Захват Московии - Михаил Гиголашвили

— Сделаю.

— А вы сами откуда?.. Из Германии?.. Да, слышала, что хорошо у вас там, чисто, тихо…

— Сейчас уже не так тихо… границы открыли… Еврозона ширилась…

— А, ну да, понимаю… наш брат куда придет — там себя и покажет… Ничего больше брать не будете?

— Еще вас заверните! — осмелел я.

— Не продаётся! Уже продано… к сожалению… Вот сдача. Удачи вам!

— И доброго желаю! Сдача-удача-дача-передача, да! — с удовольствием повторил я, принимая мешочек с бутылкой кенгурового вина.

Потом я решил поесть. Напротив ларька было кафе «Маковка». Внутри уютно играла музыка. За стойкой — высокая и пикантная, но безгрудая барменша (а нам, немцам, грудь важна, Вы сами на практических занятиях указывали на большие размеры грудей валькирий в немецких сагах и сравнивали их с бюстами героинь русских сказок, а студентка Дарья, попавшая к нам по обмену, так на это возмутилась, что даже задрала майку, чтобы доказать первенство русской груди, отчего мы долго не могли прийти в себя и тотчас признали её правду и победу).

Не зная, должны ли иностранцы в ресторанах платить в два раза дороже, как в музеях, я на всякий случай кивнул не очень приветливо, даже хмуро, ног о коврик не вытер и двери за собой не закрыл.

Ко мне подбежал кельнер в бабочке:

— Прошу пожаловать! Куда изволите?

— Сюда изволю.

Я сел возле приоткрытого окна. Зал был пуст. Скатерти, приборы, цветы — всё в норме и форме. Барменша ласково полоскала плоские бокалы, они глухо пофыркивали в воде.

В меню было несколько загадочных блюд русского генезиса, и мне пришлось напрячься, чтобы вспомнить Ваши спецзанятия «Веселие Руси» (которые так любят посещать студенты и где всегда можно попробовать пирожки и блины). Пока читал меню, то слышал (и слушал), как барменша говорит кельнеру:

— Что-то хандрит наш хачик, того хочу, этого не хочу… это хо-хо, то не хо-хо, время идет, а он всё вокруг да около ходит, крутит-вертит… Вот не выдержит Митюня, разнесет наш кабак за неуплату — чего тогда? Нет, не идет ему такое поведение… как бы ногами вперед не вынесли… Торчи потом где-нибудь на солнцепёке день-деньской, как пень…

Кельнер бросил через плечо:

— А ты плюнь… Нам-то чего с этого? Как работали — так и будем работать, — и подошел брать заказ.

На первое я решил заказать солянку «Поселянку» мясную, на второе — жаркое в горшочке:

— И один кофе.

— И один булочка? — кисло улыбнулся кельнер, а я вначале подумал, что он не знает, что «кофе» — мужского рода, но потом вспомнил, что есть такой анекдот, Вы нам его еще рассказывали (вообще Ваши методы обучения через песни, стихи, игры, пироги и блины с водкой мне очень нравятся. Во что превратились бы без этого уроки русской грамматики?).

В окно вдруг долетел обрывок фразы:

— …сумрачный суглинок смерти… — и я долго думал, как это понять.

Вдруг в не закрытую мною дверь вкралась кошка и деловито проследовала под столы.

— Кыш! — шикнула на неё барменша.

Но кошка, нагловато прядая ушами, упорно кралась куда-то в глубь зала.

— Вот шкода ласкавая, хвост завернула трубой и в ус не дует! — Кельнер отправился её выгонять, а у окна остановились прикурить два парня:

— А я этой пиздоляжке сказал: если ты, крыса текучая, еще раз к Вовану навязываться будешь, несдобровать тебе!

Что это за слово — «пиздоляжка»?.. Я не успел включить диктофон, но тут же записал его на салфетке. Это очень интересно, я же в первую очередь лингвист, а потом всё остальное. Представить себе это слово в образе я не мог. Соединять два существительных — прерогатива немецкого языка, причем можно соединять что угодно с чем угодно, и смысл каждый раз будет разный, но в русском эти конструкции малоупотребимы. Но вот, оказывается, есть!..

И я стал спешно вспоминать разные русские ругательства, которым меня учил дед Адольф. Записывал их на салфетке в столбик, разбивал на части и слоги, механически соединял… «Губосиська»… «Задоляжка»… «Сукожопа»…

О, какой большой спектр импровизации! Я, конечно, к такому разнообразию не привык. Как Вы нам говорили на семинаре по сакральным словам, в Германии есть пять-шесть стандартных ругательств — и всё, а в России брань — это россыпи слов, роскошь фантазии, брань носит не формально-словесный, как в Европе, а эмоционально окрашенный, душевный, даже духовный характер, хотя иногда понять, что именно имел в виду носитель языка с механико-технической точки зрения, очень сложно. Наверно, тут как раз именно такой случай.

