Под куполом парашюта - Константин Кайтанов

Не обошлось и без происшествия, которое, впрочем, закончилось благополучно. Инструктор парашютного дела А. Кирпичев должен был прыгать передо мной. При отделении от самолета его парашют преждевременно раскрылся и куполом зацепился за левую сторону стабилизатора. Кирпичев повис в воздухе, болтаясь под напором потока воздуха от двух левых работающих моторов. Повисший парашютист хотя и нарушил центровку самолета, но экипаж быстро справился с управлением и вел машину по прямой. Отделяться от турельной установки в левую сторону уже было опасно. Могло произойти столкновение с висящим Кирпичевым, поэтому я отделился с правого борта и, как только раскрыл парашют, стал внимательно наблюдать за самолетом с висящим на хвосте парашютистом. Остальные парашютисты также благополучно оставили самолет и кучно опускались к земле.

На высоте тысячи метров самолет в районе аэродрома делал круг за кругом. Все мы уже давно были на земле и с нетерпением ждали, что же будет дальше? В воздухе шла работа по оказанию помощи зависшему парашютисту. Технический состав экипажа самолета прилагал все усилия, но они были безуспешны. Время шло, а парашютист все висел на стабилизаторе. Так продолжалось около часа. Вдруг мы увидели, как Кирпичев отделился от хвостового оперения и камнем начал падать. Все замерли, затаив дыхание. Пролетев около ста метров, он открыл запасной парашют и благополучно приземлился. Санитарная машина тут же подобрала его и подвезла к посадочному знаку, возле которого стояли приземлившиеся. Одного взгляда на подвесную систему парашюта Кирпичева было достаточно, чтобы понять, как ему удалось освободиться от главного купола.

В воздухе парашютист, подтягиваясь на руках, зубами перегрыз одну стропу, затем другую, третью… Когда он перегрыз более двадцати строп, остальные не выдержали нагрузки — порвались, и Кирпичев отделился от хвоста самолета.

Поскольку случаи зависания парашютистов на хвостовом оперении самолетов были не единичны, естественно, были приняты все меры для их предотвращения.

Стрельба в воздухе, метание гранат при парашютировании, опробование новых видов оружия, сбрасывание контейнеров с боеприпасами и горючим, испытание новых десантных и грузовых парашютов и многим другим приходилось заниматься нашим первым инструкторам парашютного дела в период становления и развития воздушно-десантных войск. И я счастлив, что и мне пришлось внести в это дело частичку своего труда.

Счет на секунды…

Недели сливались в месяцы. Быстро летело время, Обязанности инструктора парашютного дела 1-й Краснознаменной истребительной авиационной эскадрильи не снимали ответственности за личную летную подготовку. Весь летный состав части, в том числе и я, был занят боевой учебой: стрельбы по конусу и земным мишеням, бомбометание, слетанность звеньев и отряда, ночные полеты, учебные воздушные бои — все это занимало основное время. Высокие маневренные качества самолета И-5 вносили изменения в тактику воздушного боя. Проводились конференции, на которых велись бурные споры по самым разнообразным вопросам. Никто не хотел быть в числе отстающих.

Повышались требования как к летному мастерству, так и к мастерству парашютному. Стояла проблема овладения затяжными прыжками. Начались первые пробы…

Пионерами затяжных прыжков были Г. Л. Минов, Я. Д. Мошковский и Н. А. Евдокимов. Еще в 1930 году Г. Л. Минов дал задание своему помощнику и другу Я. Д. Мошковскому проделать маленький эксперимент в небе: задержать раскрытие парашюта всего на пять секунд. По сигналу пилота парашютист отделился от самолета. В бинокль хорошо было видно, как через пять секунд он дернул вытяжное кольцо. Пора вспыхнуть белому куполу. Но парашютист летел спиной к земле, поэтому вытяжной парашютик потоком воздуха прижало к телу, и основной парашют не раскрывался. Земля приближалась… Пока Мошковский соображал, как и что предпринять в такой ситуации, снизился на 500 метров. Решил раскрывать запасной. Но только повел рукой — его тут же перевернуло в воздухе, и парашют мгновенно раскрылся. Все закончилось благополучно, если не считать того, что парашютист прошел в свободном падении значительно большее расстояние, чем намечалось.

Те, кто участвовали в парашютных сборах в Евпатории в 1932 году, уже тогда поняли, какое большое будущее должны иметь затяжные прыжки, их значение и необходимость в наших Военно-Воздушных Силах. На тех же сборах официально было положено начало затяжным прыжкам. 22 мая 1932 года Н. А. Евдокимов, имевший в своем активе около двух десятков тренировочных спусков с парашютом, впервые выполнил затяжной прыжок. Оставив самолет Р-5 на высоте 1200 метров, он падал, не раскрывая парашюта, 14 секунд, покрыв за это время расстояние около 600 метров.

