Другая музыка нужна - Антал Гидаш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мартон в отчаянии повторяет:
— Правительство Бельгии отвергло рыцарское предложение императора Вильгельма, и поэтому военное командование Германии вынуждено было… И Германия не виновата… А теперь повторите, пожалуйста, ведь это так просто…
Пока Мартон говорит, девочка разглядывает обложку учебника географии, царапает ее ноготком указательного пальца. Губки у нее надуваются, выражение лица становится другим. Илонка превращается вдруг в малышку, почти в первоклассницу. Но когда Мартон кончает с «рыцарским предложением императора Вильгельма», Илонка вздыхает, смотрит на мальчика, и она снова прежняя.
— Почему вы не слушаете? — спрашивает Мартон.
— Слушаю, — отвечает Илонка и выпрямляется на стуле. — Повторите еще раз, — просит она мальчика и улыбается, но только мгновенье, покуда Мартон не начинает сначала. Тогда Илонка смотрит опять куда-то мимо его головы.
Наконец с Бельгией покончили. Лицо Илонки озаряется вдруг, как будто с лампы сняли цветной абажур, голубые глаза сверкают, и Мартон решает повременить со вторым вопросом, хотя и правительство и инспектора учебного округа считают его очень важным: «Как в древности Герострат поджег из тщеславия храм Дианы Эфесской, так и Карл Либкнехт из одного только тщеславия голосовал против военных кредитов…»
Урок закончился. Илонка складывает книги и тетради. Два или три раза скрывается за дверью своей комнаты и, чтоб оттянуть время, каждый раз уносит только часть своих учебников. Крутится, вертится, исчезает за дверью, появляется вновь и, наконец, садится.
— Илонка, — спрашивает Мартон, — о чем вы думали вчера после того, как я ушел от вас?
— Ни о чем, — отвечает девочка.
Мартон становится внезапно глупым и беспомощным, он не знает, как продолжить разговор, а главное — как подойти к «тому».
— А… а о чем вы думали перед тем, как я пришел?
— Я складывала тетрадки, потому что вы не любите беспорядка, — отвечает Илонка, украдкой наблюдая за Мартоном.
«Получил?..» — спрашивают ее синие глаза и, словно споря с черными волосами, сверкают, сияют еще ярче.
Так как главный разговор не удается, Мартон начинает страстно доказывать — другого выхода у него нет — необходимость любви к порядку. Говорит, говорит, пока не замечает, что Илонка опять не слушает его, опять смотрит в окно. Мальчик запинается и прекращает «лекцию». С горя забывает даже про ту невинную хитрость, с которой начал.
— И… и… вы не думали о том, что я приду, что я буду у вас? Не ждали меня? — вырывается у него вдруг.
— Ждала. Я же знала, что у меня урок.
Мартон опускает голову.
2
Ему-то ведь невдомек, что Илонка после первой же недели знакомства рассказала о нем своим подружкам прямо в коридоре школы. «Девочки! Девочки! Поклянитесь!», «Нет, нет, все-таки не скажу!», «Секрет!», «Еще раз поклянитесь!» А потом тихо, так что девочки почти ничего не расслышали и Илонке пришлось повторить, сказала:
— Мой до-маш-ний у-чи-тель влю-бился в ме-ня!
И не то чтобы сказала, а только ее детские губы двигались, и одновременно с ними шелестели губки ее подруг, а глаза — черные и карие, большие и огромные, — все шире раскрываясь, смотрели на Илонку.
Девочки еще теснее придвинулись к ней.
— И признался в этом? А когда? А как? — посыпались вопросы. И девочки зашелестели, как молоденькие колоски вокруг василька.
— Признался… То есть не признался… Он только все про музыку говорит да про поэзию.
— Это все равно что признался, — прошелестел пухленький колосочек, самая маленькая девочка, сунув большой палец в рот.
— Нет, меньше, — строго возразила самая высокая из них.
— Не меньше, — зашуршал опять пухлый колосок.
— А он красивый? — спросила вдруг третья и залилась румянцем.
Лицо у нее горело, в черных глазах выразилось такое же удивление и волнение, с каким девочки, впервые надев взрослое платье, бросают на себя взгляд в зеркало.
— А он красивый?
— Не знаю… Еще хорошо не разглядела… Очень красивый!
И девочки так тесно сдвинули головы, что чувствовали дыхание друг друга.
— А как его зовут?
— Мартон.
— Мартон? — Каждая из них тихонько попробовала его имя на кончике языка.
— Сколько ему лет?
Илонка хотела было сказать правду: «пятнадцать», но передумала.
— Шестнадцать.
— Только? — воскликнула девочка с пылающими щечками. — Только?..
— А сколько же тебе надо? Двадцать пять?
— Не-е-ет! Двадцать пять — уже старый. Но восемнадцать…
— Не беда, что и шестнадцать, — прошелестел пухлый колосок.
— Не беда, конечно… если…
— А кто его отец? Из какой он семьи? — строго спросила высокая девочка, изображавшая из себя осторожную мамашу.
— Это не важно.
— Очень даже важно!
— Нет, не важно, — прошептала толстушка и опять сунула в рот большой палец.
— А ты познакомишь его с нами?
Илонка кинула взгляд на девочку с пылающими щечками.
— Это не так просто! — воскликнула она, но тут же пожалела, что слишком быстро ответила. Еще подумают что-нибудь! И следующие слова произнесла медленно, тягуче, снисходительно. Взгляд ее будто говорил: «Что ж тут краснеть!» — Если… очень хочешь… познакомлю… — Потом, чтобы казаться еще равнодушнее, выпятила нижнюю губку — Знаете… Гм… Вчера он сказал… Так смешно… Сказал, что…
Но продолжить не могла: какая-то девочка из их класса, но не из их компании, увидев, как шепчутся заговорщицы, подкралась и просунула голову между ними.
— Сказала… — Илонка сверкнула глазами на чужую девчонку. — Тетушка моя сказала… что… скоро… то есть весной, я буду конфирмоваться… И только тетушка никак не может решить, где мне конфирмоваться, — в Бельварошской церкви или в Базилике — И потом, чтобы неожиданный поворот разговора не вызвал подозрений, еще раз прибавила: — Так смешно! Ну разве не все равно где?
Подружки мигом все смекнули и быстро, громко заговорили наперебой:
— Ну, конечно, смешно… Ну, конечно, все равно. Твоя тетушка, и правда же, смешная!.. Ой, какая смешная!
Илонка вызывающе глянула на затесавшуюся к ним девочку, а та стояла, ждала и слушала, покуда колосья не зашелестели вновь.
— Ну, конечно… Да… Смешно! — И все замолкли и тоже вызывающе посмотрели на «нахалку».
А девочка — и что ей только надо! — показала им язык и пошла дальше. Илонка искоса наблюдала за ней и тихо начала опять рассказывать жадно слушавшим подружкам.
Беседа все горячей, все чаще слышится: «Ой, как интересно!», «Да ну?», «Жутко!», «Ах, как мило!», «А он что сказал?..», «А ты что?». Уже задребезжал звонок, возвестивший конец переменки, девочки разошлись по классам, коридор затих, и только они вчетвером стояли, тесно сдвинув головы. А Илонка все рассказывала,
