Конец и вновь начало. Популярные лекции по народоведению - Лев Гумилев

Вообще надо отметить, что только в общественной форме движения материи есть смысл противопоставлять прогресс застою и регрессу. Поиски осмысленной цели в дискретных процессах природы – неуместная телеология. Как горообразование в геологии ничем не «лучше» денудации или зачатие и рождение – такие же акты жизни организма, как смерть, так и в этнических процессах отсутствует критерий «лучшего». Однако это не значит, что в этногенезе нет системы движения и даже развития, это значит лишь, что нет «переда» и «зада». В любом колебательном движении есть только ритм и большая или меньшая напряженность. Так условимся же о терминах.

Положительным импульсом сознания будет только безудержный эгоизм, требующий для осуществления себя как цели рассудка и воли. Под рассудком мы условимся понимать способность выбора реакции при условиях, допускающих это, а под волей – способность производить поступки согласно сделанному выбору. Следовательно, из этого разряда исключаются все тактильные и рефлекторные действия особей, равно как и поступки, совершенные по принуждению других людей или достаточно весомых обстоятельств. Но ведь внутреннее давление – императив либо инстинкта, либо пассионарности – также детерминирует поведение. Значит, и его надо исключить наряду с давлением этнического поля и традиций. Для «свободных» или «эгоистичных» импульсов остается небольшая, но строго очерченная область, та, где человек несет за свои поступки моральную и юридическую ответственность.

Тут мы опять сталкиваемся с невозможностью дать дефиницию, практически ненужную. Коллективный опыт человечества четко отличает вынужденные поступки от преступлений. Убийство при самозащите отличается от убийства с целью грабежа или мести, обольщение – от изнасилования и т. д. В середине прошлого века делались попытки отождествить такие поступки, но это было беспочвенное резонерство. В наше время очевидно, что, сколь бы ни была разумна забота человека о себе, она не дает ему основания сознательно нарушать права соседей или коллектива.

«Разумному эгоизму» противостоит группа импульсов с обратным вектором. Она всем хорошо известна, как, впрочем, и пассионарность, но также никогда не выделялась в единый разряд. У всех людей имеется искреннее влечение к истине (стремление составить о предмете адекватное представление), к красоте (тому, что нравится без предвзятости) и к справедливости (соответствие морали и этики). Это влечение сильно варьирует в силе импульса и всегда ограничивается постоянно действующим «разумным эгоизмом», но в ряде случаев оказывается более мощным и приводит к гибели не менее неуклонно, чем пассионарность. В сфере сознания оно как бы является аналогом пассионарности и, следовательно, имеет тот же знак. Назовем его аттрактивностъю (от латинского «attractio» – влечение).

Природа аттрактивности неясна, но соотношение ее с инстинктивными импульсами самосохранения и с пассионарностью такое же, как в лодке соотношение двигателя (мотора) и руля. Равным образом соотносится с ними «разумный эгоизм» – антипод аттрактивности.

Поэтому мы можем положить выделенные нами разряды импульсов на оси координат: подсознание – на абсциссу, сознание – на ординату. Тогда мы получим психологическую классификацию, пригодную для решения нашей задачи.

Но нужно ли такое сложное построение и для чего?

Соотношение разрядов импульсов

В биологической природе инстинктивных импульсов можно не сомневаться. Как желание долго жить, так и тяга к воссозданию себя через потомство – биологический признак, свойственный человеку как виду. Но если так, то его величина (в смысле воздействия на поступки особи) должна быть стабильна. Это значит, что тяга человека к жизни у всех людей, живущих, живших и имеющих жить, в каждом отдельном случае одна и та же. На первый взгляд это противоречит наблюдаемой действительности.

В самом деле, есть сколько угодно людей, не ценящих жизнь настолько, что они идут добровольно на войну; бывают случаи самоубийства; родители сплошь и рядом бросают детей на произвол судьбы, а иной раз и убивают. И это наряду с дезертирами, уклоняющимися от войны; с теми, кто ради спасения жизни терпит всевозможные оскорбления, унижения и даже рабское состояние; родителями, отдающими жизнь за детей, часто недостойных и неблагодарных. Огромный разброс данных!

Не напоминает ли это мнение древних о том, что тяжелые тела падают быстрее легких? Только опыт Галилея доказал, что сила тяжести равно действует на пушинку и чугунное ядро, а разница в скорости падения зависит от постороннего явления – сопротивления воздушной среды. То же самое имеет место в проблеме, занимающей наше внимание.

