Трикстер, Гермес, Джокер - Джим Додж

Они помолчали.

— Твой отец был альпинистом, пропавшим на вершине. Я познакомилась с ним в кафе «Катманду» как раз перед восхождением. Помню, как…

Сидя перед разбитым именинным пирогом, Эннели говорила почти два часа, рассказывая о каждом мужчине, которого любила наяву или в мечтах, обо всех, кого помнила, кого выдумала, о солдатах, поэтах, преступниках, дураках. Дэниел внимательно слушал, и когда она закончила, слезы навернулись ей на глаза — сын отрезал ломоть разбитого пирога и протянул ей.

Эннели и Дэниел закончили реставрацию первого апреля, в День Дураков, очень веселясь по этому поводу. Работа удалась на славу. Покинутому королю реки вернули все былое великолепие — от бельгийских ковров до роскошных люстр он теперь излучал сдержанную элегантность и достоинство со вкусом одетого богача.

Вечером Эннели позвонила Дейву Джаспарсу и сказала, что работа закончена.

— Фантастика! — от души обрадовался он. — Устройте себе каникулы на пару недель, поезжайте куда-нибудь или просто отдохните, полюбуйтесь плодами своего труда. В конце месяца здесь будет проездом Элмо, он вам скажет, что дальше.

— А вы не знаете, что бы это могло быть? — бросила пробный шар Эннели. Дейв Джаспарс любил посплетничать и всегда намекал, что знает гораздо больше, чем может сообщить.

— Ну… — протянул он. — Сами понимаете, я не должен об этом распространяться… вас отправят куда-то в Индианаполис, в монастырь Милостивой Девы, а Дэниел поедет в Парагвай изучать галлюциногенные практики с одним индийским йогом.

Эннели была совершенно сбита с толку. Она издала носом какой-то жалобный звук, но даже не знала, что сказать, пока не выпалила наконец решительное «Нет!»

— С первым апреля! — расхохотался Дейв Джаспарс. — Попались!

— Обормот несчастный, — выругалась Эннели. — Хорошо, что я не знаю вас в лицо, а то бы встретила на узкой дорожке и устроила какую-нибудь глупость покруче.

— Боже мой, миссис Уайетт, — удивился он, — я понятия не имел, что вы так обо мне подумаете. Вы разве не знаете, что День Дураков — единственный религиозный праздник, который мы отмечаем?

— Нет, — улыбнулась Эннели. — Но на вас это очень похоже.

В главном салоне «Батон-Руж» Элмо Каттер вынул изо рта сигару и тихонько присвистнул.

— Ничего себе!

Дэниел счел момент подходящим, чтобы забросить удочку насчет полной реставрации.

— На реке он смотрелся бы просто великолепно, но тогда надо наладить двигатель или поставить новый.

— Нет, Дэниел, плавать он не будет. Мы планируем использовать «Батон-Руж» как стационарный коммуникационный центр. На реке он привлекал бы слишком много внимания.

— Зачем тогда было корячиться надо всем этим? — взмахнул руками рассерженный мальчик, показывая на отделку салона. — Кому это нужно? Почему бы не сделать простой, дешевый, практичный ремонт?

— Потому что это было бы неправильно, — твердым голосом сказал Элмо. О такой голос можно кулак сломать.

— А делать что-то только наполовину — правильно?

— В нашем случае — да. Сынок, ты пойми, на полную реставрацию у нас просто нет средств, а электростанция на борту удвоила бы бюджет и сделала бы бессмысленными все наши планы.

— А так бессмысленной делается вся наша работа, — пробормотал Дэниел.

Элмо положил ему на плечо крупную мясистую руку.

— Сейчас скорее вам решать, бессмысленна она или нет. Что до меня, я считаю, вы оба сделали потрясающее дело, но прежде чем снова вцепиться мне в задницу с вашим двигателем и вконец меня застыдить, дайте хоть спасибо сказать! Ладно? Вот так. Ну, теперь можно продолжать препираться, а можно спокойно сесть за этот великолепный стол и поговорить, — он снял руку с плеча Дэниела и погладил полированную столешницу. — Кстати, что это за дерево?

— Орех, — ответил Дэниел.

Элмо еще раз погладил стол толстыми пальцами.

— Замечательно, просто прекрасно.

— Далеко мы ушли от того старого карточного стола, а? — заметила Эннели.

— На миллион миль, — Элмо опять повернулся к Дэниелу. — Ну, ты выпустил пар?

— Если это имеет какое-то значение, — сказала Эннели, — я с Дэниелом согласна.

— Это имеет значение, но ничего не меняет.

— Тогда, — Эннели села на стул, — давайте поговорим о чем-нибудь другом, вроде миллиона миль между пунктом А и пунктом Б, и о том пункте, куда мы с Дэниелом теперь направимся.

