Мутные воды Китежа (СИ) - Канра Дана
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тяжело вздохнув, Веста медленно обошла диван и села вместе с любящем, но не до конца любимым ею человеком. Нет ничего хуже, чем уже в восемнадцать лет чувствовать себя предательницей, но разве сердцу прикажешь?
Между тем Антон не подозревал ничего об ее переживаниях. Взгляд юноши скользил по стенам и потолку, залитых прохладным светом зимнего солнца, и он даже не сразу заметил, что комната погрузилась в тишину. Только это была очень нервная и колючая тишина. Лицо Весты побледнело отчего-то, значит, все происходящее к худу.
— Кто такой этот Вацлав? Ты знаешь его?
Веста ответила не сразу:
— Его знает Лира.
Оба помолчали — каждый собирался с мыслями.
По воле архимага их поселили в чудных покоях, обставленных мягкими креслами, удобными кроватями, высокими столами и книжными шкафами светлого дерева. Все это великолепие, как и компьютер с чарнетом, и чаровизор, маги Китежа позаимствовали не так давно у более развитых в технологиях российских магах. В других домах города и окрестностей в лучшем случае имелись старенькие приемники из прошлого века.
Антон много скитался и знал побольше, чем Веста. Он и научил ее, как включать чаровизор и запускать программы на компьютере. Печатать девушка до сих пор могла с трудом, но даже это казалось ей во много раз прекраснее, чем скрипеть гусиным пером по тонкой, быстро рвущейся бумаге. Тем не менее, к этой роскоши она старалась не привязываться.
— Вот прогонят антимагов восвояси, — изрекла она однажды, после лекции в чарнете, — и нас отсюда прогонят тоже.
— Хочешь сказать — «отпустят»? — усмехнулся Антон.
— Может быть, — ответила она невесело, покачав головой.
Теперь стало очевидным, что архимаг позволяет только себе и своим подчиненным в полной мере пользоваться всеми благами цивилизации. Остальным в Китеже везло не настолько сильно, но не это сейчас тревожило Весту больше всего. Она пыталась понять, важнее для нее мимолетное, но очень сильное влечение к Альвиану или размеренные, тихие и неторопливые отношения с Антоном. Если хорошенько вспомнить, то с последним ее кроме вороха приключений и нескольких поцелуев ничего не связывало.
И тут же Веста устыдилась своих мыслей. В висках застучала кровь, а щеки стали пунцовыми и горячими.
Не сказав ни слова, девушка метнулась в ванную.
— Эй! — запоздало растерялся Антон. — Вест, ты куда?
Она не ответила и только захлопнула дверь перед самым розовым и любопытным носом Бланки. Вслед за этим незамедлительно раздалось царапанье коготков по гладкому дереву снаружи.
— Мяу! Веста! Впусти меня! — так громко и отчаянно мяукать кошка никогда не осмеливалась, во всяком случае, рядом с котами подруг. — Ты же знаешь, мы, коты, не любим, когда вы запираетесь в своих ванных! А вдруг ты там топиться собираешься?
— Глупо топиться в уже затопленном городе, — машинально ответила Веста, и включила холодную воду.
Во время китежских зим все, что не горячий чай, кажется просто ледяным.
Дрожа и обнимая себя за узенькие плечи озябшими руками, Веста смотрела на льющуюся из крана прозрачную влагу и понимала, что сейчас способна делать то, что действительно хочет она. Раньше она подчинялась воле дяди, тети, школьного директора или даже подруг. Сейчас у нее появилось право на выбор — пусть даже, не самый лучший. Но…
Веста Холод решилась.
Она вылетела из ванной так же неистово, как влетела туда, напугав кошку и чуть не сбив с ног остолбеневшего от удивления Антона. Подбежав к шкафу, девушка выхватила оттуда старый тяжелый чемодан и принялась скидывать в него вещи. В висках продолжало стучать, щеки все так же горели алым румянцем, и она, движимая любовными порывами, не могла ничего с собой поделать.
— Веста! — Антон, наконец, обрел дар речи. — Что ты делаешь?!
— Собираюсь! — выдохнула она, тяжело дыша, и выхватила из шкафа вешалку с зимней шубой. — Я отправляюсь в Петербург!
