, питомицей коего является Зоя, принять её с расположением и добротой по всем местам твоих государств, где она будет проезжать; это будет достойно похвалы и нам доставит величайшее удовлетворение».

24 июня Зоя со своей немаленькой свитой, обеспеченные всем для дальнего путешествия, двинулись в путь. Поначалу они направились на север Италии. Во всех городах, которые лежали на их пути, племянница византийского императора и будущая великая княгиня далёкой Руси вызывала огромный интерес. Так, в Болонье местные жители отметили, что у неё чудесная белоснежная кожа, признак высокого рода, и огромные, очень красивые тёмные глаза. Осталось и описание костюма — пурпурное платье и парчовая, подбитая соболями мантия. Голову Зои украшали драгоценные камни и жемчуг, а на левом плече была застёжка с особенно крупным драгоценным камнем, бросавшаяся в глаза даже на общем фоне роскошного наряда.

Почти через месяц после начала пути кортеж достиг Венеции, где в честь Зои был дан праздник. В частности, в праздничной процессии «была подвижная башня, наполненная аллегорическими фигурами; множество силачей несло её на своих мощных плечах, а с обоих боков поддерживали её три длинные жерди. Посредине, на почётном месте, сидел молодой человек в белом женском костюме, изображающий справедливость, с венком на голове, с весами и монетами в руках. Два герольда стояли неподвижно по сторонам его. Сверху парил двуглавый византийский орёл, державший в своих когтях царскую державу и меч».

В начале сентября Зоя прибыла в немецкий город Любек, а оттуда, морским путём, отправилась в Колывань (ныне — Таллин); длилось морское путешествие одиннадцать дней. Передохнув, «фрязы и греки из Рима» направились в Юрьев (ныне — Тарту), где их уже встретили представители великого князя, а 11 октября невеста въехала в Псков. И там, и позднее в Новгороде своей будущей государыне горожане устраивали пышные встречи, и, по обычаю, с хлебом-солью.

В Пскове сопровождавших её представителей католической церкви ожидал неприятный сюрприз — внезапно выяснилось, что надежда укрепить влияние католицизма на Руси через Зою напрасна. Зоя посетила православный собор Святой Троицы, где поклонилась православным иконам, также вела она и себя и в Новгороде. Стало ясно, что византийская царевна твёрдо намерена вернуться к вере своего детства, своих предков. И одежду Зоя тоже сменила, отказавшись от итальянского костюма в пользу русского. А ведь папский легат намеревался въехать в Москву с распятием, «латинским крестом», которое несли бы перед ним! Митрополит Филипп был непреклонен и заявил великому князю, что если латинский епископ со своим крестом въедет в одни врата Москвы, то он, духовный наставник князя, немедленно покинет город через другие.

И вот, наконец, 12 ноября Зоя въехала в Москву. Прежде всего она отправилась к митрополиту, который благословил её, а затем отвёл в палаты княгини Марии и представил её будущей свекрови. Там же ожидал и великий князь; так состоялась долгожданная встреча невесты, сироты, и если не бесприданницы, то только благодаря относительной щедрости римского папы, зато византийской царевны! — и жениха, правителя всё набирающей силу страны.

Кто знает, чего ожидали они оба, семнадцатилетняя невеста и тридцатидвухлетний жених, помимо того, что их союз должен был быть, что называется, династическим? По сохранившимся свидетельствам, князь Иван хотя и сутулился, но был строен, высок и весьма привлекателен. Ну а если учесть, что за годы брака княгиня родит супругу множество детей, надо полагать, их долгая совместная жизнь оказалась достаточно приятной.

Но это в будущем, а пока жених с невестой отправились в небольшое деревянное строение, которое временно заменял строившийся пока Успенский собор. На церемонии присутствовало немного людей — мать Ивана III, его сын от первого брака, Иван Молодой, братья — Андрей и Борис, папский легат, свита невесты и бояре. Заметим, что, согласно одной из летописей, венчание проводил не митрополит Филипп, а «коломенский протопоп Осей».