Малый бедекер по НФ - Геннадий Прашкевич

И написал «Вирус В-13», продолжил я слова Михаила Петровича. И написал превосходную «Тайну белого пятна». И десятка полтора превосходных фантастических рассказов. И мог еще многое написать, но встретились на пути писатель Евгений Рысс и поэтесса с королевской фамилией.

ОТСТУПЛЕНИЕ ВТОРОЕ: ВРЕМЯ

Из письма Володи Шкаликова (01.09.95):

Вот думаю (в аэропорту хорошо думается): до чего интересно легли пути четырех фантастов русской литературы. Прашкевич трудится на ниве, Колупаев — на поле, Шкаликов — на огороде, а Рубан — витает в облаках.

ГЕОРГИЙ ИОСИФОВИЧ

В рассказе «Чудак человек» («Только обгон», Москва, 1985) Георгий Иосифович Гуревич писал: «Лет двадцать назад получил я — автор, а не герой — письмо от четырнадцатилетнего читателя из Тайги — есть такая станция в Сибири. Парень обожал фантастику, читал, перечитывал, мечтал сам стать писателем, даже сочинил повесть об Атлантиде, этакую мозаику из вычитанного. Сочинил и прислал мне с надписью: „Дарю вам на память свой дебют. Храните его“. „Ну и нахал“, — подумал я и вернул парню рукопись с суровой отповедью: дескать, сначала надо стать личностью, а потом уже посвящения раздаривать. И вот двадцать лет спустя на семинаре молодых писателей в Москве подходит ко мне долговязый малый со шкиперской бородкой. И, склонившись надо мною, вопрошает, с высоты глядя: „Помните мальчика из Тайги?“ Честное слово, я страшно обрадовался своей непрозорливости. Ну да, недооценил, проглядел. Но ведь это так прекрасно, что существуют на свете люди, которые добиваются своего и могут добиться».

И в письме от 22 января 1977 года:

С громадным удовольствием познакомился я с этим долговязым бородатым и клетчатым (костюм) продолжением моего 14-летнего корреспондента. Представляю, как вам было приятно явиться к недоверчивому Гуревичу и сказать: «Вот видите, я своего добился. Хотел стать писателем и стал». Но, поверьте, и Гуревичу было не менее приятно. Во-первых, отцам всегда приятно, когда дети побеждают. И вообще сверхприятно, что в этом ноющем, жалующемся, канючащем мире находятся победители, люди, сумевшие переступить через все препятствия, имеющие право гордо говорить о своих достижениях. Поздравляю!

«Иней на пальмах» — нетающий лед. «Подземная непогода» — вулканы начинают работать на человека. «Рождение шестого океана» — беспроволочная передача энергии на расстояние. «Мы — из Солнечной системы» — создание новой науки ратомики. «Месторождение времени» — сомнения в совершенстве человека. «Темпоград» — искусственное ускорение времени. «Карта страны Фантазии» — один из немногих настоящих бедекеров по научной фантастике. Наконец, «Лоция будущих открытий» — совершенно необыкновенная книга о том, чего мы можем ждать от науки и чего ждать от нее нет смысла.

Таков писатель Георгий Гуревич.

«Мы привыкли к тому, что писатели вторгаются в круг научных проблем не иначе как при изложении биографий ученых или, в меньшей степени, характеризуя ученых как героев романа, — писал в предисловии к «Лоции будущих открытий» доктор философских наук В.А.Чудинов. — Иными словами, мы привыкли к отображению науки в искусстве через взгляды некоторого конкретного субъекта, пусть даже выдуманного писателем. Но имеет ли право литератор судить о глубоких тайнах мироздания от лица собственного авторского Я? Примеры такого подхода все еще крайне редки в мировой культуре. А между тем они обогащают наши представления не только в плане постановки тех или иных научных проблем, но и в плане чисто человеческой заинтересованности и эмоциональности — искусство не привыкло скрывать своих чувств. Или, говоря иначе, искусство не стесняется быть человечным. Самое интересное в лежащей перед нами книге — автор осмеливается строить гипотезы. Более того, он пытается построить некоторую систему природы, некоторую универсальную таблицу, охватывающую и природу, и общество, и человеческое мышление, — он пытается своими средствами решить философскую проблему единства природы!»

«На рассуждения о науке, на споры со специалистами меня вынудила обстановка в фантастике эпохи „на грани возможного“, — объяснял сам Георгий Иосифович в своем «Юбилейном отчете» (1987). — Тогда считалось, что научная фантастика должна быть в первую очередь и в основном — научной. Поэтому все наши произведения давались на рецензию специалисту, желательно со степенью. И избранный кандидат, оправдывая свою научную солидность, требовал для осторожности урезать фантастику, повышать спортивные рекорды не втрое, а на три секунды, не тучи перегонять, а планомерно организовывать снегозадержание, тополь выращивать не за три недели, а на метр в год, на полтора от силы. И не оставалось фантастики. И в результате я, ревностный защитник небывалого, вынужден был прилагать к повести пояснительную записку с цитатами, ссылками, формулами и расчетами, показывающими, почему именно я считаю возможным, несмотря на такие-то и такие-то формулы, соображения и возражения, все же допустить, предположить, что в дальнейшем, по мере развития научно-технической мысли и т.д. Со временем я привык писать эти пояснительные, даже заготовлял их заранее, приступая к новой вещи, потом стал публиковать в виде отдельных статей-гипотез».

«…Когда обратился к фантастике? В детстве. Почему? Склад ума такой. Дети народ искренний. Их не заставишь залпом глотать скучное. Я был преданным подписчиком „Всемирного следопыта“, Беляева читал с упоением порционно — „продолжение следует“. Приятели мои увлекались Конан-Дойлом или Фенимором Купером, я предпочитал Жюля Верна. Первую научно-фантастическую повесть написал в восьмом классе. Называлась „Первый гритай“. Родители моего героя умирали от зноя в жаркой пустыне, зной повлиял на их гены, и родился у них урод-уродом, большеголовый и лупоглазый. Но потом оказалось, что этот урод — талант, умница, и даже не человек, а представитель нового вида, следующего звена. И до чего он додумался? Решил уничтожить человечество, чтобы освободить землю для себе подобных — гритаев. Пришлось автору его убить. Повесть, конечно, не была напечатана. Л теперь вообще думаю, что злость и хитрость — оружие бездарных и слабых, а могучий разум должен быть добрым. Он и себя обеспечит, и другим поможет».

«…В ноябре 1945 демобилизовался, решил стать писателем, — (письмо от 26.VII.1988). — Первые месяцы после войны у людей были наивные надежды на вольности в печати. Начиналась мирная жизнь. Открывались журналы. Фантастику даже просили. Думаю, сыграла роль атомная бомба. Реальностью оказались фантазии, а фантастики не было. Мой приятель и соавтор (Г.Ясный) организовал свидание с редактором «Огонька» Сурковым. Сурков выслушал вполуха, сказал: «Ну давайте!» — и забыл. Но уже в феврале повесть «Человек-ракета» была готова. В апреле ее приняли в Детгиз, в июле она прошла по радио, в ноябре—декабре была напечатана в «Знание — сила», в июле следующего года вышла отдельной книжкой, в августе, кажется, была одобрительная рецензия Л.Гумилевского в «Литгазете», а в уже декабре — разгромная, в «Культуре и жизни» — «Халтура под маркой фантастики». Дело в том, что повеяли холодные ветры. Дошла очередь и до фантастики».