— Подожди! Я тоже… Я с тобой…
Антон подскочил к своему шкафу и последовал ее примеру, и Веста горестно вздохнула. Он совсем не так ее понял, а жаль. Наверняка, он захотел вместе с ней поучаствовать в борьбе с антимагами, но не догадался об истинной причине.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Веста влюбилась в Альвиана. Она тянулась к нему, как молодое и нежное зеленое деревце из мифического Лукоморья тянется к вековому дубу с раскидистыми ветвями. И очень важно сделать окончательный выбор между двумя мужчинами как можно быстрее. Веста попыталась поставить себя на место Антона. Что бы она сделала, заяви парнишка, что любит двух девушек сразу?
Ничего толком не придумав, она нахмурилась, упрямо сжала губы и перевернула чемодан, вытряхивая скомканные вещи. Раз уж собираться в Петербург, так по-хорошему.
* * *
Зимняя студеная погода в Китеже оказались сущей безделицей в сравнении с ледяными и вдобавок влажными улицами в Петербурге. Возле Китежа протекали чистое озеро Светлояр и река Люнда, и это сказывалось лишь на жителях предместья, но Нева, от которой веяло сырым ветром, казалась опаснее для здоровья непривычных людей.
— Санкт-Петербург построен на костях, — жизнерадостно рассказывал Антон, когда усталые путники плелись по широким, многолюдным улицам и искали гостиницу. — И на болоте.
Чаропортация прошла неудачно. Захотев переместиться из центра Китежа в Петербург, парочка угодила на Васильевский остров, прямо рядом с Невой. Дул пронизывающий ветер, кидая им в озябшие лица пригоршни белых и крупных, колючих снежинок. Спасали только шуба Весты и толстое пальто Антона, но чем дольше они находились на улице, тем сильнее мерзли руки и щипал за щеки мороз.
На промерзший город плавно опустилась вечерняя темнота. На улицах становилось все меньше людей, а путники начали стучать зубами от крепнущего мороза.
— Карачун побери… — пробормотал юноша, остановившись возле черной кованой решетки и подпрыгивая на месте от холода. — Надо, чтобы нас кто-нибудь забрал отсюда.
Веста виновато шмыгнула носом.
— Надо. Возьми меня за руку, — она поспешно подала ладонь в тонкой вязаной варежке. — Попробуем чаропортировать к Альвиану.
«Лишь бы он не находился в антимагической тюрьме» — последнее, что подумалось, прежде чем Антон стиснул сильной рукой ее тонкие пальцы. Обоих закружило в пространстве, окружающий мир затянуло черной пеленой. Все, как обычно, при чаропортации, но впервые Веста чувствовала себя так спокойно, словно возвращалась домой из затянувшегося путешествия.
* * *
Альвиан Рейт ожидал гостей в маленькой тесной комнатушке на окраине Петербурга. Он мог бы снять всю квартиру, тем более, что она пустовала, но не захотел привлекать лишнего внимания. И от осознания того, насколько дорогой ее сердцу человек осторожен и хладнокровен перед лицом опасности, Веста влюбилась в него еще сильнее.
Оставался только Антон — верный рыцарь, смотревший на нее восторженно и влюбленно. И чем быстрее оборвется эта губительная красная нить между ними, тем лучше. Да и Веста давно уже не была белой ведьмой. Серая колдунья — вот, кто она. Как и Альвиан Рейт.
Сухонькая молчаливая старушка в застиранном халате и белом платочке открыла визитерам дверь после первого же звонка, и молча пропустила в пропахшую затхлостью квартиру. Они вошли, следом шмыгнули их притихшие кошки. Раздалось приглушенное шипение. Огромный кот, серый, лохматый и норовистый, выгнул спину и попятился, с ужасом глядя на своих сородичей, которые принадлежали волшебному миру.
— Чего смотришь? — дружелюбно поинтересовалась рыжая Искра, махнув хвостом. — Красивых кошечек никогда не видел?
Вместо ответа кот подскочил и с диким ором понесся в одну из комнат.
Старушка ничего не заметила и только молча поманила ребят за собой, а затем постучалась в комнату в дальнем конце длинного узкого коридора.
— Так и начинаются фильмы ужасов у смертных, — посетовал Антон, но храбро пошел следом за Вестой.
Самой же Весте страшно не было, она машинально шагала вперед, думая лишь о встрече с Альвианом. Глупые мечты восемнадцатилетней студентки. Она должна думать о спасении и благополучии чародейского мира, но увлечена совсем иными вещами. Беспорядочные мысли метались в голове — Веста вспоминала о днях, проведенных вместе с Альвианом в гостинице и о мучительных часах в антимагической тюрьме. Сердце сжалось от дурных воспоминаний, а на глаза невольно навернулись слезы.