Страсти ниже плинтуса - Наталья Александрова

— Кузя, ну чего ж ты, блин горелый, делаешь? Ты же девушку напугал, а она и так едва живая! Ты зачем ее схватил?

— Помираю! — снова начал «покойник» прежнюю песню. — Помираю! Пивка бы!

— Понятное дело — помираешь! — согласился покладистый санитар. — А нечего было настойку овса растворителем запивать! Выпил бы настоечки — и хорош, самое милое дело, так ты еще этим растворителем усугубил...

— Так не хватило же... — простонал Кузя. — Душа требовала...

— То-то, требовала! — Семеныч укоризненно покачал головой. — А теперь вот маешься! Да еще и девушку напугал!

Кузя наконец отпустил мою руку, и я отскочила подальше от него, все еще трясясь от страха.

— Так он... не покойник? — наконец смогла я задать Семенычу мучивший меня вопрос.

— Кузя-то? Нет, пока что не покойник, хотя я его уж раза четыре с того света вытаскивал! Потому как пьет что ни попадя... а что на столе тут кемарил, так то понятно: устал человек и вздремнул где пришлось. А тут даже культурно: места свободного сколько хочешь, простыночкой накрыться можно...

— Тебе хорошо говорить! — плаксивым голосом проговорил Кузя, спустив ноги с металлического стола. — Тебе тут и родственники, которые понимающие, завсегда угощение принесут, и доктора иногда плеснут спиртика медицинского... буржуй, одно слово!

Я не стала дожидаться, чем закончится эта увлекательная беседа, и скорее выскочила на улицу.

От спертого, удушливого воздуха покойницкой и от перенесенного стресса мне снова стало хуже, но свежий воздух и движение помогли справиться с дурнотой.

Через четверть часа я уже шла по проспекту Римского-Корсакова.

Дом номер четырнадцать когда-то был красивый, шестиэтажный, с лепным фасадом и статуями, поддерживающими многочисленные балконы. Шестиэтажным он, конечно, остался, но вот от былой красоты остались одни воспоминания. Большая часть лепнины с фасада обвалилась, балконы тоже находились в угрожающем состоянии, у статуй недоставало где руки, а где и головы. Я отыскала нужный подъезд и поднялась на четвертый этаж, где находилась двадцать шестая квартира. Лифт, точнее, тесный гроб, подвешенный в решетчатой шахте, не работал, да я бы и побоялась им пользоваться.

На четвертом этаже находились всего две квартиры — нужная мне двадцать шестая и почему-то одиннадцатая. Такой странный порядок очень распространен в старом фонде, тут иногда вообще невозможно найти то, что ищешь, и я порадовалась, что так быстро нашла квартиру О. Л. Сережкиной.

Как выяснилось, радовалась я зря. На мои звонки никто не торопился выйти, хотя я отчетливо слышала, как трель разливается по квартире. Судя по всему, дома просто никого не было.

Следовало развернуться и уйти прочь, но я далеко не всегда делаю то, что следует. Точнее, почти всегда я сначала делаю, а потом думаю. Вот и сейчас, повинуясь неожиданному порыву, я достала из сумки Сережкиной завалившийся за подкладку плоский ключ и вставила его в замочную скважину. Инстинкт самосохранения кричал мне, что этого делать не следует, но я не послушалась. Хоть в результате тяжелейших усилий я и вспомнила все, что произошло со мной за минувшие сутки, видно, от удара в голове что-то сдвинулось, и я стала совершать неадекватные поступки. К тому же мне совершенно нечего было делать. Самое умное было бы подождать эту Сережкину, но на лестнице неудобно — соседи могут возмутиться. В морг мне идти не хотелось, а куда-то ехать — не было денег.

Ключ вошел в замок идеально. Как говорится — лиха беда начало... Но вчера ночью я лезла в знакомую квартиру. Сегодня же все обстояло совсем не так.

Тут во мне все же возобладало приличное теткино воспитание, я спохватилась, что чуть не вошла в чужую квартиру, собралась вытащить ключ и уйти...

Но этому не суждено было случиться.

Скрипнул замок соседней, одиннадцатой, квартиры, и дверь ее начала медленно открываться. Я представила, что меня сейчас застанут возле чужой двери с ключом в руке и явно посчитают квартирной воровкой. И как всегда, я поступила самым идиотским образом. Вместо того чтобы вытащить ключ и спокойно уйти, я повернула его в замке, открыла дверь и юркнула в квартиру.

