Гид по чаю и завтрашнему дню - Лора Тейлор Нейми

Брр. Я хотела придушить сестру вместе с ее правотой. Это написано на моем лице. Но затем мой подбородок морщится, а глаза наполняются слезами. Я хотела бы, как раньше, сесть плечом к плечу с сестрой на диван – наше место для разговоров – есть закуски, которые, скорее всего, я до этого приготовила.

Пилар закрывает лицо двумя руками.

– Я бы сказала тебе пойти погулять, завести друзей или что-нибудь еще ради меня. Или, если ты меня не слушаешь, ради бабушки. Но ты не послушаешься. Я знаю, что ты должна сама этого захотеть.

Сестра настаивает, чтобы я шла дальше, двигалась дальше, жила дальше. Так много этих дальше. Я на секунду отвожу взгляд в сторону.

– Если спросят, говори, что у меня все отлично, ладно? Каникулы мечты.

Она хмурится.

– Твой фальшиво-глянцевый «Инстаграм» – это одно. Снимки pasteles и вида из окна. Но я не буду врать ради тебя.

Я хотела, чтобы родители Андре и Стефани видели, что у меня все отлично.

– Считай, что это креативный маркетинг. Ты ведь в нем эксперт.

Она качает головой.

– Пили, – протягиваю я. – Empanadas Анджелины хороши, но ты знаешь, что им далеко до моих, верно?

Пили снова в кабинете, который скоро станет ее.

Ярко-накрашенные губы сестры изгибаются в усмешке.

– Всем далеко до того, что мы с тобой умеем.

Мы попрощались, но мои глаза все еще влажные от слез, когда я тянусь за пультом от телевизора. Приглушенные звуки наполняют мою комнату, но я не успела нажать ни одной кнопки. Я слышу отдаленные радостные голоса и смех. Звук идет не из комнаты Гордона. В боковое окно я вижу группу людей, собравшихся на соседнем церковном дворике.

Окно издает ужасающий скрип, словно крик банши, когда я открываю его. Голоса затихают, люди пялятся на меня. Конечно, Орион Максвелл задирает голову и смотрит в сторону гостиницы, прилегающей к двору.

– Лайла из Флориды, – окликает меня он, пока его родственники, друзья или фанатики чая с промытыми мозгами смотрят на меня.

Я учтиво машу рукой.

– Если бы это был балкон, а не окно, то ты сошла бы за Джульетту, – говорит он. Его мелодичный акцент теплом проливается на прохладное темное небо.

Джульетта? Только если Шекспир втайне хотел изобразить любовницу Ромео с растрепанным пучком волос на голове, одетую в черную футболку и джинсы-бойфренды.

– Спокойной ночи, Орион и его…

– Присоединяйся.

Я окидываю взглядом свою мягко освещенную комнату. Ох, еще столько дел. Посмотреть несколько выпусков «Фэмили Стайл», сделать увлажняющую маску и попытаться вернуться к нормальному режиму сна, который я оставила в Западном Дейде.

– Я… э-э-э… – Моей сестры больше нет на экране, но я все еще вижу ее лицо и уже чувствую теплую улыбку через океаны, если скажу ей, что не только выходила погулять, но даже общалась со сверстниками.

– Спуститься сюда в твоих же интересах. – Остальные возвращаются к разговорам, но Орион отделяется от них и подходит ближе к стене. – Я бывал в гостевой спальне Уолласов. Твоя кровать выходит на север, и я даже не могу передать, сколько проблем тебе это сулит.

Ну все – я смеюсь. Не могу удержаться. Смех покинул меня в марте. И я не могла найти его с тех пор. Но здесь он густо и широко разворачивается под желтой луной.

Остаться или пойти – это мой выбор. Я сделаю его на своих условиях. Никто не заставит меня сделать больше, чем то, что я готова дать. И сегодня я тоже не стану обманывать себя. Яркая волна смеха приносит такое же удовлетворение, как и выпечка. Я поднимаю руки, признавая поражение.

Орион улыбается.

Я едва не сталкиваюсь лоб в лоб с Гордоном в коридоре.

Он отрывает взгляд от телефона.

– Прошу прощения. – Еще один любитель злоупотреблять этой фразой. – Иду вниз встретиться с приятелями.

– Я тоже. – По пути на второй этаж я пересказываю Гордону короткую историю знакомства с Орионом и приглашения на прогулку.

– Значит, он сказал, что твоя кровать выходит на север? – Он смеется. – Вот же идиот. Обожает суеверия. У него их целый склад в голове.

В Китае считается, что число четыре приносит неудачу. Теперь понятно, откуда это.

– Интересно, – говорю я, следуя за ним в фойе. Мы выбираем боковой выход, что рядом с кухней, потому что он ближе к церковному дворику. Тусклый свет люминесцентных ламп всегда включен, и сегодня миска с фермерской клубникой ждет на столе Полли – или меня – чтобы мы сделали из нее компот для масляных бисквитов с начинкой на завтрак. Прошло три дня после того, как я работала всю ночь, чтобы исправить свою промашку с тортами. И столько же дней с тех пор, как Полли была вынуждена признать, что мои переделанные торты получились невероятно вкусными и что я заслуживаю места на ее кухне.

При одном условии:

– Мы будем готовить по рецептам из моей папки. И только по ним, – сказала Полли. Если я хотела работать с мукой и сахаром, я должна была согласиться. Но Лайла Рейес из Майами не была бы собой, если бы у нее в запасе не было своих идей и трюков.

Мы с Гордоном пересекаем боковую парковку «Совы и ворона». На соседнем каменном здании висит деревянная дощечка, как и на многих других церковных приходах в Англии. Ничего не говорится о том, что группа подростков не может находиться в его дворе поздно вечером.

Орион хлопает Гордона по плечу, затем указывает на один из моих коротких рукавов.

– Ты бы лучше сбегала обратно за джемпером.

– За чем?

– Прошу прощения. За свитером.

– Мне не холодно, – говорю я. По правде говоря, пальцы на ногах превращаются в сосульки, торчащие из шлепанцев, а волоски на руках встают по стойке смирно. И все равно нет. Я вспоминаю о летних ночах в Майами. Теплый асфальт под босыми ногами и мускусный ветер, все еще прогретый от дневной жары.

Орион пожимает плечами.

– Как скажешь. – Он оборачивается к остальным троим и говорит: – Это Лайла. Она из Майами, приехала на лето в «Сову». После двух недель использования одной с Гордоном ванной она уже, скорее всего, знает о его любви злоупотреблять парфюмом.

В нескольких ярдах от него Гордон одной рукой печатает сообщение, другой – показывает Ориону средний палец.

Друзья стоят на расстоянии друг от друга, как углы треугольника. Вдруг темнокожий парень, на голову выше Ориона, делает шаг вперед, загораживая остальных. Он протягивает руку.

– Реми.

– Лайла.

Улыбка Реми приправлена бесконечной теплой добротой, а сам он одет в рубашку с закатанными рукавами, рваные джинсы и кроссовки.

– Подождите, народ.