Лебяжий - Зот Корнилович Тоболкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если нужно... – нерешительно сказала хозяйка, вовсе не собиравшаяся поступать на работу.
– Нужно! Позарез нужно! Да вот и Игорь Павлович так же считает.
– Игорь Павлович?! – женщина одарила своего мужа одним из тех взглядов, которые приводили его в смятение. Но сейчас Мурунов не отреагировал и, подтолкнув Мухина к выходу, подал ему шапку.
– Вот что, уважаемый, – яростно проскрипел он, – я сам умею лапшу на уши вешать. Ступай!
– Игорь! – взывала к нему Татьяна Борисовна, крайне удивленная бесцеремонностью мужа. Но дверь за Мухиным уже захлопнулась.
– Ты не горячись, Игорь Павлович, не горячись, – глухо доносилось с улицы. – Я старше тебя и, стало быть, умней.
– Спокойной ночи!
Татьяна Борисовна собралась закатить мужу сцену, но, поразмыслив, раздумала.
– А ведь он прав, Игорь, – сказала она. – Мне нужно чем-то заняться. Кроме пользы это ничего не принесет.
– Раньше ты думала иначе.
– Милый мой, мы не должны жить вчерашним днем.
Около десяти постучал Горкин.
– Пулька отменяется... – через дверь сказал Мурунов. – По техническим причинам.
– Кретин! – прошипела Татьяна Борисовна, сидевшая перед зеркалом. – Ты отвадишь нужных людей!
– Мне надоело вам прислуживать! Слышала?! Надоело!
5Вторые сутки шли без останова. Через каждые четыре часа трактористы менялись. В вагончиках текла размеренная цыганская жизнь. Станеев, сидя у окна, листал затрепанный авантюрный роман о капитане Бладе. Но, видно, приключения бравого пирата занимали его не очень. Он больше следил за Степой, что-то лепившим из пластилина для Наденьки.
– Завидно? – Водилов, лежавший на верхних нарах, свесил голову, ухмыльнулся.
– Не думал над этим. Но, по-моему, славно, когда ребенок.
– Хлопотно! – Водилов соскочил с полки, присел возле Степы на корточки. – Заведешь такую игрушку, и, – прощай, вольная жизнь!
– Я не о себе говорил. Я вообще...
– Ну да, ведь ты в бегах... Скажи, это действительно интересно: от самого себя бегать?
– Я от себя не бегаю.
– Тогда, быть может, за собой или за тенью своей гоняешься?
– И за тенью не гоняюсь... – отрывисто сказал Станеев.
– Так что тебя носит по белу свету? Тоска? Поиски идеала? Жажда познаний? Что?
Станеев неопределенно пожал плечами, уставился в книгу.
– Вот и потолкуй с такими. Ведь я принял его за современного Рахметова. Я даже подозревал, что у него в спальнике гвозди...
– Отвяжись.
– А может, он мессия, хиппи или скрывающийся от закона алиментщик?
– Сказано, отвяжись! – вскричал Станеев и напружил плечи. Над бровями собрались глубокие складки. Вздулись на висках толстые жилы. – Прилип как репейник..,
– Знать хочется. Поделись...ты в разных краях бывал... там лучше?
– Везде одинаково.
– Тогда какой резон мотаться? Живи на месте, служи... или пупок изучай, лежа на солнышке...
– Пробовал. А как ручьи побегут, так и мне бежать хочется.
– А вон что, – заскучав, зевнул Водилов и, поднявшись, взял Степин транзистор. – Давайте зарубежные сплетни о нас послушаем.
Но послушать не удалось.
Под днищем вагончика что-то треснуло. Наклонившись вперед, вагон шоркнулся о прицеп и закачался, точно на волнах. Шестым чувством угадав опасность, Станеев схватил на руки девочку, выскочил.
– Прыгайте! Спасайтесь! – кричал тракторист, в бессильной ярости дергая рычаги. Гусеницы крошили речной лед, баламутили воду. Немыслимо изогнувшись, Станеев махнул через огромную полынью, выпрыгнул на берег. Девочку приняла вылетевшая из переднего вагона Сима.
– Моя, моя... – бормотала она бессвязно. – Маленькая моя!
– Твоя, бери! – улыбнулся Станеев и дрогнул всем телом.
Трактор, задрав нос, опрокинулся, вырвал с корнем прицеп и ушел под лед. Вагончик, слегка помятый, выровнялся и закачался на воде. Из него, прямо в воду, выпрыгнули Степа и Водилов.
– Наденька... где Наденька? – спрашивал Степа, едва успев выбраться на берег.
– Человек там... – указывая в черную прорву, сглотнувшую трактор и тракториста, одно и то же твердил Станеев. – Челове-ек...
– Где Наденька? – тряс его Степа.
– Здесь она... здесь, – успокоила Сима и показала укутанную девчушку. – Спасибо тебе, Юра!
– Человек... – захлебываясь, бубнил Станеев. Его тошнило.
Подбежали Лукашин и другие