Беззвучно затворив за собой дверь, я замерла, прислушиваясь к звукам, доносящимся с лестничной площадки.

— И хлеба не забудь, столового, — монотонно бубнила старуха, — который по шестнадцать копеек...

— Зюка, какие шестнадцать копеек! — раздраженно отозвался второй голос, такой же старый, но несколько более бодрый. — Вспомнила про копейки! Ты бы еще на «керенки» пересчитала!

Судя по всему, одна старуха собралась в магазин, а вторая ее провожала и в дверях квартиры давала последние инструкции.

— И еще яичек, которые по девяносто...

— Зюка, да иди ты... в комнату! Я все знаю, что нужно... надо же, по девяносто! Ты еще на царские деньги посчитай! Иди лучше чайник поставь да пригляди за ним, чтобы не выкипел...

— Знаешь! Как же! — недовольно проворчала невидимая Зюка. — А прошлый раз ходила и молоко не то взяла...

Этот разговор мог затянуться надолго. Чтобы не слушать старческую болтовню, я прошла в комнату.

Здесь было очень уютно и красиво. Диванчик, обитый светло-серым холстом, перед ним — низкий стеклянный столик, в углу еще один стол, с компьютером, рядом с ним — белый стеллаж с книгами. На стене небольшая картина — ромашки в глиняном кувшине. Все предметы обстановки очень подходили друг к другу. Я подумала, что никогда у меня не будет такой уютной квартиры... и сразу же мысли перескочили на то, что в данный момент у меня нет вообще никакого угла, мне просто совершенно некуда податься...

Я грустно вздохнула и опустилась на диван.

И тут же подскочила, потому что на столике передо мной зазвонил телефон.

Он звонил резко и тревожно, как будто хотел о чем-то предупредить, сообщить что-то важное...

И снова я поступила глупее некуда. Я схватила трубку и поднесла ее к уху.

Нет чтобы тихонько сидеть, не обращая внимания на звонки. Ведь меня они совершенно не касаются! Хозяйки нет дома, я с ней даже не знакома, и вообще никто не должен знать, что я нахожусь в этой квартире!

Короче, как последняя идиотка, я поднесла телефонную трубку к уху и пробормотала:

— Да!

— Оксана, ты дома? — удивленно и даже растерянно проговорил низкий мужской голос.

Он был очень усталый и испуганный и говорил очень быстро, как будто много должен успеть сказать, но при этом очень тихо, словно боялся, что его кто-то подслушает.

— Я звонил на твой мобильный, он не отвечает. Почему ты дома? Это очень опасно. Уходи оттуда немедленно!

Я попыталась вклиниться в речь незнакомца, объяснить, что я не Оксана, но он не давал мне вставить ни слова, торопливо продолжая:

— Постой, раз уж ты дома, привези мне медведя! Пожалуйста! Это очень важно... вопрос жизни и смерти! Я буду в саду «Олимпия», справа от входа, на самой дальней скамейке... скорее!

Я снова попыталась объясниться, но в трубке уже звучали сигналы отбоя.

Бред какой-то! Видите ли, ему срочно нужно привезти медведя! Какого еще медведя? Эта Оксана что — работает в цирке или зоопарке? Но, впрочем, меня это совершенно не касается!

Я встала с твердым намерением немедленно уйти из этой квартиры.

И тут же увидела медведя. Медведь был игрушечный, очень симпатичный. Он был одет в клетчатые штанишки и красную шапочку с помпоном. Он сидел на полке книжного стеллажа и смотрел прямо на меня с явной симпатией.

А рядом с ним стояла фотография в красивой деревянной рамочке.

Моя фотография.

Я захлопала глазами. Откуда здесь может взяться мое фото? Я в этом доме впервые, хозяйку не знаю...

В несколько шагов перейдя комнату, я взяла фотографию в руку и как следует рассмотрела ее. Стройная девушка в оливковом платье, уверенно улыбаясь, смотрела прямо в объектив. Конечно, это была не я. У меня никогда не было такого дорогого платья, и такой косметики, и такого самоуверенного вида. Но волосы очень похожи и глаза... Хотя на самом деле, пожалуй, я выгляжу получше этой девицы. Природа меня наделила неплохой внешностью. И все-таки девушка на снимке была здорово на меня похожа. Если издалека, да не очень всматриваться, то нас запросто можно перепутать.