Похождения в Амстердаме - Крис Юэн

Эта камера сильно отличалась от той единственной, в которой я успел посидеть в Англии, когда меня первый раз арестовали за проникновение в чужое жилище. Случилось это в Бристоле, в субботу, и та камера наглядно показала, какие неприятные ощущения вызывает ограниченное пространство, из которого ты не можешь выйти по собственной воле. Я сидел вместе с пьяными футбольными хулиганами, которые матерились, орали, выкрикивали фанатские речевки, пинали решетку и металлические койки и унитазы, рычали и плевались друг в друга, постоянно затевали драки. Я был еще очень раним, и, наверное, не стоит этому удивляться, потому что мне только-только исполнилось шестнадцать. Я был интеллигентным мальчиком, в такое окружение попал впервые и, по правде говоря, насмерть перепугался.

Я понимаю, такие признания поклонников мне не прибавят, но воровать я начал в частной школе-интернате. По выходным, когда ученики, в большинстве своем, уезжали к родителям, я бродил по пустым коридорам школы, развлекаясь тем, что пробовал открыть те или иные двери. Их полагалось запирать, но обычно я все-таки находил открытую, заходил в класс, кружил по нему, потом садился и слушал тишину или крики других оставшихся в школе учеников, которые доносились со спортивных площадок. Поначалу этого мне хватало, чтобы становиться другим, — каким меня никто не знал, обретать в мире, где о человеке стремились вызнать все, нечто свое, глубоко личное.

Скоро, однако, мне перестало хватать пребывания в пустом классе, и я начал поглядывать: а что бы там взять. Я не искал ничего конкретного, но каждый шкафчик и ящик хранили свои секреты, а я был мальчишкой, которому нравилось эти секреты выведывать, пусть даже речь шла о нескольких карандашах или стопке бумаги. Почти всегда я находил карандаши и бумагу. И какая-то моя часть испытывала жгучее разочарование.

Поэтому я начал заходить в спальни учеников. Ждал, пока они опустеют (ожидание меня не тяготило), потом, не таясь, заходил в спальню, приближался к чьей-нибудь постели, выдвигал из тумбочки ящики, смотрел, что там лежит. Обычно видел письма от родителей, лекарства, книги, плееры, деньги. Изредка я брал какую-нибудь мелочевку, зная, что хозяин ее не хватится, ластик или старую поздравительную открытку, которые обязательно возвращал неделей позже. Однажды нашел презерватив.

Презервативы в школе ценились дорого, и этот я положил в ящик с запором. У каждого из нас имелся один такой ящик. Ясно, что именно там ученики держали самое ценное. Некоторые свои ящики не запирали — их содержимое интереса у меня не вызывало. Но запертые интриговали, и очень скоро я начал спрашивать себя, каким образом в них можно забраться?

Ответ напрашивался сам собой: открывать замки. То обстоятельство, что открывать замки я не умел, не представлялось мне серьезным препятствием. Я вооружился маленькой отверткой из кабинета труда и длинной спицей с металлической ручкой из научной лаборатории и начал практиковаться. Я проводил все свободное время, терзая замок своего шкафчика, чтобы заставить цилиндр повернуться. Эксперименты заняли многие недели, может быть, даже половину семестра. Однажды замок взял и открылся. Я запер его ключом, попробовал открыть без ключа еще раз, и опять все у меня получилось. С каждым разом времени на это у меня уходило все меньше — сказывался навык. Через несколько дней я попробовал открыть шкафчик мальчика, который спал на соседней кровати. Это не составило никакого труда. А потом, уж не знаю почему, я попытался открыть его шкафчик своим ключом и обнаружил, что мой ключ подходит! Как потом выяснилось, мой ключ подходил к каждому восьмому замку. С ключом открыть шкафчик получалось быстрее, так что в дальнейшем я использовал именно этот метод. Однако и то, чему научился, тоже не забыл.

Потом наступили пасхальные каникулы, и я отправился домой, в Клифтон. В родительском доме большую часть дня я был предоставлен самому себе. И однажды утром, изнывая от скуки, почувствовал в пальцах знакомый зуд, вытащил свой чемодан из-под кровати и достал отвертку и отмычку. Потом спустился вниз и занялся цилиндрическим замком входной двери. К моему удивлению, этот замок принципиально не отличался от замка шкафчика, так что справиться с ним оказалось не так уж и сложно. Я открыл и закрыл дверь несколько раз, прежде чем решил расширить зону деятельности.

Наши соседи Бейли как раз улетели на свою виллу в Испании. Я бывал в их доме, но один — никогда, и решил это исправить. После короткой разведки я открыл замок с защелкой в их двери черного хода с помощью чековой карточки родителей, потом потратил час на знакомство с врезным замком. В конце концов он открылся (и что-то внутри меня не сомневалось, что так оно и будет), после чего мне осталось только повернуть ручку, чтобы войти.

