Три майские битвы на золотом поле - Николай Назаркин

Как это ни покажется странным, но Англия пришла ко второй войне куда слабее, чем к первой. Несмотря на то, что население ее было более чем в четверо многочисленнее, чем население Нидерландов, но в городах жило все еще куда меньше народу. Плохо обстояли дела в финансовой сфере. На шпионов уходила такая прорва золота, что стало элементарно не хватать, и уже в середине войны многие высокопоставленные шпионы так обиделись на «задержку зарплаты», что перешли «обратно», на сторону Республики. Финансовая система Англии, надо сказать, была еще столь несовершенной, что единственным по настоящему серьезным источником доходов королевской казны в войне были… трофеи. То есть теперь англичане гонялись за каждым голландским кораблем и упаси Боже его утопить, а не захватить — без денег на порох с ядрами в следующий раз останешься.

Не хватало и людей: сверхбыстрая колониальная экспансия — а Англия, в отличии от Нидерландов, уже развивала «настоящие», постоянно населенные переселенцами из метрополии, колонии в Северной Америке — «вымывала» и так немногочисленное активное население.

Объективными причинами войны было желание защитить свои торговые пути и привилегии, формальным поводом — скандал с «английскими деньгами» для подкупа важных лиц в Гельдерне, Утрехте и Оверэйзеле. «Ах они такие-сякие взяточники, предатели Родины!» — заодно с Голландией возмутился и сам набравший полные карманы английского золота Фредерик-Генрих, штатгальтер Фрисландии, и широким жестом оплатил этим самым золотом участие в войне еще почти тридцати фризских кораблей. Против Англии же, разумеется.

Это стало для англичан и Карла II лично очень неприятным сюрпризом. «Мы ценим вашу заботу о будущем юного Вильгельма и вообще мы друзья, но… — значило поведение Фрисландии. — Но… Но запрет на торговлю с Ирландией и Северной Америкой мы вам не простим!»

Война началась в тысяча шестьсот шестьдесят пятом году, и началась, не смотря на все, что я выше сказал, с победы англичан. В том первом крупном сражении был к несчастью для родных и близких (зато к счастью для страны!) убит и командующий флотом Республики, адмирал Якоб ван Вассенар Обдам. К счастью, потому как именно после его кончины флот возглавил самый удачливый и знаменитый голландский флотоводец — Михаель де Райтер.

Но это все лирика, а пока положение Республики — хуже некуда. И дело даже не в победе англичан, дело в том, что испуганные перспективой блокады акционеры требуют немедленных результатов. А флот расстроен, командиры сами не знают, что делать.

Де Райтер начинает командование с того, что мобилизует почти две сотни — две сотни! — каперских кораблей и вдребезги по кусочкам разбивает… угу, разбивает торговые маршруты англичан. Только за первый, тысяча шестьсот шестьдесят пятый год в руки голландцев попадают почти четыре сотни английских «купцов».

Теперь можно и военным флотом заняться. Опять вертелись мельницы Заандама, превращая шведский лес и шведскую руду, русскую пеньку и русский лен в голландские корабли. Кто будет на правах «хозяйки морей» покупать все это за копейки, и превращать в полновесные серебряные гульдены и фунты стерлингов, решалось сейчас там, в водах пролива и на просторах Северного моря. Стучали молотки на верфях, крутились крылья мельниц.

Надо сказать, что производственные мощности обеих стран были самыми высокими в Европе, а значит и мире. Страны были мощными. Но — далеко не равными. Для сравнения, Нидерланды построили за три военных года семьдесят шесть кораблей, из которых девятнадцать — тяжелые. За это же время Англия смогла построить только двенадцать, из них два — тяжелых. Двенадцать кораблей — это много, очень много, это только сниться могло большинству стран… Но двенадцать против семидесяти шести — это все-таки мало.

Первый и единственный на много лет русский корабль «Орел», кстати, строился в эти же три года и был спущен на воду в тысяча шестьсот шестьдесят восьмом.

Конечно, просто сравнивать число кораблей довольно глупо. Корабли разные, даже если и называются одинаковыми словами «линейный», допустим, или «фрегат». Корабли англичан были прочнее, тяжелее, мореходнее, несли больше пушек и сами пушки были больше калибром. «Голландцы» же были маневреннее, быстрее, легче набирали скорость и гасили ее. Этому есть объяснение: море-то в той же Голландии везде. Ну, везде в пределах получаса ходьбы. Прошел полчасика — и вот оно, море. Зашел в море, идешь, идешь, идешь… можешь еще полчаса идти, а тебе все максимум по грудь. Мелкое море, очень мелкое. Нельзя здесь такие корабли, как у англичан, пускать — они плавать будут по трем фарватерам на все побережье.

