Тень Солнца: Последняя из рода Киру - Брэнден Кемпбелл

К югу от священного озера начинался спуск. Лес не становился реже, несмотря на каменистую почву. Корни деревьев, не в силах пробиться к земле, вились по поверхности, цепляясь за камни и сплетаясь между собой в змеиные клубки. Тень Солнца и Сабу’ро шли первыми. Коу’то приотстал на несколько шагов. Холлетт шел рядом с ним. По флангам сквозь переплетение корней и веток пробирались остальные воины огня. Отряд продвигался медленно. Тау постоянно спотыкались, их копытца скользили по склону, не находя опоры. Все были измотаны.

— Если бы у нас по-прежнему были дроны, — жаловался Сабу’ро, — мы бы хоть знали, что там, впереди.

— Не жалей о том, чего не исправить, — упрекнул его Коу’то. — Будем превозмогать невзгоды.

— Конечно, шас’уй, — юный воин похлопал рукой по металлическому цилиндру у себя на поясе, в котором был спрятан гибкий экран, — просто без них я мало чем могу посодействовать успеху нашей миссии.

— Не сомневайся в себе, — по-отечески посоветовал ему Коу’то и грозно добавил, кивнув на Тень Солнца, — но и не напрашивайся на комплименты.

Юный воин стыдливо отвел глаза.

Тень Солнца молчала, погруженная в собственные мысли. Она слышала, что солдаты переговариваются между собой, но не вслушивалась в их разговоры. Пробираясь сквозь змеиные клубки корней, она никак не могла выбросить из головы последнюю насмешку Холлетта. Его слова настолько въелись в сознание девушки, что она поймала себя на мысленном внутреннем споре.

«И правда, осталось ли у меня что-то, ради чего стоит жить?» — задавалась вопросом одна часть ее сознания.

«Давай-ка вспомним, кто ты такая», — отвечала другая.

Воспоминания замелькали в памяти, словно голографические картинки: первый день в военной школе, приглашение в командное училище, после того как — неслыханное дело — ее посетил сам Аун’Ва, битва с зеленокожими варварами на планете К’реш, сражение с флотилией кораблей-спор всепожирающих и’хе в глубоком космосе, прибытие на орбиту иль’Уолахо…

«Погоди, — сказала она себе, — это твой послужной список».

Девушка с нарастающим отчаянием начала перебирать в голове свои достижения, силясь вспомнить что-то еще, кроме военных подвигов, но тщетно: карьера и была ее жизнью. Но что в этом плохого? Разве она не представительница касты огня? Образцовый пример. Брак, семья, дети, собственный дом, маленькие бытовые радости, — всем этим она пожертвовала ради того, чтобы стать безупречной. Она вознесла наследие Киру и его предшественников на новую высоту. Она всегда действовала во имя Высшего Блага и сотен миллионов простых тау. Разве этого мало? Чем не цель жизни? Лучше и быть не может.

Она провела почти двадцать лет, большую часть своей сознательной жизни, на войне. Однажды ее статуя украсит аллею Славы у боевого купола Монт’ир. Будущие поколения тау станут произносить ее имя благоговейным шепотом. Но похвала будет звучать из уст чужих детей, а род Киру прервется на ней.

«Нельзя этого допустить».

«А как же карьера, как же империя? Как же долг? Это бремя не должно было пасть на меня».

«Нет?»

«Нет! У меня был свой план. Я работала как проклятая, чтобы добиться того, чего я достигла. Я продолжила славу отца, а Ору’ми и Ти’рес должны были продолжить наш род».

«Но их больше нет. Теперь это твой долг».

«И тут долг, и там долг, — подумала девушка, — никакой жизни, сплошные обязательства. Нельзя просто делать то, что хочется».

«Тогда вопрос очевиден: чего ты сама хочешь, Тень Солнца?»

«Не знаю!» — выпалила она.

И тут в голову сам собой пришел ответ, настолько очевидный, что девушка остановилась. Казалось, словно кто-то другой шепнул ей верное решение.

«Ты знаешь ответ».

— Командующая, что случилось? — спросил Коу’то.

Он и другие солдаты остановились вслед за девушкой.

— Вы поймали какой-то сигнал? — спросил Сабу’ро, указывая на воротник ее боескафандра.

Девушка посмотрела на них.

— Хочу, чтобы вы знали, — медленно произнесла она, — я отправила сообщение на Т’ау о том, что после эвакуации с этой планеты я намереваюсь воспользоваться Таал Саал’И.

У всех, кроме Холлетта, вытянулись лица. Человек, похоже, не понял смысла ее слов.

Коу’то кивнул и скорбно склонил голову. Сабу’ро же скинул шлем и, вперившись глазами в командующую, выкрикнул:

— Так нельзя!

