Николай Амосов - Мария Згурская

А 9 мая в перевязочную вбежал санитар с криком: «Победа! Победа! На улицу!» Все сестры и врачи побежали на плац. Шум, стрельба…

Так в городе Эльбинг ППГ-2266 встретил день Победы, имея 18 тяжелораненых.

Война закончилась. Почти. Потому что и после победного салюта были еще разные события в истории ППГ-2266. Госпиталь расформировали только в ноябре. Пока была война, всем казалось, что как только победят фашистскую Германию, сразу всех демобилизуют и начнется счастливая мирная жизнь. Но были еще полгода работы в Японии. Амосов писал, что полгода эти были нудные: исчезла главная связь между людьми – работа, великая общая цель – победить! Но и к этой работе он относился очень ответственно, он просто не мог иначе.

В Эльбинге госпиталь работал еще больше месяца: «доводили до кондиции» раненых, лечили случайные травмы.

В штабе армии военные врачи и медсестры получили медали и ордена. В госпитале также проводилась армейская хирургическая конференция: «Подведение итогов». Амосов сделал два доклада о травмах суставов и бедер. Написал восемь научных работ. Но как он потом сам вспоминал: «Прочитал – вполне приличные статьи, с хорошей статистикой. Грамота только страдает. Никуда их не посылал, не рискнул после неудачи с диссертацией. Они и сейчас у меня хранятся – „Бедро“, газовая гангрена, переливание крови, вторичные кровотечения, две статьи о ранениях груди, две статьи о „коленках“». А в середине июня ППГ-2266 получил приказ свернуться, сдать лошадей, машины, все лишнее имущество и готовиться к погрузке. Все радовались, рассчитывали, что едут на расформирование. Поезд отправился в Россию, все ждали, что поедут в Череповец, но проехали Москву, и когда пересекли Волгу, надежды на демобилизацию растаяли. Все видели, как на восток непрерывно идут воинские эшелоны, и главной темой разговоров была война с Японией. И снова началась военная жизнь. ППГ-2266 был определен в 35-ю армию, что простояла всю войну на дальневосточной границе. Амосов там разыскал Бочарова – он был главным хирургом 5-й армии, которая тоже разместилась в этих местах. Друзья проговорили до утра. Амосов сделал коллеге подробный отчет об Угольной, о Каменке, о Хоробичах, о Карнациске, об ушивании раны легкого. Он знал, что нашел благодарного слушателя, никто так не понимал военную хирургию, как Бочаров. Тот тоже рассказывал о своей армии. Конечно, у них дела шли гораздо лучше. Специализация была с 1943-го года, транспорта было много больше, смертность по тяжелым ранениям значительно ниже. Но до ушивания ран легких, до вытяжения бедер и первичных резекций колена они все-таки не дошли, это Бочаров признал. «Похвала Аркадия была мне очень приятна. Утром он проводил меня на своем „виллисе“ до станции. Дружба наша продолжалась потом лет двадцать пять, до самой смерти Бочарова, уже генерал-лейтенанта, заместителя главного хирурга Советской армии, профессора», – писал Амосов. В августе был получен приказ срочно отправляться в Маньчжурию, госпиталь принял с десяток легких раненых на границе. В это время капитулировала Япония. Задача госпиталя была – лечить больных тифом японцев в лагере военнопленных. Там Амосов с женой встретили 1946 год. Это было последним испытанием доблестного ППГ-2266. Госпиталь принял около сотни раненых после развертывания в городе Боли. На этом и окончилась последняя война ППГ-2266 и Николая Михайловича Амосова. На дальнем Востоке Амосов систематизировал свои медицинские разработки, написал несколько научных работ, вторую диссертацию «Организация хирургической работы в полевом госпитале».

В середине сентября госпиталь вывезли в район Владивостока – на станцию Седанка, врачи разъезжались. ППГ-2266 завершил свою работу.

ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ. НАУЧНАЯ РАБОТА И ХИРУРГИЯ

В конце февраля 1946 года Бочаров, друг Амосова и главный хирург дальневосточного военного округа, вытребовал его к себе и назначил ординатором в окружной госпиталь в Ворошиловск-Уссурийский. Тогда же Амосов встретился с еще одним своим близким будущим другом – Кириллом Симоняном; они дружили всю жизнь.

Уйти из армии с дальнего Востока врачу, к тому же молодому мужчине, можно было только по блату. Когда летом 1946 года Амосовы и Кирилл Симонян, которого обещали демобилизовать, поехали в Москву (Лидия, уже свободная, – заканчивать учебу в пединституте, Николай – в отпуск), Аркадий Бочаров написал письмо академику С. Юдину с просьбой помочь.

Юдин отказал. Амосов воспринял отказ как должное, без обид: «Ну что ж, значит, так и будет. Не обиделся. В жизни ни разу по знакомству не пробивался. Как все, так и я. Будем служить».

Но Амосову помог его второй – инженерный – диплом и министр медицинской промышленности Третьяков. Организовалось новое министерство – медицинской промышленности, инженеров с медицинскими знаниями не было, а у Амосова имелось двойное образование.

И когда Амосов пришел во второй раз к Юдину и рассказал о своей идее работать в новом министерстве, тот сразу же ее одобрил и обратился к воинскому начальству, чтобы Амосова отпустили. Это подействовало, Амосову выдали ходатайство в Главное медико-санитарное управление армии. Тогда же Юдин пообещал ему работу в институте Склифосовского. Но для оформления отставки пришлось снова ехать на Восток. Там за два месяца ожидания Амосов написал еще одну – уже третью – диссертацию «Первичная обработка ран коленного сустава». Лидия Васильевна оставалась в Москве заканчивать педагогический институт.

В декабре Юдин назначил Амосова заведовать операционным отделением института Склифосовского: там было много неработающих аппаратов – хорошая задача для инженера, нужно было привести в порядок технику. Операционная когда-то была хорошо оборудована, но все было запущено. Юдин жаловался, что сам должен надевать спецовку и смазывать столы, когда они совсем теряли подвижность. Амосов отмечал, что обязанности его были несложными: «Составлять расписание операций – было четыре операционных на шесть столов, смотреть за порядком, подписывать рецепты. Еще одно: каждый день чинил эзофагоскопы. К другой технике что-то не лежали руки. Делать мне было просто нечего, поскольку была еще старшая операционная сестра – очень активная женщина. Обычно до конференции делал утренние дела и шел в операционную».

В институте Склифосовского в то время работали замечательные хирурги. Сам Юдин, величина мировая, к нему ездили учиться из Европы и Америки. Его ученики – Б. А Петров, д. А. Арапов, Б. С. Розанов, А. А. Бочаров, на войне они были главными хирургами фронтов, флотов, армий.

Отношение институтской элиты к Амосову менялось. Сначала, пока он работал больше как инженер, – попросту не замечали («бродит тут какой-то мальчишка»). Потом, когда Амосов уже ушел из института Склифосовского и приезжал из Брянска – приглядывались. А еще чуть позже смотрели уважительно, как на равного, в чем-то Амосов их превзошел. Сергей Сергеевич Юдин даже позже говорил об Амосове – мой ученик! «Хотя, – признавался Николай Михайлович, – я даже скальпель в его институте не держал. Нет, ни к какой школе я не принадлежал, учителя у меня не было. Честно. Но кое-что у юдинцев подсмотрел – да».