Иуда Искариот - Юрий Вахтин

 - За что прощения? За плохую «работу»? - грубо пошутил Александр, но смутившись, пожалел о сказанном о брате Ларисы и добавил. – Я думаю, есть женщины, а есть сучки похотливые, которые сами не знают, что хотят, - попытался смягчить нелепую шутку Александр.

 - Нет, Александр Сергеевич, любая, даже самая падшая женщина считает, что она знает, чего она хочет. Но, наверное, желания опережают действительность. И смена любовника – это не похоть, а желание доказать, что она чего-то стоит, это желание доказать становится навязчивым и теряет контроль. Вы плохо изучали психологию, Александр Сергеевич.

 - Мы университетов не заканчивали, Лариса Сергеевна, с психологией туговато. А кому она хочет доказать?

 - Да хотя бы самой себе. Все, Андреев, мы приехали.

 Александр остановился у подъезда, поцеловал жену:

 - Может проводить?

 - Нет, не стоит. Вон еще молодежь у подъезда. Меня все знают, к тому же я, товарищ капитан, вооружена, - Лариса достала из сумочки миниатюрный газовый баллончик.

 - Все, пока, до завтра. Завтра только природа.

 Лариса скрылась в подъезде. Александр постоял, дождался, когда она поднялась на третий этаж. Засветилось кухонное окно. Александр плавно тронулся.

 - Второй, второй, вы где? Грабеж на Жукова, 31, - раздался голос дежурного по рации.

 - Вас понял, первый, - ответил Александр. – Выезжаю на Жукова, 31.

 Лариса проснулась от телефонного звонка. Муж еще не пришел с дежурства. На сегодня они запланировали поездку в родную деревню мужа  Яблочное в соседнем районе в сорока километрах от облцентра.

 - Алло, Лариса Сергеевна, доброе утро. Надеюсь, я Вас не разбудил? - звонил адвокат Митин Федор Федорович.

 Они познакомились, когда Лариса Воробьева училась в университете, и будущие юристы проходили практику в прокуратуре, адвокатуре и следственных отделах.

 Федор Федорович шестнадцатилетним пареньком убежал на фронт. Два года воевал, награжден боевыми орденами и медалями. В марте 45-го при форсировании Одера осколком мины ему оторвало кисть на левой руке. После госпиталей Митин поступил учиться в юридический. Закончил с отличием. Следователь из Митина не получился: слишком близко он воспринимал всю человеческую боль и в преступниках видел, прежде всего, людей, хотя следователь должен видеть только мотивы, улики и факты преступления. Митин ушел работать адвокатом, где работает уже больше тридцати лет. Больших высот добрый, бескорыстный Федор Федорович не достиг, но, пожалуй, все и в суде, и в прокуратуре, да и среди коллег Митина – адвокатов были уверены в одном: щепетильнее, дотошнее его в подходе к порученному делу, неважно, тяжкое преступление или простая бытовая кража, не подходит никто. Все судьи, даже сам Меркулов, всегда прислушивались к мнению и оценкам фактов, которые высказывал Митин.

 - Я Вас не разбудил? Мне, старику, не спится. Я вечером хотел позвонить, но решил сам обмозговать и Вас не беспокоить.

 - Нет, нет, Федор Федорович, я уже поднялась, - соврала Лариса Сергеевна. – Мы с мужем сегодня едем в деревню, к его родителям. Я встала пораньше. Вы звоните мне по делу Новикова?

 - Да, Ларисочка. Других Вы мне не поручали. Надеюсь, еще поручите, пока меня не выгнали на пенсию?

 - Что Вы, Федор Федорович, мы еще не одно дело будем вместе вести. Я догадываюсь, Вы вчера вывели на откровенный разговор Новикова? Приезжайте ко мне домой, я жду.

 Лариса Сергеевна, получив в производство дело Новикова, почему-то сразу не поверила признанию самого подозреваемого: «Был пьян, подрались». Она знала воинов-афганцев, их негласное братство, проверенное войной и смертью. И просто взять и убить человека, сослуживца. Как-то не связывалось это. И Лариса Сергеевна попросила Митина быть адвокатом у Новикова. По закону дела по 102 статье должны рассматриваться в суде только с адвокатом, хотя сам Новиков от услуг адвоката Волкова отказался в категорической форме уже после первой их беседы. Андреева женским чутьем предполагала, что Новиков увидит в старом фронтовике родственную, близкую душу и расскажет ему то, что не смогли узнать, да и, наверное, не очень стремились, следователи прокуратуры.

 - Провел я, Лариса Сергеевна, почти весь день вчера в СИЗО. Три раза разговаривал с Владимиром Матвеевичем. Я буду его так называть, а не обвиняемый, как следует в таких случаях, - начал Митин едва переступив порог квартиры Андреевых.

 - Пожалуйста, Федор Федорович, называйте. Я знаю, Вы сначала видите человека, а потом уже рассматриваете его с позиции совершенного преступления.