Все участники сборов стояли на летном поле и смотрели, как надевал парашют Евдокимов, как выслушивал последние указания Л. Г. Минова и садился в заднюю кабину самолета. Сделав два больших круга над аэродромом, самолет вышел на курс. Они наблюдали момент отделения Евдокимова от самолета, видели, как маленькая черная фигурка начала свое стремительное падение вниз, вращаясь по вертикальной оси. Присутствовавшие замерли, глядя вверх, прикидывая, какое расстояние пройдет Евдокимов в свободном падении. До земли оставалось не больше шестисот метров, когда до наших ушей донесся резкий хлопок раскрывшегося парашюта. Вскоре Евдокимов приземлился недалеко от нас. Рассказал он немногое; но ясно было одно: выполнять такие прыжки можно.

По приезде из Евпатории в свою часть тоже решил заняться выполнением затяжных прыжков. Учебных пособий и литературы по этому делу не было, до всего надо было доходить самому на практике. К этому времени я уже выполнил шесть тренировочных прыжков. Казалось, что освоил их достаточно хорошо.

Осенью 1932 года самолет Р-5, пилотируемый летчиком М. Скитевым, плавно оторвался от земли. Сквозь дрожащий и нагретый солнцем воздух был виден знаменитый гатчинский парк, изрезанный густой сетью дорожек, Павловский дворец. Сквозь зеленую гущу мелькали пятна озер. Высота 650 метров. Мне поставлена задача: не раскрывая парашюта, падать 150 метров. Выходим на прямую. Впереди по курсу видны центральный круг аэродрома, обозначенный мелом, большая буква Т. Летчик дает сигнал готовиться к прыжку. Быстро принимаю исходное положение.

Через несколько секунд по команде «Пошел», держа правую руку на вытяжном кольце, отделился от самолета и начал падать ногами вниз. В ту же секунду меня охватило неотвратимое желание выдернуть кольцо. Усилием воли удержался. Скорость падения увеличивается, в животе появилось какое-то прохладное ощущение. Желание выдернуть кольцо растет. Да, страх начал одолевать меня. Казалось, будто чей-то голос предупреждал, что падаю в бездонную пропасть. Не в силах больше сопротивляться, выдернул кольцо. Надо мной раскрылся белый шелковый купол парашюта.

Оказалось, прошло всего несколько секунд, за которые прошел 50–60 метров. Как только парашют раскрылся, исчез и мой испуг. Чем ближе опускался к земле, тем больше овладевало чувство досады. С тяжелым сердцем складывал парашют, ругая себя за столь неудачное начало. Весь вечер меня преследовала мысль: неужели я такой трус, что не могу преодолеть свой страх, неужели не гожусь для этих прыжков? Да и товарищи посмеивались над моей «большой» затяжкой, отпуская на сей счет разного рода шутки.

Прошло некоторое время, и я твердо решил не поддаваться никаким страхам и в следующем прыжке затянуть время свободного падения как можно больше. 24 августа 1932 года такой случай представился. В тот день в нашей эскадрилье планировались учебные прыжки с парашютом для летного состава. На сей раз поставил себе задачу прыгнуть из самолета, делающего вираж, и задержать раскрытие парашюта на 8 — 10 секунд. Самолет пилотировал Н. А. Евдокимов. На высоте 800 — 1000 метров мы вошли в полосу облачности. Это были серо-белые лохматые шапки сконцентрированного тумана, между ними просматривались громадные «окна». Порой отчетливо была видна земля. В одном из таких «окон», примерно над центром аэродрома, пилот ввел самолет в левый вираж. По договоренности вираж должен быть с креном до 40 градусов, но почему-то Евдокимов заложил крен градусов под семьдесят пять. Мощным потоком воздуха я был сброшен с крыла и сразу же пошел под фюзеляж самолета.

Все мои мысли и желания были направлены на то, чтобы как можно дольше падать, не раскрывая парашюта. Во время падения меня несколько раз переворачивало. Вниз не смотрел, так как боялся, что, увидев надвигающуюся землю, не выдержу и раскрою парашют. В ушах стоял свист, но, как ни странно, страха не ощущал. Самочувствие было вполне нормальное, желание выполнить задание — огромное. Камнем летел вниз. Ничто не сдерживало свободного падения. Держа правую руку на вытяжном кольце и ощущая прикосновение металлического кольца, уже был доволен тем, что нет страха. Случайно опустив голову, вдруг увидел землю. Она была так близко от меня, что стало даже больно глазам. Не раздумывая, мгновенно дернул за кольцо. Парашют сразу же раскрылся. Оказалось, что падал немногим более 700 метров. Сняв парашют, стоял на земле и чувствовал себя прекрасно. Никакой усталости, ничего такого, что дало бы повод медикам к беспокойству о моем здоровье. Дело в том, что в определенных медицинских кругах существовало мнение, что длительное падение вредно влияет на организм.