По моему хотению. Сборник детективов - Леонид Амстиславский

Естественно было и желание разведок быть в курсе аналогичных разработок своих конкурентов. Но никто и никогда не слышал о каких-то более-менее обнадеживающих результатах.

Именно поэтому Серов поначалу не принял всерьез докладную записку одного из молодых специалистов своего подразделения. Но когда этот «молодой да ранний «буквально заставил Серова (как он говорил – «достал его!«) принять личное участие в практических испытаниях действующей модели, Серов не поверил собственным глазам. Результаты ошеломляли. Работая не один год в системе, и предвидя реакцию руководства, он подготовил весьма сдержанную служебную записку и получил «добро» на продолжение работ, новое дополнительное финансирование и полное, абсолютное засекречивание объекта исследования. Объект получил нежное имя «Магнолия». «Он» превратился в «Она». Название было выбрано не случайно. Цветы магнолии могут усыпить человека за одну ночь. Безболезненно и навсегда.

Серов отдавал себе отчет в том, что как только будет изготовлен первый рабочий прибор, он и его сотрудники – коллеги по этой «цветочной теме» Киров и Махов (тот самый «молодой да ранний») – в лучшем случае будут полностью и надолго изолированы, а в худшем… Когда были изготовлены первые три действующие «Магнолии», Серов, не вводя руководство в курс дела, позвонил Грутову.

– Учти, – произнес Серов, – их всего три. Но один не пошел и уже не пойдет. Он для отчета и списания средств.

Грутов понимающе кивнул.

– При любой попытке разборки все узлы самоуничтожаются. Восстановить, собрать – невозможно. Детали рассыпаются буквально в пыль… Оставшиеся две «Магнолии» тебе на сохранение. При необходимости уничтожить аппарат проделаешь следующее.

Серов показал Грутову, в каких точках и в какой последовательности необходимо нажать.

– Тогда «Магнолия» действительно превратится в обычный кейс. Как оружие она выйдет из строя навсегда. Случайно это произойти не может, как сам теперь видишь.

– Как он или она действуют? – спросил Грутов. – Как и чем эта штуковина «стреляет»?..

– Вот эти микроскопические отверстия не ищи – не увидишь, – произнес Серов. – Направляешь в сторону объекта. А вот здесь – он показал на рифленую внутреннюю сторону ручки – чуть прижимаешь двумя пальцами одновременно. Вот и все. Результат практически мгновенный. Можешь попробовать хоть на мне. Это тебя убедит. Но на мне лучше не надо. Внутрь положи все, что хочешь – от газет до носков и рубашек. Типичный дипломатик для командировочного инженера средней руки. Вопросы есть?

– Сразу два, – ответил Грутов. – Первый: кто знает об этом «цветочке» еще? И второй: кто знает обо мне и почему именно я?

– О том, что «Магнолия» уже «расцвела», что их только три «цветка», кроме меня, знают только Киров и Махов. О тебе и о том, что ты теперь в курсе, о том, что ты теперь и «цветовод, и садовник», знаю только я один. Почему именно ты – да потому, что я хорошо знаю тебя больше пятнадцати лет. Еще вопросы есть? Даже если и есть, придержи – у нас еще будет время поговорить. Сейчас главное – убрать отсюда эти «цветочки». И как можно быстрее.

Итак, политика! По идее это может перевернуть всю мою жизнь. И не только мою. Мне ведь действительно есть что сказать и что предложить Америке. Когда бруклинцы в шутку говорят, что «мы в Америку не ходим», они подразумевают не только Манхэттен, но и всю американскую жизнь в целом. Наши русскоязычные как бы в стороне от Америки. Доброжелательны, лояльны, законопослушны, но, тем не менее, в стороне. А со стороны всегда все виднее. Я бы мог не только на многое открыть глаза, но и принести реальную пользу стране, которая стала домом не только мне, но и миллионам таких же, как я.

Это, так сказать, морально-этическая, нравственная сторона проблемы. Есть еще много доводов за политику.

Ну что меня ожидает в будущем? Да, по большому счету, ни-че-го! А политик… Это совсем другой коленкор! Речи в газетах, выступления на ведущих телеканалах. Каждая твоя фраза, каждое слово имеет вес. Ты живешь полной жизнью!

С другой стороны – «на хрена козе баян?» Признайся честно, что славы захотелось, чтобы на улицах узнавали и автографы просили. Самоутвердиться и «оставить след в истории». Наследить, так сказать.

Чего тебе сейчас не хватает? Деньги есть. Если с умом распорядиться, а не просрать все по мелочам – на развлекуху и ширпотреб, то старость, считай, обеспечена. К тому же с твоими нынешними, невесть откуда взявшимися возможностями думать о благосостоянии – полнейший абсурд! Если ты можешь «убедить», в смысле заставить любого плясать под свою дудку, то любой олигарх – от Ваксельберга до Гейтса – будет «спонсировать» тебя всю жизнь!

