Поколение победителей - Павел Дмитриев

– Да ну, не может быть. Искали более рациональное объяснение?

– Там аргументов как грязи… И все подтверждают перенос.

– Что-то, кроме человека и документов, есть?

– Мудрый начальник всегда зрит в корень. – Владимир чуть повернулся и посмотрел другу в глаза. – Пришелец попался обалденно экипированный… – Семичастный заглянул в вытащенную из кармана бумажку и показал список: – С автомобилем Toyota, переносным телефоном HTC и компактным компьютером Dell. Это из основного. Кстати, мы проверили – такая автомобильная фирма в Японии существует реально, но ничего подобного не делала. Производителей остального вообще не смогли найти.

– Прямо на целой машине попал?

– Точняк, со всем барахлом, – охотно подтвердил Семичастный. – Еще не все, прекрасная маркиза…

– Этого мало?

– Перенесенный гражданин, попаданец, как он себя называет, вполне неплохо знает нашу будущую историю. В том числе персонально мою и твою.

– И ты молчал?!?! – Александр Николаевич резко повернулся и чуть не столкнул Семичастного с дорожки в траву. Получилось плохо, почти десяток сантиметров разницы в росте и двадцать кило в весе играли не в пользу Шелепина. – Что ты сказал?!

– Нервы береги, Саш. Есть три новости, с какой начать?

– Достал уже!

– Хорошая. Умрем мы с тобой спокойно, от старости, после тысяча девятьсот девяносто второго года, дальше Петр попросту не знает.

– ???

– Плохая. Генеральным секретарем до тысяча девятьсот восемьдесят второго года будет Ленька. Нас законопатят по углам, меня на Украину, тебя укреплять профсоюзы. Уже скоро.

– Значит, сожрут, козлы старые.

– И еще, совсем плохая новость… В конце восьмидесятых партия потеряет власть, страна встанет на капиталистические рельсы развития, и ту-ту! Все понесется в задницу, СССР развалится на республики. С войнами, разрухой и прочей фигней… Советский Союз, вернее, уже Россия, скатится в разряд третьестепенных стран.

– Они там точно озверели?! В голове же такое не укладывается, ну не может быть!!! Не мо-жет! Ни-ког-да! – Александр уже не говорил, просто плевался словами.

– Ха, я после вчерашнего разговора с Музыкиным не спал ни секунды. Вот веришь, пытался, но мысли в голове кругами, и… На смех потянуло, как бабу истеричную.

– Теперь вдвоем смеяться будем?

– Так точно! Мы тут задницу рвем на британский флаг себе и врагам, а…

– Уже через двадцать лет это никому не будет нужно!

– И сдохнем мы, всеми забытые, доживая на маленькую пенсию, хорошо, если не на улице.

– Ну, у тебя-то хоть генеральская пенсия будет, если и этого не лишат.

Собеседники замолчали, Владимир достал пачку сигарет, закурили. Камень дорожки по-прежнему гладко ложился под ноги, все так же мельтешили по невысокой траве сосняка солнечные зайчики. Воздух, как всегда, дурманил мягким ароматом прелой хвои и нагревшейся на солнце смолы. Но мир изменился, и с этим как-то надо было жить дальше.

– И что теперь делать? – Александр наконец щелчком послал окурок в лес. – Его надежно изолировали?

– Шлепнут без некролога, – засмеялся Предеседатель КГБ. – Кроме сестры нашего старлея, парня никто не видел.

– Рассказам можно доверять?

– Скорее всего, да. Музыкин колол, опыт у него богатый. Говорит, что этот Петр ничего не скрывает, наоборот, подчеркивает свою полезность.

– Его можно понять… Но распад СССР… Брежнев… Войны… Профсоюзы…

– Вот-вот, Саш, главное, сам с нарезки не сорвись. Еще деталей не узнал, а уже в ужасе.

– Володь, нам нужно обязательно предотвратить эти события. – Шелепин опять потянулся за пачкой «Столичных». – Надеюсь, еще не поздно.

– Не боись, Саш, все будет по уставу. – Семичастный скорчил страшную солдафонскую рожу, одновременно протянул руку за сигаретой. – Врагов СССР мы обязаны уничтожить.

– Любой ценой! – веско припечатал Александр Николаевич.

– Есть! – Генерал-полковник КГБ[32] вполне серьезно вскинул руку к виску. – Докладываю обстановку. Музыкин прямо при мне написал рапорт на десяток страниц…

Когда факты и сигареты иссякли, солнце едва виднелось над горизонтом.

– Пойдем скорее к женам, небось переживают, – забеспокоился Александр Николаевич. – Как бы чего плохого не подумали.

– Скорее! Там водка есть. На трезвую голову такое не усвоить.