— Шас’ла, ты забываешься! — рявкнул Коу’то на юного товарища.

Тень Солнца примирительно махнула фузионным бластером. На лице юноши появилось одновременно отчаяние и негодование. Он имел на это право: его образец для подражания, его героиня только что объявила о том, что оставляет службу.

— Пока только намереваюсь, — сказала она, — но весьма твердо намереваюсь.

Сабу’ро, казалось, готов был разрыдаться. Он часто заморгал, поспешно надел шлем, расправил плечи и произнес:

— Я понимаю вас. Благодарю, что сообщили нам, — сказал он и добавил, — если позволите, командующая, я уверен, вы станете отличной матерью.

Лицо девушки озарила усталая улыбка. Она продолжила движение вперед. Сабу’ро следовал за ней по пятам, а Холлетт на миг остановился.

— Что такое Таал Саал’И? — спросил он Коу’то.

— Тебе не понять, — отрезал шас’уй.

Холлетт смотрел на него, ожидая объяснений. Коу’то вздохнул, смирившись с человеческим упрямством.

— Ну, как тебе объяснить? — он помахал в воздухе рукой, подбирая слова. — Это значит «сохранить последнего ребенка». Такова политика тау: если из всей семьи остался кто-то один, он получает право покинуть опасную службу ради продолжения рода.

— И она собирается воспользоваться этим правом?

— Она еще не решила.

Холлетт посмотрел куда-то вдаль, и на губах у него заиграла легкая улыбка.

— Что тут смешного? — грозно рявкнул на человека Коу’то.

Холлетт тряхнул головой.

— Нет-нет, — искренне ответил он, — абсолютно ничего смешного. Для такой, как она, это, должно быть, адски трудный выбор.

Они продолжил спуск.

Вскоре ландшафт снова выровнялся. Земля стала влажной, сам лес тоже менялся. Исполинские деревья с изогнутыми ветвями и нежными цветами уступали место уродливым карликам со ржавыми стволами и длинными космами похожих на паклю листьев. Вскоре им пришлось идти по ручьям, а к обеду тау и вовсе увязли по колено в жидкой грязи. Сверху начинал сгущаться туман.

— Твой Император, случайно, не прослезился от умиления, когда узрел это болото? — спросил Холлетта Коу’то.

Пленному было не до издевок, лицо его покрылось липким потом. Он испуганно озирался по сторонам.

— Ступайте как можно осторожнее и тише. Не делайте резких движений. И ей тоже об этом скажи, — предупредил Холлетт, показывая на Тень Солнца, — у нее броня слишком тяжелая, пусть ходит потише.

— Почему?

Холлетт откашлялся и вытер рот связанными руками.

— Вы что, ничего не чувствуете в своих шлемах?

Коу’то отрицательно покачал головой, но Тень Солнца обернулась через плечо и ответила:

— Я чувствую дым и пепел. Запах гари становится все сильнее. Думаю, возвышенность, по которой мы шли сюда, уже охвачена огнем.

Холлетт принюхался.

— Похоже, мы окружены пожарами со всех сторон.

Девушка остановилась, привалившись к бугристому рыжему стволу.

— Лучше бы полковник Фолкенс боролся с огнем, чем со мной, — сказала она и жадно отпила из своей фляги, после чего глубоко вздохнула, чувствуя смертельную усталость.

— Он не отступится, — ответил Холлетт.

Коу’то устало сел на поваленное дерево и помассировал наколенники. Усталость заставила его забыть о правиле не позволять пленному обращаться напрямую к командующей.

— Почему?

— Думаю, он пытается что-то доказать, — пожал плечами Холлетт. — Он же горец.

Человек откашлялся и посмотрел на своих пленителей. Многие были уже на грани. Этот марш-бросок обессилил их, как и его самого.

— Ах, да, — припомнила Тень Солнца, — эта ваша нелестная кличка.

Холлетт скривил рот.

— Я назвал это двусмысленным прозвищем.

Неожиданно ей стало любопытно. Обычно бесхребетный пленник впервые проявлял характер.

— Объясни разницу.

Струйки дыма резали глаза Холлетту. Он потер лицо рукой, еще сильнее размазывая грязь.

— Это древнее название, — начал он, — его дал нам сам Император задолго до Великого крестового похода. Изначально те, кого называли горцами, жили в диких землях вдали от городов. Они были сильными и независимыми. Они охотились, зная, какого зверя можно убить, а какого не трогать. Они выслеживали добычу в непроходимой чаще и умело использовали особенности местности. Но более цивилизованные люди тех лет, те, что жили в городах, смотрели на горцев иначе. Горожане считали их дикими, несдержанными и неотесанными.