Вот такой приблизительно «диалог» состоялся у меня с самим собой. Но это так, для очистки совести. В душе я твердо решил попробовать себя в политике. А для этого не мешает сменить имидж. Вместо удобных кроссовок – туфли. Вместо привычных джинсов, свитеров – приличный костюм. А самое главное, – бриться! Не через день, а ежедневно.

Кстати, о бритье. Я потер рукой двухдневную щетину и отправился в ванну. Никогда не откладывай на завтра то, что все равно придется сделать.

Короче, через пару часов я уже был в магазине. Пара часов, пара тысяч баксов, и я вышел из магазина «элегантный, как рояль». Твидовый пиджак подчеркивал кипенную белизну сорочки, а туфли мягко облегали ступню не хуже моих разношенных кроссовок.

Все старые вещи были аккуратно сложены продавцами в фирменный пакет, который я бросил в багажник своей машины. Я переложил в карманы нового пиджака только бумажник с деньгами и документами, сигареты и зажигалку.

Кстати, не мешало бы сменить свою Хонду на нечто более приличное. Например, на последнюю модель Лексуса…

Около дома, загораживая въезд на паркинг, стоял какой-то потрепанный Бьюик, а сидевшая в нем дородная матрона трепалась с кем-то по телефону.

Я пару раз просигналил – никакой реакции.

«Ты хочешь отъехать отсюда немедленно!» – я мысленно передал ей команду.

Никакой реакции!

Не может быть.

«Ты хочешь уехать, ты жутко опаздываешь!»

Никакой реакции…

Все. Вот и пришел конец всем мечтам, политике и твоим уникальным способностям…

Что же теперь?..

Взяв первый дипломат, Грутов не спеша покинул здание. Часа через полтора забрал и второй.

Так сложилось, что после этого разговора Грутов должен был срочно отбыть в очередную командировку, потом отлеживался в госпитале. Встреча и обещанный Серовым «более подробный разговор», так и не состоялись.

А в ноябре 1994 года в лаборатории Серова произошла утечка то ли газа, то ли какой-то жидкости. В результате похоронили всех троих – генерал-майора Серова, полковника, доктора наук Кирова и того самого «молодого да раннего», но уже майора и кандидата наук – Махова. Хоронили всех троих на Троекуровском кладбище. Первоначально Грутову даже в голову не пришло связать гибель товарищей с теми дипломатами, которые хранились у него. Да и не было его в Москве на момент этой катастрофы….

Проведенное тщательное служебное расследование результатов не дало. Полностью подтвердилась первоначальная версия о несчастном случае. Гибель сотрудников лаборатории произошла по их собственной небрежности из-за утечки токсичного газа мгновенного действия. Кроме троих погибших в лаборатории никого не было, никто до этой аварии не заходил. А значит, и нет злого умысла или, упаси бог, диверсии. Элементарная халатность. Расслабились. Последнее время работали очень напряженно, практически без выходных. Конкретно, кто из троих виновен в злополучной утечке, установить не удалось, да и особенно не искали. Люди погибли при исполнении своего служебного долга, на рабочих местах. Как герои. Героями и похоронили.

Но кое-что все-таки обнаружить удалось. Личные записи Серова. Обрывочные, тезисные. Кое-какие формулы. Записи не раскрывали ни причин аварии, ни хода той работы, при которой эта авария произошла, но наводили на кое-какие размышления.

Комиссия в своем отчете (Строго секретно! В одном экземпляре!) отметила, что записи не носят личного характера, а относятся, скорее всего, к служебным и свидетельствуют о работе над каким-то прибором, который не был до конца разработан. И, несмотря на то, что тема была давно закрыта и признана бесперспективной, Серов и его погибшие коллеги продолжали определенную работу по этому проекту. Хотя до результатов и испытаний дело так и не дошло. На том дело об аварии в лаборатории и о трагической гибели сотрудников РГУ и ушло в архив.

Прошел июль – месяц гибели Рохлина. А уже в августе, на внеочередном съезде ДПА, был избран новый председатель. Грутов не мог даже предположить, что им станет Вьюгин. Да и не для одного Грутова избрание Вьюгина, бывшего прокурора Генпрокуратуры, человека, бывшего далеко не на первых ролях в руководстве ДПА, стало неожиданностью. Сам Вьюгин в своем выступлении просил поддержать другую кандидатуру. Но выбрали именно его. Видимо, кому-то очень не хотелось видеть достойную личность в руководстве ДПА – движении, набравшем накануне смерти Рохлина достаточно большую силу. И ставка на Вьюгина оказалась достаточно верной. Новоиспеченный председатель делал все от себя зависящее, чтобы ДПА топталось на месте. Но и это стало понятным несколько позже. Вместе с тем…