Любовь моя последняя - Тэа Тауэнтцин

— Было бы неплохо… Я бы могла сейчас…

— Ничего ты не будешь. Только тихо сидеть, спокойно дышать и чувствовать себя в надежном, защищенном месте. — Рукой, одетой в черную перчатку, Рут слегка прошлась по щеке Этты и принялась за работу.

Зябко поеживаясь, Этта наблюдала за ней и прислушивалась, не прибавится ли к окружающим звукам звук подъезжающей машины Романа. Ей хотелось бы, чтобы Роман был уже здесь.

Рут вытащила из огромной сумки пестрые упаковки с печеньем и засахаренными фруктами, а в маленькой кухне уже булькал глинтвейн, пахнувший гвоздикой и корицей.

Вроде бы так все спокойно и уютно, но Этта не чувствовала никакого покоя.

— Разве Роман не собирался выехать сразу?

— Ему надо было еще вернуться на фабрику. Наверно, его там задержали. — Рут обернулась и посмотрела на нее. В ее глазах появилось странное выражение — застывшее, отсутствующее.

— О чем ты думаешь? — занервничала Этта. — Ты ведь не считаешь, что Роману что-то помешало?

— Что ему может помешать?

— Не знаю… Но сейчас — половина восьмого. Разве он не должен быть уже здесь?

— Ну, и что? Половина восьмого… У нас же есть время… много времени… до завтрашнего утра…

— Что это значит? — воскликнула Этта. — Мы не будем ждать здесь до утра. Я этого не выдержу!

— Я и не знала, что ты такая трусиха.

— Я — не трусиха, но…

— Что здесь с нами может случиться? Здесь ты в безопасности, и Роман знает это, поэтому и не будет нестись сломя голову.

Рут вышла на кухню и вскоре вернулась с дымящимся глинтвейном.

— Я очень рада побыть с тобой наедине, Этта… Думаю, нам есть, о чем поговорить, объясниться…

— Объясниться? В чем мы должны объясниться?

Рут загадочно улыбнулась и присела на диван напротив камина.

— Нам надо знать все друг о друге, Этта… Мы близкие подруги, и я готова к главной исповеди.

Этта нахмурила брови.

— Ах, оставь, Рут… Я ничего не хочу больше слышать о том, что было. Лора мертва, и Гвидо тоже… А что касается моей роли в этом деле… Все прошло и забыто.

— Разве ты не за то, чтобы между людьми всегда была ясность во всем?

— Для этого не нужна генеральная исповедь, Рут. Или все знаешь, или не знаешь ничего.

— Ты так считаешь?

— У меня есть опыт.

— С Гвидо?

— Да, с Гвидо, — почти грубо ответила Этта. — Но это то, о чем я хотела бы говорить в последнюю очередь.

— Могу себе представить. Конечно, ты права… Без слов понятно, что мы многое знаем друг о друге. Но, несмотря на это, я нахожу замечательным однажды сказать настоящую правду от всей души.

— Пожалуйста, Рут, будь благоразумной. По крайней мере, пока не приедет Роман. Если и тогда тебе захочется исповедоваться, можешь еще что-нибудь выдать. Но не сейчас.

Рут окинула Этту быстрым взглядом.

— Ты принадлежишь к тем сильным личностям, которые справляются со своими проблемами сами, да? Я, к сожалению, нет… Мне иногда хочется излить душу. И потом, я чувствую себя освобожденной.

— У тебя же есть Роман.

— Роман? Какое отношение имеет Роман к тому, что нам надо сказать друг другу? Это касается только нас двоих: тебя и меня.

— Пусть прошлое останется в прошлом, Рут. Если тебе мешает то, что ты не всегда была со мной откровенна… я могу это понять. В конце концов, Лора была твоей подругой.

Продолжая гнуть свою линию. Рут таинственно улыбнулась.

— Тебе известен роман «Исповедь убийцы, рассказанная за одну ночь» Йозефа Рота? Это была такая же ночь, как сегодня.

Этта напряглась, но в следующий момент в ней вдруг проснулась холодная ярость.

— К черту! Что значит вся эта бессмыслица? Ты что, хочешь изобразить леди Макбет? Или кого-то еще?

Рут хихикнула.

— Это был бы Шекспир… А я говорю о Йозефе Роте… Подожди минутку. — Она встала и снова пошла на кухню.

Этта в полной растерянности смотрела ей вслед.

Почему Рут выбрала именно этот вечер, чтобы изобразить из себя сумасшедшую? Или это вовсе не игра? Что за всем этим стоит? И Роман никак не приезжает… Где же его носит?

Она вскочила и подбежала к боковому окну. Ставня была закрыта, но она слышала, как завывает ветер и шумит дождь. Вдруг ставня открылась, и Этта заметила чью-то руку, а затем — размытое пятно белого лица…

Она отшатнулась и резко вскрикнула. Рут опрометью вбежала в комнату.

— Что случилось?

— Лицо… На улице…

Рут распахнула окно и высунулась наружу.