Но год тысяча шестьсот шестьдесят пятый прошел, начался год тысяча шестьсот шестьдесят шестой. Всю весну (а зимы тогда в Европе были холоднее, чем сейчас, снег лежал до середины марта, особо не повоюешь) стороны копили силы, не размениваясь на мелкие стычки. И вот, наконец, первый день самого длинного сражения в истории войн на море. Все, что можно было — было уже учтено и продумано. Но сколько не продумывай, а всего не придумаешь…

«Героем» первого (да и второго тоже) дня сражения оказался адмирал с уже знакомой фамилией. Господин лейтенант-адмирал Тромп. Но это был не тот Тромп из второй части. Это был его сын. Средний. Господи лейтенант-адмирал Корнелис Тромп. Я в кавычках героя написал, хотя можно и без. Храбрости Корнелису Тромпу было не занимать. А вот дисциплины мог бы и занять чуток…

Точной картины, что там произошло в тот первый день лета над волнами пролива, ни у кого нет. Ну, то есть «что» было — понятно, а вот «почему»? А было дело так. Едва англичане приблизились настолько, что стало возможным разглядеть их вымпелы, как авангард нидерландского флота в составе двадцати пяти кораблей, вышедший, как и полагалось по плану, первым, вместо того, чтобы отойти подальше и дожидаться разворота основных своих сил, взял еще круче к ветру и сам кинулся в атаку. Почему? А кто его знает. Как бы то ни было, а вместо «нормального» линейного сражения грозила повториться безобразная свалка. Впрочем, это было простительно: первый действительно считающийся «настоящим» линейным бой и состоялся-то всего год назад, а до того корабли, конечно, вставали в линию, но кто куда и в меру своего разумения. Что произошло и здесь.

Корнелис Тромп на двадцати пяти кораблях уже вовсю сражался с тридцатью пятью английскими кораблями адмирала Монка, тогда как самому де Райтеру надо было еще подтягивать силы. Стоит ли говорить, что это сражение едва не началось с победы англичан? Невероятными усилиями де Райтер сумел догнать свой безрассудный арьергард (ведь корабли вовсе не стояли на месте, а довольно бодро двигались к западу) и спасти положение. К счастью, близость мелей заставила англичан повернуть и подставиться под пушки основных нидерландских сил.

Пушек, кстати, у сторон было вовсе не равное количество. Так английский флагман нес их аж сто! И еще парочка сто пушечных монстров поддерживала его, дополняемая восьмидесяти, семидесяти и пятидесяти пушечными кораблями. Флагман же голландцев имел только восемьдесят орудий, несколько кораблей были семидесяти пушечными, а основная масса несла по сорок-пятьдесят пушек. Да и просто тяжелых кораблей у англичан было больше — сто девять против ста одного нидерландского.

Первый день между тем уже подходил к концу, а ничего так и не было решено. Больше того, основная масса кораблей обоих флотов не сделала ни единого выстрела! Они просто друг до друга еще не добрались. Голландцы потеряли два корабля из авангарда Тромпа, зато ухитрились сами потопить тоже два, а три английских захватить. Захват, кстати, обеспечивала морская пехота, то самое детище Вильгельма II. Это незначительное на первый взгляд обстоятельство очень поможет Нидерландам потом, на протяжении этой и будущих войн. Ведь сберегутся моряки, которых выучить сложнее и дороже. Не стоит забывать, что Республика хоть правит морями, но в ней живет всего-то четыре миллиона человек. В Англии — шестнадцать миллионов, во Франции — почти тридцать…

Первый день сражения закончился, но сама битва только начиналась. Ночью флоты не ушли далеко друг от друга, наскоро ремонтируясь и отсылая совсем уж поврежденные корабли домой, чтобы в случае чего они не мешались под ногами. Надо ли говорить, что такой подбитый исполин был лакомой целью? Вокруг флотов рыскали кораблики поменьше, полегче, по-маневреннее, чтобы во время «укусить» беспечного неприятеля или предупредить своих о попытке запуска тогдашних «торпед», то есть брандеров — маленьких суденышек, набитых смолой и порохом, чьей задачей было прицепиться к настоящему кораблю и сгореть вместе с ним.

У англичан такие охотники именовались «кечами», а у голландцев — «яхтами». Да, тогда это слово обозначала небольшой скромно вооруженный вспомогательный боевой корабль. В задачи яхт входило сопровождение собственных подбитых «больших кораблей» в родной порт, охрана на стоянке и ночью, посыльные функции… да мало ли работы маленькому кораблику! Ну а имя происходит от голландского «яхт» — «охота» и обозначает, всего лишь, охотничью собаку. Задача та же — обнаружить, загнать, помочь завалить сто пушечного «медведя».