Воспоминания - Иван Бларамберг

Через три дня после моего приезда в Ленкорань в госпиталь привезли умирающего солдата. Дело обстояло следующим образом: каждую неделю в ближайший лес посылается команда из 20–30 солдат с несколькими подводами для заготовки леса на нужды батальона. Солдаты всегда вооружены ружьями с примкнутыми штыками, чтобы в случае опасности защищаться от нападения тигра или пантеры. Приехав в лес, солдаты поставили ружья в пирамиды и приступили к рубке. Вдруг из кустарника выскочил тигр (вероятно, супруг недавно убитой тигрицы), кинулся на ближайшего солдата и одним ударом своей страшной лапы вырвал ему левую руку из ключицы и сломал несколько ребер. На крик бросились его товарищи с ружьями, но чудовище уже скрылось в лесу. Через несколько часов несчастный солдат умер от ран. Тигры обычно не нападают на людей, так как находят себе пропитание в другом месте. С пантерой произошел другой случай; здесь говорят, что он был еще ужаснее.

В первое воскресенье моего пребывания здесь я стоял рано утром на крыльце своего дома, любуясь красивыми окрестностями и прекрасным утром. В это время мимо меня в воскресном наряде прошелестела направлявшаяся в церковь молодая жена хозяина дома, унтер-офицера и прекрасного охотника. Она дружески поздоровалась со мной, и я заметил у нее на шее странную цепочку. Когда я спросил ее, что это такое, она заявила с нескрываемой гордостью, что это когти пантеры, убитой ее мужем. Мое любопытство было возбуждено. Я дождался ее мужа, и он рассказал мне, что во время охоты на кабанов часто случается наталкиваться в густом высоком камыше на спящую или отдыхающую пантеру. «Хотя у меня, — добавил он, — и нет дурных намерений против нее, потому что я охочусь на кабана, все же зверь вправе предполагать, что моя пуля предназначена для него. Чтобы не быть разорванным, я должен быть начеку и упредить зверя, прежде чем он опомнится и бросится на меня. Такая охота, закончил он свою речь, — требует спокойствия, хладнокровия и меткости». Во время своей службы здесь он убил около 15 пантер, и я купил у него на память красивую пятнистую шкуру.

Полковник Луценко рассказал, что в прошлом году крестьяне-персы принесли ему совсем маленького тигренка и что его повар взял зверя, который тогда был ростом с кошку, на воспитание. Тигренок, которого назвали Ломайка (разрушитель), так привязался к повару, что сопровождал его ежедневно на базар, где тот делал покупки. Здесь тигренок играл с бродячими собаками. Случалось, однако, что, когда, он был не в настроении, он так хватал лапой своих товарищей по игре, что они с воем отлетали на несколько шагов. Когда наступило жаркое время года, батальон, как всегда, был переведен из тогда еще нездоровой равнины Ленкорани в лагерь на близлежащих холмах, где солдаты могли насладиться свежим и прохладным горным воздухом. Повар командира батальона также перебрался в лагерь, оставив своего Ломайку в Ленкорани под надзором одного из товарищей. Тигренок повсюду искал своего хозяина и, не найдя его, лег на кухне на обычное свое место, не пил и не ел и через несколько дней умер от тоски. По всей вероятности, это очень редкий случай привязанности данного вида диких животных к человеку.

У нас была очень дождливая пасха, и грязь на немощеных улицах была ужасной. Однако, когда сюда 31 марта для инспекции батальона прибыл генерал-лейтенант фон Краббе, стояли уже теплые, погожие дни. Я со спутниками часто совершал прогулки по окрестностям: либо вдоль моря, прибой которого мы часто подолгу наблюдали, либо вдоль горной речушки Ленкоранки вверх по направлению к лесу. На этой речушке водилось много красивых уток, так называемых астаранских — от Астары, пограничной деревни между Персией и Талышем, где они обитают. Редко я видел таких красивых птиц, средней величины, имеющих столь совершенную форму. Так как мой дом находился недалеко от берега, ночью до меня часто доносился шум прибоя, но при этом приходилось слушать и неприятную музыку, т. е. кваканье множества лягушек, населявших большие лагуны. Каждую ночь я слышал жалобный крик то одного, то другого несчастного водяного жителя, который попадал в пасть змеи; чем глубже бедная лягушка проталкивалась в пасть своего врага, тем более испуганным и глухим становился ее крик. Ночью можно было также часто слышать жалобный крик шакалов, похожий на плач ребенка.

Так как мы знали, что Карелин не прибудет к началу мая на своем судне в Баку, было решено использовать часть апреля для поездки в горы и долины живописной провинции Талыш. Полковник Луценко был настолько любезен, что дал нам переводчика, знавшего персидский язык, и проводника, а также вручил циркуляр ко всем местным начальникам с указанием принимать нас хорошо и оказывать содействие.

Эта красивая и плодородная страна была тогда поделена на восемь районов (махалов), или округов, а именно: Ленкорань, Себейдая, Мираркум, Аларск, Дрикх, Суван, Астара и Аргаван. Каждый махал имеет своего начальника, и каждая деревня — своего юзбаши,[37] или шултайса.

14 апреля мы покинули Ленкорань. В качестве проводников с нами ехали переводчик и пожилой перс Али Мешеди, получивший свое прозвище во время паломничества в Мешхед в Хорасане.

Мы ехали верхом вдоль морского берега, держась северного направления. Проехав деревню Ольховку, переправились через небольшую бухту Кумбаши и вечером, в 5 часов, прибыли в деревню Киэил-Агач, проделав 36 верст. Каким прекрасным охотничьим районом была вся эта местность! На воде, в камышах или кустарниках можно было видеть множество фазанов, бекасов, фламинго, широконосых гусей, морских чаек, диких уток, пеликанов и другую водоплавающую птицу. 15 апреля мы побывали на большом рыбном промысле (ватага) у Кизил-Агача, наблюдали за тем, как приготавливают икру, а также разделывают рыбу. Затем мы присутствовали на знаменитом празднике шиитов мохарреме,[38] отмечаемом ежегодно в день смерти Хусейна. Я впервые находился на таком празднике в персидской деревне.

Сцены смерти и погребения Хусейна были представлены специально подобранной для этого праздника труппой актеров, и жители, а также мы были невольно растроганы тем пафосом, с которым игрался этот спектакль, равно как и громкими всхлипываниями и слезами, которые проливались при этом.

По преданию, Хусейн, сын Али (племянник Мухаммеда), окруженный и раненный врагами у Кербелы (на правом берегу Евфрата, недалеко от развалин Вавилона), находясь в окружении своих сыновей и надежной свиты, напрасно посылал одного за другим за водой, чтобы утолить мучительную жажду: каждый раз сына или верного слугу приносили на носилках назад — тут вся семья, женщины и дети, бросались к мертвому, чтобы оплакивать его. Особенно интересны были красивые деревенские девочки 6-10 лет с большими черными жгучими глазами и иссиня-черными волосами, ниспадавшими крупными локонами на плечи; они посыпали себе голову в знак скорби мелкой соломой (вместо золы) всякий раз, когда приносили на носилках такого мнимого мертвеца. Роли женщин, которым запрещалось появляться на сцене, играли мужчины в женской одежде. В руках у каждого был лист бумаги с записанной на нем ролью, которую он читал с большим выражением и громкими причитаниями. Этот интересный спектакль показывается во всех городах и деревнях Персии больше недели; три года спустя я увидел его в Тегеране во всем великолепии.