— Решайте сами, — Элмо уселся напротив нее. — Пароход еще месяц будут оснащать радиоаппаратурой. Тут будет жить постоянная команда, человек десять-двенадцать, иногда гораздо больше. Можете остаться — поучиться радиоинженерному делу, которое весьма полезно в наши дни, или поезжайте в Техас, в Уэйко, там открывается наша языковая школа. Выучите испанский и заодно удостоверитесь, что границы наши всегда открыты для некоторых товаров и людей. В Вашингтоне стоит общинное судно по добыче лосося, там рабочие руки всегда нужны — на нем точно есть двигатель. И команда, которая лет сто назад сделала бы честь пиратскому кораблю. Или, если хотите овладеть искусством печати и фотографии, у нас вот-вот начнет работать печатный цех…

— Печатный цех?

— Изготовление документов, водительских прав. Все такое.

— Поддельных, — кивнул Дэниел. Элмо пожал плечами.

— Что тут скажешь. У нас есть куча официальных печатей и прочей атрибутики, правда, нет официального разрешения ее использовать.

— А где этот печатный цех? — спросила Эннели.

— В Беркли. Калифорния.

— Беркли, Калифорния, — мечтательно протянула Эннели. — Удостоверения личности, свидетельства об образовании. Отлично. Это и выберем. — Она обернулась к Дэниелу. — Если, конечно, тебе подходит.

— Да, — сказал он, — я хотел бы пожить в городе.

— Сколько мы там пробудем? — Эннели повернулась обратно к Элмо.

— Пока вы не устанете или пока цех не погорит — с типографиями это случается. Но чем качественней документы, тем меньше шума.

— Когда ехать?

— Хоть сейчас. Оборудование и сырье будут завозить еще в течение месяца, но помещение готово.

— И двигатель не нужен, да? — вставил Дэниел, но уже с улыбкой.

Элмо улыбнулся в ответ.

— Ты знаешь, сынок, как называют бульдога, который понимает, когда надо разжать челюсти?

Мальчик покачал головой.

— Умницей, — сказал Элмо.

— А вы знаете, как называют пароход без двигателя?

— Дай подумать, — вздохнул Элмо. — Тупицей?

— Нет. Коммуникационным центром.

— Черт, похоже, мне пора брать на работу большую ложку.

Дэниел не клюнул, но Элмо все равно объяснил:

— Для того дерьма, которое регулярно приходится есть, ложка не помешает.

— Раз уж мы взялись задавать вопросы, — вмешалась Эннели, — и раз уж вы доверяете нам подпольную типографию, я бы тоже хотела кое-что узнать. Где сейчас Шеймус Мэллой?

— В море, с небольшой командой охотников за сокровищами. Тот чокнутый профессор так и не объявился.

— За какими сокровищами? — спросил Дэниел.

— Серебро, золото.

Эннели улыбнулась.

— Тогда он наверняка доволен и счастлив.

— Господи, — сказал Элмо, — будем надеяться.

Дом в Беркли стоял на Маккинли-стрит, почти рядом со школой. Когда месяц спустя грузовик «Хелмсбро Муверз» (с типично берклийской надписью на борту: «Довезем куда вам надо, даже прямо в пекло ада!») привез коробки и ящики будто бы с мебелью, Эннели и Дэниел нашли в них пачки незаполненных свидетельств о рождении, водительских прав, призывных повесток, паспортов, а также набор официальных печатей каждого штата и федеральных ведомств. Маленькую фотолабораторию на втором этаже оборудовали еще до их приезда, в соседней комнате стоял «Мультилит» для размножения документации, тигельный печатный аппарат и батарея пишущих машинок вдоль стены. После дружеского курса обучения у Джейсона Уиска, работавшего неподалеку под видом агента по недвижимости, они за полдня могли изготовить новое удостоверение личности. Разделение труда наметилось само собой — Эннели нравились фотосъемка и тиснение, а Дэниел особенно заинтересовался разными способами печати. Джейсон доставлял и отправлял заказы, которые шли стабильно, не давая цеху простаивать, но и не требуя сверхурочной работы. Клиенты не заходили к ним; если требовалось сделать фотографию, Эннели либо работала с уже изготовленными где-то негативами, либо снимала сама в Джейсоновом агентстве недвижимости.

На улице Дэниела часто донимали расспросами, почему он не в школе, и по будням он редко выходил из дому раньше трех часов дня. До полудня он обычно печатал, а после обеда читал хотя бы пару часов перед тем, как отправиться исследовать городскую жизнь.

Вечера были в распоряжении Эннели. Ей особенно полюбился клуб «Зажигай у Д-ра Джема» на Шатток-авеню. Быстро сведя знакомство с тамошними завсегдатаями, художниками и музыкантами, вскоре она уже пела и играла на дудочке казу в группе под названием «Случайные Всадники», постоянно раздираемой творческими конфликтами. Репертуар их включал большей частью народные песни с какой-нибудь мистикой, а также стихийные и малопристойные социально-политические дискуссии. «Случайные Всадники» были приверженцами высокого человеческого общения при не столь высоком искусстве, с ними Эннели снова окунулась в компанейскую жизнь. И начала отрываться.