 - Да, Ларисочка. Я понимаю, убийство – не квартирная кража, санкции здесь совершенно другие. В общем, - продолжал Митин, – первый раз он мне ничего не сказал, бубнил, как по написанному: «Был пьян. Подрались, за что, даже не помню». В общем, все как на следствии. Ваш Петров умеет дела быстро вести, - Митин улыбнулся. – Наверное, пообещал, что у воинов - интернационалистов частые амнистии и чистосердечное признание, помощь следствию учитываются при рассмотрении дел по амнистии. До обеда мы просидели, по пачке сигарет выкурили. На обед его увели. Я ему посоветовал подумать и вспомнить, если что забыл. Что нам, фронтовикам, таить правду друг от друга? Не для протокола наш разговор. После обеда он пожаловался на головную боль – контузия дает знать о себе. Минут пятнадцать мы поговорили всего, Новиков попросился в камеру. Я сказал ему, прощаясь, если что вспомнит, пусть попросит дежурного вызвать меня, и даже телефон записал. «Мне нечего вспоминать, Федор Федорович. Я ничего не забывал. Как все было – я Вам рассказал, и Вам, и следователю». «Ладно, Володь, - говорю ему: за себя сказал, а за тех ребят, что остались за перевалом, кто скажет?» Вспомнил я, что свидетель говорила: «Когда они встретились, Новиков ему сразу бац в лицо, даже руки не подал». Потом они в кафе пошли, где и подрались. Обернулся я – в дверях стоит мой Владимир Матвеевич, белый весь, как снег в феврале.

 - А почему в феврале, Федор Федорович? – улыбнулась Андреева.

 - Потому что месяц февраль - самый морозный. С фронта это еще всегда говорили, что в мороз снег еще белее. Понял я тогда, Лариса Сергеевна, что задел его за самое больное место. Никуда ты не денешься, думаю, как миленький завтра меня позовешь. Но ошибся, только приехал в контору, в 15.00 часов звонок, дежурный по следственному изолятору Малышев, я хорошо с ним знаком, попросил: «Уходя, если будет подследственный Новиков просить адвоката, позвони мне, окажи любезность». Звонит Малышев: «Федор Федорович, твой подопечный на исповедь просится. Приезжай если хочешь». Приехал я, завели нас в камеру допросов. Новикова не узнать – почернел весь за эти три часа. В общем, это не случайная драка, как мы и предполагали. Как назвать это, даже не знаю. Месть, наверное. Служили они вместе, как Вы знаете, в составе ограниченного контингента наших войск в Афганистане с 83-го по 84-ый года до контузии Новикова. Он, Владимир Матвеевич, ротой десантников командовал, а Шурупов у него в роте старшиной был. Незадолго до контузии Новикова они караван накрыли, их тогда восемнадцать человек было, семь всего живых осталось после боя, и нашли они в одном из душманских разбитых джипов целый чемодан денег.

 - Чьих денег?

 - Американских денег, разумеется. Никому не секрет, кто душманов финансирует. В общем, решили они на восемнадцать частей все разделить по справедливости и родственникам погибших передать, когда вернутся в Союз. Им еще два месяца оставалось служить в Афганистане. Но тут новые бои, бои. Новикова тяжело ранило, год почти валялся по госпиталям в Ташкенте, потом в Москву в госпиталь перевели. С головой у него действительно нелады. Не знаю, куда ваш Петров смотрел. Даже заключение врачей из госпиталя не изучил. Шьет ему прямое убийство при отягчающих обстоятельствах. Алкогольное опьянение теперь – отягчающее обстоятельство, борьба за трезвость в Уголовном кодексе.

 - А дальше, Федор Федорович? – неторопливо поинтересовалась Лариса.

 - Что дальше, двоих из семи выживших потом «грузом двести» домой отправили. Один остался на сверхсрочную, служит прапорщиком на Урале, а двое дома: один под Саратовом, другой в Воронеже. Шурупов вывез все денежки и, конечно, никого - ни живых, ни мертвых - не вспомнил. Мертвым они ни к чему,подумал, наверное. Тут перестройка подоспела. Если раньше только за то, что в руках подержишь этот трофейный чемоданчик, срок причитался, то теперь закон остался только на бумаге. Пошли к нам в Россию американские рубли и, похоже, всерьез и надолго. Вот Шурупов их обменял где-то. Теперь он не ответит, а жена скажет, что вообще не при делах, о чемодане даже не слышала. Хотя я уверен, она все дело и организовала, видел я ее – хваткая баба. Нож у Шурупова был, он первый его выхватил. Вот Новиков его своим же ножом…

 - Все теперь стало на свои места, Федор Федорович, как мы и предполагали. Я вынесу постановление о пересмотре дела со 102 статьи на более мягкую. Надо еще раз провести Новикову психологическую экспертизу. В голове у него, наверное, нет костей – одни железные пластины. А Петров пишет: «Вменяем, своим действиям отдает отчет и контролирует».