Порог я переступал с таким чувством, что роста во мне — метров сто. Дом соседей сейчас принадлежал мне, я мог устанавливать здесь собственные правила. Первым делом я, естественно, пошел в спальню, где, как я надеялся, меня ждали самые волнующие находки. И спальня меня не разочаровала. В глубине одного из ящиков я нашел резиновый фаллоимитатор и тюбик со смазкой. Какое-то время я разглядывал фаллоимитатор со всех сторон, потом положил на место и отправился на экскурсию по дому. Посетил большую ванную цвета авокадо, спальни для гостей с мягкой мебелью, обтянутой веселым ситчиком, кабинет господина Бейли, тренажерную комнату госпожи Бейли, спустился вниз, обошел кухню-столовую, гостиную, гардеробную. Скоро проголодался и вернулся на кухню, чтобы посмотреть, чего бы съесть. Сунулся в жестянку с печеньем и обнаружил почти пятьдесят фунтов наличными. Вернул деньги назад, взял пакетик чипсов из буфета и ушел, закрыв дверь на замок с защелкой.

В последующую неделю я влезал в дома нескольких наших соседей, всегда через черный ход, дверь которого обычно запиралась только на замок с защелкой, а уж он теперь точно не мог меня остановить. Некоторые не вызвали у меня никакого интереса — я получал удовольствие только от того, что очутился в чужом доме. Но я взял за правило что-то там съедать; раз или два, когда я слышал шум на улице, или начинал рычать холодильник, или гудела труба, у меня возникало желание где-нибудь спрятаться, и однажды пришлось срочно воспользоваться туалетом.

Вечерами я прокручивал в голове свои приключения, вспоминал комнаты и вещи, которые видел, замки, которые открывал, секреты, которые выведывал. Очень скоро мои мысли вернулись к пятидесяти фунтам, которые лежали в жестянке из-под печенья. Просто лежали, никому не могли принести пользы до возвращения Бейли из Испании, а если бы деньги исчезли, Бейли могли бы этого и не заметить, могли предположить, что сами потратили их до отъезда. Я решил взять эти деньги и в субботу утром опять открыл замок двери черного хода их дома. Взял еще пакетик чипсов, достал деньги из жестянки и положил в карман. На этот раз, уходя, я запер дверь на оба замка, потому что больше возвращаться сюда не собирался. Пошел я, однако, не домой, а в ближайший микрорайон, застроенный муниципальными домами, что располагался в двух кварталах от нас. Какое-то время побродил по замусоренным переулкам, пока не нашел подходящий дом, и только тут понял, зачем вообще сюда пришел. Домик был убогий, с запыленными окнами, по двору валялись детские игрушки. Я прошел через калитку, заглянул внутрь через стеклянную дверь кухни и не увидел ни света, ни признаков жизни. Достал из кармана свой инструмент, без труда вскрыл простенький замок с защелкой, проник в дом.

Осмотр много времени не занял. Две спальни наверху, шкаф с бельем, маленькая ванная. Внизу гостиная (парадная дверь открывалась прямо в нее) и примыкающая к ней кухня-столовая. На кухне я нашел печенье «Вагон вилс», пожевал его и вернулся в гостиную, чтобы найти удобное место, где оставить деньги. Подумал, а не оставить ли и записку, но решил, что это глупая идея. Лучше сразу смотаться. И уже собрался это сделать, когда внезапно дверь на кухню распахнулась, в нее ворвались двое полицейских и уложили меня на пол. Как потом выяснилось, я допустил ошибку, выбрав дом в районе, где кражи случались постоянно, — здесь действовала ячейка организации «Присмотр за соседями». Нет нужды говорить, что полиция осталась глуха к моим робингудовским мотивам. На меня надели наручники, бросили на заднее сиденье патрульного автомобиля и отвезли в участок в центре города, где я просидел самые длинные в моей жизни вторую половину дня и вечер, пока не прибыл отец. Он внес за меня залог и одарил таким взглядом, что второго подобного мне увидеть уже не доведется.

Если на то пошло, те, кто читал мой второй роман о Фолксе «Вор в театре», могут узнать многое из описанного — этой историей я объяснял то, что Фолкс стал взломщиком. Разумеется, в романе не было упоминания о частной школе-интернате: мне хотелось, чтобы читатели видели в Фолксе простого парня, с которым могли ассоциировать себя. К тому же Фолкс хотел оставить не только деньги, но и новые детские игрушки. Опять же Фолкс не разрыдался, как ребенок, когда полицейские надели на него наручники. Как бы то ни было, с того дня я установил правило, незыблемое и для меня, и для Фолкса: всегда оставлять себе все, что удалось украсть.