Один из многих на дорогах тьмы… - Елизавета Манова

— Торкас, а кто он такой — тот, что в тебе?

— Не знаю, — ответил Торкас спокойно. — Бог, наверное.

Даггар усмехнулся.

— Открыть тебе страшную тайну, Торкас? Нет никаких богов. Есть только земля и небо. То, что в небе, и то, что на земле.

— Не все ли равно, как называть то, чему нет названия? — ответил Другой. Этого не уловить: было одно лицо — стало другое. И даже голос иной: жёсткий, отрывистый, властный. — Не то, что есть в небе, и не то, что есть на земле. Даггар, — сказал он, — я хочу, чтобы ты задавал вопросы. Это опасно, — сказал он, — но я буду рядом с тобой.

— Охота с живой приманкой? Мы, Ранасы, считаем её неблагородной.

— Как охотники или как приманка?

— Ладно, — сказал Даггар. — Какие вопросы и кому я должен их задавать?

В серую духоту тяжёлого дня вышел Даггар из дому. Он да Риор — Лонгар остался с Майдой, а Торкас-Неведомый вдруг исчез. Это он ловко проделал: был в двух шагах и растаял — серая тень, ушедшая в серый день.

Только пять имён назвал ему бог. Ладно, пусть будет бог, подумал Даггар с усмешкой. Не то, что есть в небе, и не то, что есть на земле. Андрас, сын Линаса, один из Двенадцати. Последний из Двенадцати, подумал Даггар, и долго ли он проживёт после нашего разговора? Не думаю, что я стану о нем сожалеть.

Старик он был, этот Андрас, но я его вспомнил. Я видел его на площади, когда мы заставили их преклонить колени на месте, где умер Энрас. Тогда он был не старше, чем я теперь, а значит, не миновал даже шестой десяток.

Седой, как соль, весь высох, и жалкая плоть едва одевает могучие кости. Погасший взгляд и надтреснутый голос…

Ну вот, все сказано, как подобает: приветствия, славословия, вопросы, приветы, и можно, наконец, начинать разговор.

— Время вражды ушло, — сказал Даггар, — и гнев догорел до пепла. Теперь, когда мои глаза не залиты кровью и могут видеть, что есть, я всё-таки хотел бы понять, что с нами случилось. Зачем Ланнеран и Рансала стали врагами? Зачем мы в ненужной войне истратили время и силы? Зачем погибаем теперь?

Молчание и безучастный взгляд.

— Сын Линаса, — мягко сказал Даггар, — ты не кажешься мне глупцом. И другие Соправители тоже наверняка не были глупцами. Как же вы совершили такую глупость? Вы могли просто выслать Энраса из страны. Но казнить его, зная, что мы отомстим? Где был ваш разум, правители Ланнерана?

— Ты слишком дерзок, Ранас, — вяло сказал старик. — Или ты завидуешь участи брата?

— А ты не хочешь снова клясться Месту Крови? Думаешь, теперь будет некому отомстить?

Вялый гнев мелькнул в глазах — и погас.

— Чего ты боишься? — спросил Даггар. — Смерти? Но ты давно уже умер. Лучше бы тебе и впрямь умереть, чем жить в таком унижении. Скажи: почему ты остался жив — один из всех, за какие заслуги?

— Вон! — сказал Андрас, но Даггар засмеялся ему в лицо.

— А если я не уйду, ты кликнешь стражу? Я справлюсь с вами, — сказал Даггар. — Вы — ходячие трупы, а я живой! Я слишком хорошо о вас думал, Андрас! Я подумал, что здесь есть какая-то тайна. Что вы, Соправители, наказаны без вины за зло, которое не вы сотворили!

— Так и было, — тихо сказал старик. — Так все и было, сын Грасса. Уходи, — сказал он, — не мучай меня. Прав я или не прав, но я ничего не скажу.

А другой старик был действительно стар — годами и ветхой плотью. В кипенно-белом одеянии, в красных бликах живого огня, в тихом свете закатной славы.

— О, бессмертный Хранитель, — начал было Даггар, но старик отмахнулся с досадой.

