Марья-Искусница и Хозяин костяного замка - Котова Ирина

- Не показался, - хмыкнула Яга. - Гуся такого волшебного, что ты съела, у меня все волшебники купить пытаются, ибо отведав мяса его, язык зверей понимать начинаешь.

А гуси ругаются:

- Ну пройди только мимо, мы тебе ноги-ги-ги все общиплем!

- Места живого-го-го не оставим!

Я прямо почувствовала, как бледнею.

- И надолго-го… тьфу!.. надолго это? – спросила дрожащим голосом.

- На всю жизнь, - засмеялась Яга злорадно.

- И никак не исправить?

- Никак, - сильнее Яга хохочет.

- И всех теперь слышать буду? И кур глупых, и поросят, и перепелок? – шепчу.

- Всех, - подвердила хозяйка.

Тут я поднос с гусем на землю уронила и за голову схватилась.

- Это как же их есть, если они с тобой речи ведут? – говорю в ужасе.

- Никак, - фыркает Яга. – Я и не ем.

А я ее уже не слушаю.

- Это что же, выходит? Никаких щей и борщей наваристых? Прощай, сальце соленое, с чесноком верченое? Кабанчики запеченые, да жаркое перченое? А язык говяжий с хренком? А студень поросячий с горчицей такой, что Богу душу отдать можно?

- Так, - Яга говорит голосом странным, - я тебя пожалела, но ежели не замолчишь, точно прибью сейчас.

- Кур нельзя, свинят нельзя, - печалюсь, - о, в земле франгалианской, говорят, лягушек едят, будто на курятину они похожи. Может, их можно?

- Лягухи с жабами самые болтливые, - отрезала хозяйка. – Еще и песни поют истошно.

- А рыбу-то можно? – спрашиваю с надеждой.

- Рыбу можно, - смилостивилась Яга. – У ней мозга не хватает говорить, только жрать и икру метать.

- Это что же, - почти плачу, - мне всю жизнь рыбьим мясом, да икрой красной и черной питаться?

- Отчего же, - говорит Яга, забавлясь. – Можно еще мелочью речной и морской пробавляться, раками, ракушками, гребешками да креветками. А еще медом и акридами, как старцы святые.

- Святые плохого не посоветуют, - оживилась я. – Тем более с медом. А что такое эти акриды?

- Саранча, - безжалостно просветила меня хозяйка, и я снова завыла тихонько.

- А это тебе уроком будет, девка, - строго сказала Яга. – Не лезь, куда не просят, а хочешь добро кому причинить – помни, что могут догнать и добром тем поперек спины отходить. От усердия и беда бывает. Ну, хватит слезы глотать. К лучшему это. Выгоду ты сама потом поймешь. Раз ты к колдуну наняться хочешь, то нечего о мясе думать. Мерлин тоже звериный и птичий язык понимает, оттого и не ест зверей и птиц. И в замке мяса его никому не подают.

- А, вот почему характер у него поганый такой, - бурчу сквозь слезы. – Без мяса-то любой мужик злобным станет. А как же ты мне, тетушка, к нему в замок попасть поможешь?

- Сейчас нужно одно дело доделать, а затем и к твоей беде перейдем. Ты гуся сюда прежде давай, - Яга мне говорит. – Лопату бери, яму рой. Сама натворила, сама и исправляй.

Ну, руки у меня крепкие, работы я не боюсь. Вырыла ямку малую, хозяйка туда гуся положила недоеденного, все косточки сложила, сама руками землей засыпала. Присела в платье своем роскошном на землю, ладони в холмик тот уперла, и давай что-то гортанным голосом петь. Глаза зеленым светятся, а у меня от голоса ее мороз по коже.

Зашевелился холмик, поднялась ведьма, руки отряхивая, а я стою, с места сдвинуться не могу. Раздалось шипение страшное, тени лунные от деревьев протянулись к нам, и вдруг холмик снизу крыло черное пробило!

Я взвизгнула, назад отпрыгивая.

А из-под земли выкопался гусь живой. Только голова, которую я открутила, да половина тела, которую съесть успела, черными перьями покрыты, а остальное – белыми. Выкопался, отряхнулся деловито, на меня посмотрел с укоризной.

- Эх ты, га-га-гадость с косой! – сказал и потопал вперевалочку к своим. А те радуются, шумят.

Так стыдно мне стало! Вздохнула я и к Яге повернулась. А она меня оглядывает.

- Хорошо, что ты бледная такая и лопоухая, - говорит, а я радуюсь, что кащеево колдовство не прознала она, значит, и колдуна обмануть должно. – Не любит Мерлин девок красивых.

- А почему? – навострила я уши.

- Говорят, по молодости полюбил он фейри Весеннего двора, которая к бабке в гости заходила. Та им крутила, душу мотала, соки все высосала, насмехалась – мол куда тебе, смертному, на меня смотреть!

Так вот почему он на шутки мои невинные так недобро отреагировал? Энто травма у него детская. Ну как вроде меня коза в три года боднула, так я их до сих пор побаиваюсь.

- А очень красивой та фейри была? – спросила с любопытством. Посмотреть бы, какие такие фейри рыжим колдунам по сердцу. Вот кого ему подавай!

Яга на меня посмотрела и вдруг по-матерински меня по макушке потрепала.

- Дите ты еще ведь, - смеется. – Как тебе сказать, Марья. Возьми самую красивую девку в трех мирах, и даже самая некрасивая фейри ее стократ прелестнее будет. Но холодные они, как ручей студеный. Оттого и тянутся к людям, греются они о нас, но и презирают за то, что век наш короток. Всегда им нас мало, так что нет человеку с фейри жизни.