Бриг «Меркурий» - Геннадий Александрович Черкашин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Шесть линейных кораблей, два фрегата… пять корветов и… два брига… Это уж точно, ваше высокородие, — снова донеслось с салинга.
В этот момент «Рафаил» находился в тридцати милях от берега. От вражеского берега. Спасение следовало искать только в открытом море. «Рафаил» круто лёг влево.
Турки повторили манёвр. Они шли следом, на ходу меняя свой строй, и когда туман рассеялся, Стройников увидел за кормой «Рафаила» огромную подкову, стороны которой удлинялись, охватывая его фрегат одновременно с двух сторон.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
В два часа пополудни подкова сомкнулась. И тогда турецкие корабли под однообразный бой барабанов стали сжимать кольцо. Побледнев, капитан «Рафаила» взирай, как приближается стена турецких кораблей, вырваться за которую уже не было возможности.
Внезапно барабаны смолкли, и в тишине, которая вдруг наступила, кто-то прокричал на русском языке:
— Эй, сдавайтесь! Убирай паруса!
Корабль, откуда раздался этот крик, огромный стодесятипушечный корабль, над которым развевался флаг самого капудан-паши, был уже совсем рядом.
И, приближаясь, разрастались чёрные глазницы его страшных орудийных стволов, в три яруса заполнивших порты, способных одним залпом изрешетить, растерзать и даже переломить хрупкий корпус лёгкого фрегата.
И злобно скалились позолоченные львиные морды на крепких форштевнях.
И не шелохнувшись стоял у борта сутулый седобородый старик в дорогом халате.
А над головой наперегонки с парусниками плыли белые ладьи. На север несли их чистые верхние ветры — туда, где над синей рекой стоял красивый барский дом с четырьмя белыми колоннами…
— Сдавайся!.. Убирай паруса!..
Голос этот, гортанный, насмешливый, лениво повторивший приказание, окончательно лишил Стройникова воли. И, ничего уже не слыша, кроме этого голоса, и ничего не видя, кроме оскаленных львиных морд, потея и задыхаясь от мысли, что всё кончено и что у них нет другого выхода, как сдаться, чужим, осипшим вдруг голосом капитан второго ранга Стройников скомандовал: «Спустить флаг!»
И отвернулся, чтобы не видеть, как поползёт вниз пересечённое двумя голубыми лентами белое полотнище.
Где-то на самом донышке его сознания ещё билась в конвульсиях фраза из устава Петра: «Все воинские корабли российские не должны ни перед кем спускать флага», но захлестнувшая его мутная волна страха сокрушила и этот слабый призыв к исполнению воинского долга.
— Эх, ваше высокородие, пошто до конца дней осрамили вы нас?! — долетел до Стройникова голос какого-то матроса, но он не обернулся, чтобы взглянуть на обидчика. Не посмел.
Это случилось 12 мая около четырёх часов пополудни.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Снова к Босфору
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
венадцатого мая около четырех часов пополудни фрегат «Штандарту и два брига — «Орфей» и «Меркурий» — снялись с якорей, чтобы вновь идти на разведку к Босфору. Они медленно шли вдоль бухты. Как всегда в таких случаях никто не обращал на них внимания, как никто не обращает внимания на смену часовых, — и на кораблях, вернувшихся из Пендераклии, стучали топоры и молотки, между берегом и эскадрой сновали шлюпки, над черепичными крышами струились сизые дымки. День выдался жарким, и смуглые полуголые мальчишки купались, оглашая гавань своими звонкими криками.
Удалившись от берега миль на пять, корабли, первым из которых шёл сорокачетырёхпушечный «Штандарт», затем «Орфей» и уж затем «Меркурий», повернули на юг. Дул слабый зюйд-зюйд-вест. Поставив все паруса и даже лиселя, корабли делали не более пяти миль в час. При такой погоде переход к Босфору обещал быть долгим.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Ни двенадцатого, ни тринадцатого мая ничего не произошло, и, собираясь спать, Казарский по своему обыкновению взял в руки небольшой тонкий голубой журнал, в который он вносил последние наставления для вахтенных офицеров.
Немного подумав, чем бы утром занять команду, он записал:
«Следовать движениями «Штандарта» и о переменах давать мне знать — стараться быть не ниже его траверза и, ежели под теперешними парусами не будете догонять, уведомлять меня.
Поутру мыть кубричные люки стирками с песком».
Передав журнал лейтенанту Скарятину, капитан спустился в свою каюту.
Приближалась ночь четырнадцатого…
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Заступивший ночью на вахту марсовый матрос Анисим Арехов, как птица в гнезде, сидел на своей крошечной площадке и смотрел вперёд, где в лунном свете бесшумно плыли два парусных корабля.
Монотонно и усыпляюще гудел в снастях ветер. Матросу, завернувшемуся в кусок парусины, было тепло и уютно. Прижавшись спиной к чуть подрагивающей мачте, он вспоминал свою родную деревню Кудеверь, затерявшуюся в псковских лесах, где он не был уже более десяти лет. «А хорошо, наверное, там сейчас, — размечтался Анисим. — Берёзы-весёлки распушились, трава на лугах пошла в рост, птицы щебечут… Эх, нет на земле места лучше, чем родина», — подумал матрос и, разминая занывшую шею, повертел головой.
Уже рассветало. Звёзды закатились невесть куда, и поблёк Млечный Путь. На востоке обозначилась светло-розовая полоска, с каждой минутой она ширилась и наливалась светом. Ветер заметно скис, но всё же дул ровно, и корабли шли ходко.
Какое-то неотчётливое пятно на горизонте вдруг встревожило Анисима. «Может, облака, — подумал он, — аль полоска тумана?.. Или вода бликует?» Он закрыл глаза, давая им отдохнуть, потом открыл и напряг зрение. И в этот краткий миг он отчётливо разглядел парусные корабли.
— Вижу эскадру! — крикнул Анисим, указывая на неё рукой.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Принявший от Скарятина вахту лейтенант Новосильский раздвинул подзорную трубу и вперил её в горизонт. Так и есть — с зюйд-зюйд-оста прямо на них шла турецкая эскадра.
— Ерофеев! — окликнул вахтенного матроса Новосильский. — Ударь в рынду!
Удары медного колокола догнали впереди идущие корабли, и через минуту оттуда уже отвечали, что тоже заметили неприятеля. И почти тотчас Федя Спиридонов, которого Селиверст Дмитриев учил умению определять местоположение корабля по звёздам, рядом с Новосильским увидел Казарского. Приняв из рук вахтенного офицера трубу, капитан направил её в сторону турецкой эскадры.
Федино сердце замерло, и он почувствовал, что ему не хватает воздуха. Уже второй раз при столкновении с неприятелем он ощущал это мерзкое чувство страха. Он сглотнул слюну и опустил секстан, чтобы никто не заметил, как у него дрожит рука.
— Похоже, что на этот раз капудан-паша решился вывести весь
