Пятое путешествие Гулливера - Андрей Аникин

Вероятно, ему недоставало секретаря Мика, который был его доверенным лицом и советчиком, а во мне он хоть в малой мере, но видел преемника Мика. Но говорить со мной о перипетиях его борьбы с соперниками было мало толку, так как я слишком плохо знал политическую систему Эквигомии и расстановку сил. Иногда Нуил кое-что рассказывал мне об этом, но чаще наш разговор обращался к заморским делам.

На заседания Совета Нуил отправлялся в сопровождении отряда солдат. Другие руководители приводили такие же отряды, так что Совет заседал в окружении целой армии. Офицеры и фанатики среди солдат враждовали, как их хозяева, дело уже несколько раз доходило до вооруженных стычек.

Заседания Совета превратились в словесные перепалки, в которых участники, клянясь Оаном, обвиняли друг друга во всех смертных грехах. Мне кажется, что государством в эти месяцы, которые я провел в столице, в сущности, никто не управлял. Может быть, это было лучше для эквигомов. По крайней мере, высшим сверхравным было не до того, чтобы разводить голубей, искоренять вредную привычку к молоку и превращать всех врачей в ветеринаров.

Нуил все еще не терял надежды. Он рассылал верных людей в воинские части, собирал своих сторонников в Совете и что-то обещал им, пытался расколоть своих врагов. Но эмиссары его возвращались с неутешительными известиями, ряды сторонников редели, а враги, видя его слабость, теснее объединялись.

Однажды Я с удивлением и с некоторым удовольствием обнаружил, что мои стражи куда-то исчезли. Дело было ясно: крысы бегут с тонущего корабля. Но мне с этого корабля было некуда бежать. Я надеялся, что сам Нуил достаточно умен и хитер, чтобы не пойти на дно, а заодно помочь и мне выбраться из Эквигомии.

…В этот день Нуил еще утром уехал на заседание Совета.

Я сидел за письменным столом и приводил в порядок свои записи, которые начал в последние недели делать, пользуясь свободным временем. Внезапно дверь открылась, и вошел офицер, с которым я ехал в экипаже после убийства Мика.

— Нэмис, пять минут на сборы! — сказал он. — Приказ пятикратно-сверхравного: к утру быть в порту.

Я понял, что наступил решительный час. Сунув в мешок свои записи, трубку, чистую рубаху и еще какую-то мелочь, я вышел вслед за офицером. Нам подали верховых лошадей, и мы поскакали. Часа четыре мы мчались без передышки.

Я никогда-то не был хорошим всадником, а за последнее время совсем отвык от верховой езды. Наконец я взмолился об отдыхе.

Да и лошади были все в мыле. Мы спешились, и он рассказал мне, что произошло. Враги попытались арестовать Нуила, он кликнул своих солдат, началась кровавая схватка. Нуил с помощью верных людей выбрался из здания и теперь другой дорогой ехал в порт, где нас ждало готовое к отплытию военное судно.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Бегство из Эквигомии. Гулливер возвращается на родину

Обстоятельства нам благоприятствовали. Весть о бегстве Нуила еще не успела дойти до дорожных постов, и солдаты с почтением пропускали нас, когда мой спутник показывал им бумаги, подписанные нашим хозяином. Дороги были плохие, и ночью ехать по ним галопом и даже рысью было опасно.

Тем не менее мы опередили Нуила и его отряд приблизительно на час. Пятикратно-сверхравный был измучен до последней крайности и едва держался в седле. Пришлось перенести его в лодку, куда поместилось еще семь человек, включая меня и моего спутника. Судно дрейфовало в полумиле от берега и подняло паруса, как только мы взошли на борт. Нуил приказал мне поместиться в его каюте, и через несколько минут мы оба спали мертвым сном. Следующим утром я узнал, что судно направляется в Порт-Тонваш. Итак, Нуил намеревался стать политическим эмигрантом в Пекуньярии.

Я сказал: первое, что ему потребуется там, — это деньги.

Он усмехнулся и достал из шкафа кованый ларец старинной работы. В нем было несколько сот старых эквигомских золотых монет, каждая весом более соверена, золотые украшения и драгоценные камни. Я сказал, что надо будет положить это на хранение в банк, так как воры и грабители немедленно попытаются добраться до его сокровища.

Именно сокровище Нуила помогло мне поистине чудом вернуться на родину.

Единственным человеком на судне, который знал, помимо меня, о кованом ящике, был офицер, доставивший меня в порт.

Он решил, что будет в Пекуньярии гораздо более важной особой, если высадится владельцем изрядного состояния, а не бедным адъютантом беглого генерала. Этот офицер вступил в сговор с капитаном и несколькими другими лицами. Естественно, они решили не посвящать в свои замыслы команду, чтобы не делиться добычей. Ночью негодяи открыли подобранным ключом дверь нашей каюты, разбудили нас и под прицелом пистолетов вывели на палубу.

Я решил, что нас сейчас убьют, и стал читать про себя молитву. Нуил был до странного спокоен и шел, задумчиво глядя себе под ноги. Но если нас ждала смерть, то медленная и мучительная, так как нас посадили в шлюпку и отпихнули от судна. К счастью, в ней был бочонок с водой и небольшой запас пищи.

Через несколько минут судно скрылось во мраке, и мы остались одни в утлой лодочке среди бескрайнего океана. Я знал, что мы находимся приблизительно в ста милях к северу от берегов Пекуньярии и притом в водах, куда пекуньярские суда заходят очень редко. Положение наше было ужасно.

Само собой получилось, что теперь я был старшим, и недавний диктатор Эквигомии без малейших возражений подчинился мне. Я разделил запасы воды и продовольствия из расчета на шесть дней плаванья и притом так, чтобы мы могли сохранить силы для работы на веслах. Затем я определил по солнцу направление к земле и сказал Нуилу, что мы будем грести непрерывно день и ночь, сменяясь каждые два часа.

Но на другой день задул южный ветер, так что наше движение резко замедлилось. Ладони наши были стерты в кровь, руки и плечи мучительно болели. Нуил пытался отлынивать от работы, так что мне пришлось подавить бунт с помощью нескольких ударов кулака. После этого он присмирел и лишь время от времени принимался тихо скулить.

Так прошло восемь или девять дней (мы потеряли им счет), и обоим нам стало ясно, что конец недалек. Мы уже не могли грести и без сил лежали на дне лодки, изредка обмениваясь несколькими словами.

Еще через два дня Нуил начал бредить. Не знаю, в бреду или в сознании сказал он фразу, которая меня поразила:

— Вот теперь мы наконец действительно равны…

Когда я увидел парус, то сначала решил, что это галлюцинация. Но он упорно не исчезал, несмотря на то, что я тер глаза, щипал себя и бил по щекам. Тогда я с трудом поднялся и стал махать лохмотьями своей эквигомской рубахи…