Когда появилась прекрасно пахнущая солянка-поселянка, я был уже взмылен этой игрой, и только первые ложки целебного супа вывели меня из лингвистического экстаза. Ложки-ляжки!..

Кельнер стал двигать стулья, но кошка ушла в угол и оттуда с презрением наблюдала, как кельнер шарит под скатертями, приговаривая:

— Я тебя, сучка нырливая, найду, куда ты денешься…

Барменша тоже включилась в дело: двинулась в зал, обходя стулья плавными уворотами бедер, а я подумал, будет ли фигура моей Маши похожа на её фигуру?.. Как Вы говорили на спецсеминаре «Веселие Руси», славянки всегда высоко ценились в германских племенах, ибо вековые контакты с Востоком сделали их гибкими в ментале, нежными в орале, податливыми в анале, а германские валькирии остались теми же грубыми ведьмами, какими были, и стали еще хуже после тотальной уродо-носной эмансипировки.

А какая будет моя Маша?.. Машу я представляю себе по тому отрывку «Капитанской дочки», который Вы заставляли нас учить наизусть, я и сейчас его помню: «девушка лет осьмнадцати, круглолицая, румяная, с светло-русыми волосами, гладко зачесанными за уши, которые у ней так и горели»… Вы еще обратили наше внимание на эти уши — почему они горели? — и мы долго обсуждали этот вопрос. Может быть, Маша испугалась личного свидания?.. Или врала много? В Баварии говорят: у кого правое ухо горит, тот говорит правду, а у кого левое — лжёт… А тут как, если оба горят?

Я стал звонить ей, но или мой мобильник в Москве не работал, или я что-то неправильно набирал. Я пробовал и 495, и 499, и 423, и 438, варьировал с 007 — безрезультатно. Теперь голос говорит, что «абонент заблокирован». Это мне уже совсем не нравится. Утром портье объяснил мне, что совсем недавно некоторые коды сменили на новые. А когда я спросил, почему телефонная служба об этом не сообщает при звонках, он ответил: «Потому что всем всё по чесноку».

Наконец, общими усилиями кошка была изгнана, но удалилась с достоинством, подергивая хвостом, что у хищников означает раздражение, как у женщин — постукивание каблучком по полу (мой папа Клеменс часто указывал маме: «Не стучи, я всё понял»).

Жаркое в горшочке оказалось еще вкуснее, чем солянка-поселянка, а черный ржаной хлеб был просто фантастика!.. После сытного обеда с бокалом вина, после того, как барменша прогоняла кошку таким понятным человеческим звуком «кыш-кыш», я почувствовал, что перестал нервничать, что мне спокойно.

Да, русские еще очень добры к нам, немцам… Мы затеяли две войны, разнесли в клочья европейскую цивилизацию, устроили холокост, газовые камеры, завалили мир трупами — а отвечать за всё должна только горстка нацистов, не успевшая сбежать в Южную Америку?.. И права Бабаня, которая говорила, что мало еще Сталин немцам отомстил: «Надо было всех фрицев в Сибирь загнать и заставить там лет 50 города и дороги строить»… А то что же это выходит, в самом деле?.. После разгрома Рейха треть нацистов сбежала, треть — ушла работать в разведки мира, а третья треть — по подвалам отсиделась, как дядя Пауль, а потом вылезла. Нет, ни я, ни мои друзья не хотим иметь с этим ничего общего. «Сын за отца не отвечает» — разве не Вы много раз цитировали эти строчки?.. Вот я и не отвечаю ни за деда Людвига, ни за деда Адольфа. Но всё равно на мне — клеймо, которое я иногда ощущаю физически…

Я подошел к стойке и, указав на телефон, спросил у барменши, можно ли позвонить, а то мой мобильник не работает. Или я не знаю, как звонить… Она любезно согласилась, взяла бумажку и стала набирать номер Маши. Но безрезультатно.

— Может, вы что-нибудь напутали?.. — Обволокнув меня взглядом, она положила листок с номером на стойку. Пальцы были безукоризненны.

Кельнер тоже стал пробовать. А мне стало от этого еще приятнее — я не только не боялся никого, но чувствовал себя очень коллективно, и мы даже что-то обсмеяли вместе. А, наглую кошку!

Вдруг из кухни я услышал чей-то окрик:

— Разомни, блин, тунца, чтоб не было катышков!.. Разомни, блин, как полагается, не ленись!

Внимание раздвоилось между барменшей и грамматикой, голова разрубилась надвое, а я впал в ступор: «разомни»?.. Разомнивать — разомнять?.. Размонивать-размонять?.. На мой смущенный вопрос, что такое «разомни», барменша красивыми руками начала делать какие-то движения:

— Ну, это так вот, на маленькие кусочки, в массу размять, туда-сюда… так и сяк… Мять… Мнуть… Рыбу размять в салате. «Тунец» знаете?