Возвращение - Сьюзен Виггз

Посмотрев на Брукса, она задалась вопросом, не является ли он тем самым человеком, предназначенным ей судьбой, который заставит ее вспомнить, каково это — находиться в мужских объятиях. «Но только не сегодня вечером!» — сказала она себе.

— Прошу меня извинить, — произнесла она, направляясь к сцене.

Женщина огляделась вокруг, ища место, куда бы она могла поставить бокал из-под шампанского, и заметила приближающегося к ней официанта. Он ее, похоже, не видел.

— Прошу прощения, — обратилась к нему София.

Мужчина подпрыгнул от неожиданности; с его подноса упал фужер и, ударившись о мраморный пол, разлетелся на кусочки. Люди, находившиеся поблизости, смолкли и дружно посмотрели на незадачливого официанта. Агент службы безопасности, стоящий у стены, напрягся, готовый в любую минуту принять меры.

— Мне очень жаль, — пробормотала София. — Не хотела вас пугать.

— Все в порядке, madame, — произнес официант с сильным акцентом.

Она совсем было собралась спросить, откуда он родом, но тут перехватила его взгляд, потемневший от плохо сдерживаемой ярости. Его реакция на мелкую неприятность была явно преувеличенной.

София подняла брови, посылая официанту молчаливое предупреждение, как неоднократно проделывала в суде с главным свидетелем обвинения. Мужчина отступил на шаг, и его темнокожее, покрытое шрамами лицо оказалось залито светом лампы. Шрамы эти были нанесены явно не случайно, и их расположение показалось Софии смутно знакомым. Она догадалась, что мужчина — уроженец Умойи. Нанять его на работу было красивым жестом со стороны поставщика продуктов, и это объясняло его неуклюжесть и неопытность.

Официант двинулся прочь.

— Прошу прощения! — крикнула ему вслед София.

Он обернулся, всем своим видом демонстрируя сильное раздражение.

«Ты официант, — подумала женщина, — возьми себя в руки». Она протянула ему свой пустой бокал.

— Не могли бы вы забрать это? Церемония вот-вот начнется.

Мужчина резко вырвал у нее из рук бокал и зашагал прочь. «Обидчивый парень, — отметила про себя София. — Мы только что освободили твою страну, и тебе следовало бы проявлять большее воодушевление». Она тут же забыла о произошедшем инциденте. «Сосредоточься, София, — приказала она себе. — Очень скоро ты встретишься с королевой».

Глава 4

Группа лиц, стоящих на расположенном в дальнем углу бального зала возвышении, состояла из трех судей Международного суда и одного представителя Гаагского трибунала, организации, созданной при поддержке ООН и лично королевы Нидерландов, чье генеалогическое древо насчитывало семь поколений голландских монархов. София присоединилась к группе прокуроров, расположившихся на нижнем ярусе, куда их провел организатор мероприятия, попросив подождать. Рядом с Софией находился ее коллега и лучший друг Тарик Абдул-Хаким. Как и она, он был помощником заместителя прокурора в Международном суде, и над делом Умойи они работали вместе. Они были знакомы много лет, со времен стажировки в Лондоне, и София обожала Тарика. Мужчина обладал поистине притягательной внешностью — кремового цвета кожа, пронзительные глаза и классические, словно высеченные искусным скульптором черты лица. Он был талантливым лингвистом и по-анг лийски говорил с приятным акцентом. За время совместной работы их стало связывать гораздо больше, чем просто узы дружбы. Тарик был одним из немногих людей, с кем София поделилась тем, что происходит в ее семье и кому она рассказала о Греге и детях.

— Ты в порядке, Цветочек? — шепотом спросил Тарик.

— Ну разумеется. Отчего бы мне не быть в порядке?

— Вполне возможно, что ты bouleversee[19] тем фактом, что твоей бывший муж сегодня снова женится.

София небрежно взмахнула рукой, хотя и знала, что ей не удастся одурачить своего друга.

— Да, он женится. Все к этому шло. Он же мужчина, а они именно так и поступают — женятся вторично. — При этих словах София тихонько усмехнулась. — Кто-то же должен дальше заниматься их воспитанием.

Сарказм не смог притупить боли, овладевшей ею, когда она вспомнила сообщение Макса. В голове тут же возник вопрос, на который не было ответа, — а стоит ли ее карьера той цены, что она за нее заплатила?

— Какое лестное мнение о мужчинах, — заметил Тарик. — После церемонии я отвезу тебя куда-нибудь и напою так, что ты забудешь собственное имя.

— Звучит заманчиво.

— А разве вы, американцы, не так обычно поступаете — отправляетесь в бар и напиваетесь до беспамятства?

София фыркнула:

— Ты понятия не имеешь, о чем толкуешь. Ты же не употребляешь спиртное.

— Но я его покупаю. Отвезу-ка я тебя в клуб «Силлес».

София знала, что примет приглашение и отправится с ним в этот один из самых популярных клубов Гааги, куда часто захаживает европейская элита. Понимала она и то, что зависть всех посетительниц клуба ей обеспечена, потому что Тарик мог без труда вскружить голову кому угодно. Он был элегантным, с налетом грусти во взгляде, причем грусть эта была неподдельная, хотя немногие знали о побудивших ее причинах. Выпускник Окс форда, один из лучших юристов в мире, Тарик полностью посвятил себя служению Фемиде. Тем не менее, будучи геем и уроженцем Саудовской Аравии, каждый день он вынужден был вести личную битву, на его родине интимная связь с человеком своего пола каралась смертной казнью.

— Благодарю за приглашение, — сказала София, — но после церемонии мне очень нужно домой. Меня работа ждет…

— Аллах не запрещает иметь хоть какое-то подобие жизни.

— Она у меня есть.

— Нет, у тебя есть твоя работа — в суде или в офисе — и есть немного времени на сон. Ах да, я забыл упомянуть об этом твоем ужасном спорте.

— Вовсе он не ужасный. Плавание на дальние дистанции действует на меня благотворно. — София постоянно тренировалась для каких-то состязаний, правда никогда — ни единого раза — не занимала первого места, зато всегда финишировала. Всегда.

Тарику, самой напряженной физической нагрузкой которого был подъем на лифте до нужного этажа, спортивные занятия Софии казались очень опасными.

— Барахтание в ледяной воде в мокром купальнике — это безумие. Тебе нужно повеселиться, Цветочек, нужно, чтобы в твоей жизни появилось еще что-то помимо работы. Я понимаю, почему ты страшишься отпустить себя на свободу. Считаешь, что, если позволишь себе радоваться жизни, это нарушит твою епитимью.

— Да что тебе известно о наложении епитимьи?

— Чувство вины могут испытывать не только христиане, — назидательно произнес Тарик. — Ты чувствуешь вину перед своими детьми, поэтому отказываешь себе даже в малейших радостях. Все просто, но ничем хорошим это для тебя не закончится, вне зависимости от того, будешь ли ты в суде уличать террористов или станешь кататься на велосипеде по улице Хогевег в разгар туристического сезона.