На рисунке на той же линии лежит обратный импульс пассионарности. При алгебраическом сложении он погашает ту или иную часть положительной абсциссы, а иногда даже всю. Величина импульса «Р» (пассионарного напряжения) может быть меньше импульса инстинкта (величина, которую удобно принять за единицу), равна ему и больше его. Только в последнем случае мы называем человека пассионарием.

При равенстве величин – идеально гармоническая личность, что-то вроде Андрея Болконского. Я беру в качестве примера такого литературного героя, который все выполняет очень хорошо. Он и прекрасный полковник, и заботливый помещик, хранитель своей дворянской чести, верный муж своей первой жены, верный жених своей новой невесты. Абсолютно гармоническая личность, причем и работает он хорошо – не за страх, а за совесть, но ничего лишнего он не сделает; это вам не Наполеон, который так же, как и Александр Македонский, неизвестно для чего завоевывал страну за страной и даже такие страны, которые он явно не мог удержать, например Испанию или Россию.

Наполеон бросал людей на смерть ради иллюзии, ради славы Франции, как он говорил, а по существу – ради собственного властолюбия. Андрей Болконский ничего такого не сделает. Он хороший человек, у него все приведено в ажур, он делает только то, что надо, и делает хорошо; достойный уважения человек.

Но есть еще и субпассионарии, у которых пассионарность меньше, чем импульс инстинкта. Для иллюстрации опять-таки приведу литературные образы, всем хорошо известные, – это герои Чехова. У них как будто все хорошо, а чего-то все-таки не хватает: порядочный, образованный человек, учитель, но… «в футляре»; хороший врач, много работает, но… «Ионыч». И самому ему скучно, чеховскому герою, и кругом него всем скучно. Все чеховские персонажи, или почти все, которых я помню, – это образы субпассионарные. У них тоже есть кое-какие пассионарные замыслы. И такие герои мечтают… выиграть, например, у соседа партию в шахматы, это удовлетворяет их тщеславие.

Наличие субпассионариев для этноса так же важно, как и наличие пассионариев, потому что они составляют известную часть этнической системы. Если их становится очень много, то они начинают резко тормозить своих духовных и политических вождей, твердя им: «Что вы, что вы, как бы чего не вышло». С такими людьми совершенно невозможно предпринять какую-нибудь крупную акцию. Об акции агрессивного характера здесь уже и говорить нечего, также и оборонительного; эти люди и защищать-то себя не могут.

Впрочем, и субпассионарии – разные. Доза пассионарности может быть столь мала, что не погашает даже самых простых инстинктов и рефлексов: вот, хочется человеку выпить, а у него только рубль, он бежит и скидывается «на троих», чтобы только выпить, а этот рубль у него последний, и дадут-то ему выпить чуть-чуть, и, в общем, это его не удовлетворяет, но, поскольку сложился привычный условный рефлекс, его тянет к выпивке, и он забывает обо всем. Таковы босяки из ранних рассказов А.М. Горького. Еще ниже – кретины и дегенераты.

А если пассионарное напряжение выше инстинктивного? Тогда точка, обозначающая психологический статус особи, сместится на отрицательную ветвь абсциссы. Здесь будут находиться конкистадоры и землепроходцы, поэты и ересиархи и, наконец, инициативные фигуры вроде Цезаря и Наполеона. Как правило, их очень немного, но их энергия позволяет им развивать бешеную деятельность, фиксируемую везде, где есть историческая литература – письменная или устная. Сравнительное изучение кучности событий дает первое приближение определения величины пассионарного напряжения. Ту же последовательность мы наблюдаем в сознательных импульсах, отложенных на ординате. «Разумный эгоизм», то есть принцип «все для меня», имеет в лимите стабильную величину. Но он умеряется аттрактивностью, которая либо меньше единицы (за которую мы принимаем импульс себялюбия), либо равна ей, либо больше ее. В последнем случае мы наблюдаем жертвенных ученых, художников, бросающих карьеру ради искусства, правдолюбцев, отстаивающих справедливость с риском для жизни: короче говоря – тип Дон Кихота в разных концентрациях. Значит, реальное поведение особи, которое мы имеем возможность наблюдать, складывается из двух постоянных положительных величин (инстинктивность и «разумный эгоизм») и двух переменных отрицательных (пассионарность и аттрактивность). Следовательно, только последние определяют наблюдаемое в действительности разнообразие поведенческих категорий.