Никого. Только вдали, на другой стороне озера, мерцал в ночи одинокий огонек. Казалось, что он движется. Но двигался не огонек, а волнующаяся под напором ветра листва деревьев.

— Вот, что ты приняла за лицо! — воскликнула Рут и подняла руку. — Лампочка на той стороне, видишь ее? Ты ее приняла за лицо!

Этта растерянно вглядывалась в темноту. Неужели она ошиблась?

— Но… но там еще была и рука, — заикаясь, произнесла она.

— Ты с ума сошла, — холодно проговорила Рут и захлопнула ставню.

В комнате сразу стало тихо и неуютно, как в склепе.

Обе женщины отчужденно смотрели друг на друга.

И тут Рут заговорила. Голос ее звучал злобно и неестественно.

— Итак, ты не так сильна, как тебе бы этого хотелось? Да ты же вся дрожишь от страха. Тебя преследует дух Гвидо?

— Ты что, лишилась разума, Рут? — тихо спросила Этта. — Пора прекратить этот спектакль.

— Какой спектакль? Ты не понимаешь, что это не игра? — Рут встала за диван и расправила плечи. — Я же тебе сказала, я все знаю!

— Что ты знаешь?

— Что ты убила Гвидо! Я знала это с первой минуты! Ты — убийца!

Этта в полной растерянности смотрела на Рут, будто та на ее глазах превратилась в чудовище. Может, она действительно сошла с ума?

— Но это же неправда, Рут! — в отчаянии вырвалось у нее. — Это же…

— Оставь свою ложь! Ты здесь не перед судом и никогда перед ним не предстанешь. Об этом я позабочусь. — Глаза Рут горели яростью и… местью.

Да, вот, пожалуй, на чем она помешалась. Месть! Внезапно у Этты появилось ужасное подозрение: не заманила ли ее Рут в ловушку?

— Чего, собственно, ты от меня хочешь, Рут? — спросила она, стараясь быть твердой, насколько это возможно. — Я даже не развелась с Гвидо. Почему я должна была убить его?

— Из подлости! — крикнула Рут и швырнула свои черные перчатки в воздух. — Потому что ты для него не существовала. Потому что ты могла хоть на голову встать, а его это не трогало. Со всеми твоими дорогими платьями и мехами ты возбуждала его так же, как железная вешалка.

— Ну, и что, — холодно отреагировала Этта. — Я его уже давно не любила.

— Да, конечно, не любила. Но твоя нордическая гордость не смогла вынести того, что он любил другую. Поэтому ты его и убила! Не хотела отдавать его никому!

— Да он в любое время мог иметь эту другую, ты же знаешь. Но ты так же хорошо знаешь, что для этого ему нужны были деньги.

— Твои деньги, твои деньги… — презрительно продолжала Рут. — Плевал Гвидо на твои деньги!

— К сожалению, нет. Он даже пытался убить меня. Ты же сама недавно говорила, что Лора без денег никогда бы не вышла за него замуж.

— Да что Лора… — Рут сжала губы и несколько мгновений стояла, как вкопанная. Потом медленно обошла диван, будто что-то обдумывая, и произнесла: — Он любил вовсе не Лору.

— А кого же?

— Меня, меня он любил!

У Этты перехватило дыхание, на нее напал парализующий ужас.

— Тебя?!

— Да, меня… Только меня одну. Ни одной другой женщины, никогда. И тебя не любил! — Рут впала в какое-то неистовство. Теперь это было не только желание мести, но и откровенная ненависть к Этте. — Ты, гусыня! Ты же никогда этого не замечала. Лора была таким же холодным куском льда, как и ты. С тем же успехом он мог бы остаться и с тобой!

— Значит, у него никогда не было любовной связи с Лорой?

— Конечно, нет! Письма, которые он посылал в Зальцбург, предназначались мне. И тридцать красных роз каждый раз — мне! Сотни красных роз посылались в Зальцбург — все для меня! Все за твои деньги! Котеночек — я! Именно я — та женщина, которой он писал: «Ты — любовь моя последняя…» И она была последней. Я — его последняя любовь!

— Вот, значит, что хотела сказать мне Лора, когда искала встречи со мной. И поэтому…

Вся правда мгновенно раскрылась перед Эттой. Теперь она знала, почему должна была умереть Лора, и кто ее убил. Это была Рут, она стояла за открытой дверью, включив музыку, и измененным голосом говорила Лоре: «Входите, я в постели…»

Да, Рут способна на убийство.

Эта догадка пронзила Этту, как удар током, и она начала понимать, какая опасность грозит ей самой. Разве может Рут допустить, чтобы Этта ушла живой из этого дома? Она действительно попала в ловушку.

— А где… где же Роман?

— Не надейся, голубка… Роман не придет, никто не придет… Я хотела побыть с тобой наедине. — Рут крепко держала за руку оглушенную страхом Этту. — Ты от меня не уйдешь… Моя исповедь закончилась, я призналась и чувствую себя свободной. Теперь — твоя очередь. И тебя надо освободить…