…Утро вторника двадцать пятого мая тысяча девятьсот шестьдесят пятого года началось традиционно, с головной боли. Впрочем, к этому коммунистам не привыкать, грустно думал Шелепин, выпивая мерзенький, но эффективный коктейль-похмелятор, предусмотрительно принесенный женой из буфета.

– Саша, что вчера с тобой было? – озабоченно спросила Вера Борисовна. – Я с пятьдесят третьего не видела, чтобы ты так много пил. Да и Семичастный хорош… А уж что вы рассказывали, так совсем уму непостижимо.

– Что именно мы говорили? – Александр Николаевич наморщил лоб – верно, чепухи было много.

– Ничего конкретного, но дикое что-то, про развал СССР, какую-то перестройку, войну в Грузии. Еще Армстронга[33] ругали, как будто этот негр что-то гадкое сделал.

– Знаешь, Веруся…

– Ну и не говори, – жена резко отложила книгу и встала с кресла.

– Да погоди ты, не обижайся!

– Очень странные вы с Володькой вчера были. Полночи не спала, думала, что случилось. – Вера Борисовна присела на кровать и, обняв мужа, продолжила: – Саш, расскажи, что-то серьезное произошло?

– Скорее удивительное и страшное… Да плевать! – решился Шелепин. – Вчера стало известно наше будущее!

– Неужели?! Новый провидец спустился с гор Кавказа?

– Намного проще: неизвестным образом к нам переместился человек из две тысячи десятого года.

– О! И как там живут? – машинально поинтересовалась Вера Борисовна, не успев поверить словам мужа.

– По-разному. Конкретно мы жить будем долго, но не слишком счастливо…

– Нет, ты на самом деле серьезно?!

– Совершенно. Уж поверь, пожалуйста, есть все доказательства.

– Тогда давай все с самого начала…

…На поздний завтрак в летней беседке собрались уже вчетвером. Выяснилось, что жены, не сговариваясь, с утра раскололи своих председателей КГБ[34]. Впрочем, последние не слишком сопротивлялись, новость была слишком важна и потрясающа, чтобы держать ее в себе. Да и сказано на вечерней пьянке было хоть и намеками, но слишком многое.

Как ни странно, основную суть первыми ухватили именно женщины, наверное, им природой положено заботиться о будущем. Ведь их мужья-вожди своего, собственно, практически ничего не имели. Находясь на вершине власти, они, мягко говоря, ни в чем не нуждались. Но не более того. Дача, лимузин, мебель, даже квартира – все было государственным. Выходя на пенсию или срываясь с карьерной лестницы, партийные лидеры теряли все, без остатка. Дети и жены не наследовали практически ничего, да и вообще…

Супруги первых лиц государства прекрасно знали, как живут настоящие капиталисты-олигархи. Несмотря на декларируемую приверженность идеалам марксизма-ленинизма, пухлый червячок зависти проползал темными ночами в самые сокровенные закоулки сознания. Он грыз мозг сравнением бутиков Парижа и «сотой» секции ГУМа, санаториев Пицунды и пятизвездочных отелей на Лазурном берегу. Отравлял мысли о старости угрозой жизни на одну пенсию, ведь даже пенсионер союзного значения не получал ничего по сравнению с финансовым достатком зарубежных политиков.

Мужчинам было тяжелее. Подобно искренним, возможно, истово верящим монахам, которые отдали жизнь служению Святому престолу и прикипели к своей келье, они привыкли к почитанию паствы, хвалебным речам и вполне земному вознаграждению едой и кровом. Каково было узнать, что усердно молящиеся сегодня люди завтра с криками радости разнесут «храм» на кусочки, а заодно брезгливо вытолкают взашей «служителей культа», пожалев на них даже пули-кары? Как говорится, имелось, о чем задуматься.

Впрочем, все присутствующие понимали, что двадцать лет – немалый срок. Призрак огромной, почти неограниченной власти манил своей близостью, отказываться от такого было попросту смешно. Новые знания не только давали существенные преимущества в грядущей аппаратной борьбе. Они оправдывали практически любые средства «великой целью» спасения Советского Союза. Воспринятые Шелепиным еще в детстве и юности убеждения прорвались на новый уровень. Внезапно секретарь ЦК КПСС понял, что ради такой цели он готов бороться со всей коммунистической партией. Но результаты этого решения Александр Николаевич почувствовал только спустя много лет.

Однако ситуация требовала срочных действий. Друзья прошли суровую школу партийных дискуссий и обсуждение «перспектив» вполне профессионально задушили в зародыше. На повестке фактически стоял только один принципиальный вопрос, а именно: раскрывать информацию соратникам в ЦК или нет. Впрочем, преимущество монопольного использования информации оказалось столь велико, что довольно быстро обсуждение скатилось к поискам достойного предлога для сокрытия важных сведений.