— Оставь эти глупости, Ранас! Дети Моря не поклоняются Солнцу! Все твои величания — одно притворство, а мне и так надоела ложь! Задавай вопросы, — сказал старик. — Если смогу — отвечу.

— А ты уже знаешь мои вопросы?

— И не только я! В Ланнеране длинные уши и длинные языки. Ты был у Андраса и ушёл ни с чем. А когда уйдёшь от меня — берегись!

— Ладно, — сказал Даггар. — Если ты знаешь вопрос, может, начнём с ответа?

— Нет, — ответил старик. — Ты задал Андрасу кучу глупых вопросов, на которые незачем отвечать. Скажи напрямик: чего ты хочешь?

— Хорошо. Что случилось в Ланнеране семнадцать лет назад?

— Я очень немногое знаю, Ранас! Тогда я был простым жрецом городского храма… да, собственно, я и остался тем, кем был. Меня избрали Хранителем лишь потому, что Те не могут меня убить. — Он тихо меленько засмеялся.

— Посылают ко мне ночами смерть, а я молюсь. Ты веришь в молитву, Ранас?

— Верю, — сказал Даггар. — Я знаю, о чём ты говоришь.

— Да, — сказал старец, — ты знаешь. Не презирай Андраса, — сказал он, — эта смерть унесла двух его сыновей, остался один, последний. Ладно, — сказал он, — слушай.

— Я помню эту ночь, — сказал он. — Пришла гроза без дождя, и небо полыхало синим и белым. Грома не было — только ужасный свет; мы собрались в храме и пробовали молиться, но слова не шли с языка, губы немели, и было так страшно, что люди теряли разум. Я помню: я стоял, вцепившись в колонну, а вокруг метались и выли, падали наземь и бились в корчах. Я помню: Наран, мой брат по обету, был рядом со мной, и вдруг он ударился головой о колонну, и кровь его обагрила мои одежды.

Не все из нас пережили ту ночь, и не ко всем, кто выжил, вернулся разум. Я ходил среди мёртвых, перевязывал раны живым, укрощал безумцев, а день все длился и длился; никто к нам не приходил, и те, кого я послал за помощью, не возвращались.

Перед вечером я решил отправиться сам. Со мной пошёл один послушник — жаль, я забыл его имя — он давно уже мёртв. Мы вышли из храма и наткнулись на чёрных. Они обнажили мечи и заставили нас вернуться. Тогда мы по тайному ходу прошли в караульню. Стражников перебили — не злые силы, а люди; мы взяли плащи, чтобы скрыть облачения, вылезли через окно и проползли мимо чёрных. В Верхнем Храме творилось то же, что и у нас, и чёрные тоже стояли у входа. Но город не был безумен, Ранас! Только нас одних постигло несчастье, и никто не знал о нашей беде! Нет, — сказал он, — остальное тебе не важно. Важно одно: Верхний Храм не вступился за Энраса потому, что некому было вступаться. Все, кто мог говорить от Храма, умерли в эту ночь. И Соправители… не вини их, Ранас, они были только людьми. Я не знаю, как их заставили, но я видел то, что я видел, и не стану судить других. Ты дерзил несчастному Андрасу, а он ведь долго держался. Он держался так долго, что Энраса чуть не спасли, но тех, кто хотел похитить его из тюрьмы, настигла ночная смерть.

— Прости, — сказал Даггар. — Я не знал. Я готов попросить прощения.

— Оставь! Ему всё равно — его душа умерла.

— Но что это было, Хранитель? Кто виноват?

— Нет, Ранас, — сказал старик. — Я говорю то, что я знаю, а все догадки… Я — умный человек, — сказал он, — я знаю, что глуп, что разум мой узок и познания ничтожны. Я — только Хранитель Огня, — сказал он, — хранитель веры в безвременье и надежды в пору упадка. Я едва обучен грамоте и не посвящён в Таинства. Есть люди, которые смогут тебе ответить, но если я это позволю — они умрут. Я сам их не смею просить ни о чём. Для Храма их жизни дороже моей — я должен их уберечь!