Канонир Кейд - Сирил Джадд

— Не прикидывайся перед нами, презренный соглядатай, — с издевкой рассмеялся коротышка. — Если ты канонир, где твое оружие? А если ты служишь Звездоносному Франции, объясни нам, пожалуйста, что ты делаешь в Балтиморе?

На собравшихся доводы «кузена» произвели впечатление. На Кейда тоже. Но как он мог оказаться в Балтиморе, в голове решительно не укладывалось.

— Что вы стоите, братья?! — воскликнул ободренный успехом негодяй. — Вас много, а он один. Навалитесь дружно, свяжите его и приведите ко мне для праведного суда.

Перед натиском толпы были бесполезны воинский опыт и навыки рукопашного боя. Его просто задавили массой. Задыхаясь под грудой навалившихся на него тел, Кейд узрел усмехающуюся ненавистную физиономию коротышки и почувствовал болезненный укол в предплечье. Впервые с момента пробуждения канонир задумался о том, сколько времени он был без сознания. Но почему Балтимор? Конечно, Храмы Мистерий были разбросаны по всему свету, но с таким же успехом его могли завезти на остров Занзибар или в Денвер, где он родился. Балтимор, значит… Ладно, еще посмотрим, чья возьмет!

Одно было ясно как день: все Храмы Мистерий надлежало немедленно закрыть. До сего дня их терпели, поскольку настоятели Храмов смиренно признавали главенство Учения Клина и провозглашали свои культы производными от него, но теперь им больше никому не удастся заморочить голову!

— Он больше не опасен и не станет сопротивляться, — сказал «кузен». — Вы, двое, забирайте его и несите за мной.

«Воин готов маршировать туда, куда направит его воля Императора, ища ему чести, а себе славы». Сейчас он покажет, как «не опасен»! Руки и ноги Кейда напряглись, готовые молниеносно поразить сразу нескольких противников… и ничего не случилось. Двое простолюдинов подхватили его парализованное уколом тело и вынесли из зала. «Велик грех тщеславия»,мелькнуло в меркнущем сознании, и канонир вдруг понял, что впервые за много лет, начиная с раннего детства, испытывает жгучий стыд за свою абсолютную беспомощность и беззащитность перед этими грубыми обывателями, волокущими его по коридору, словно куль с мукой.

Его снова притащили в комнату со сводчатым потолком и швырнули на кровать, только на этот раз крепко привязали к ней прочными ремнями.

— Благодарю за службу от имени славного Каира, возлюбленные братья. Ступайте, вы свободны, — послышалось над головой. Дверь с глухим стуком захлопнулась.

— Какой непроходимый болван! — прозвучал в тишине мелодичный женский голос, и мутная волна ярости захлестнула разум канонира, напрочь вытеснив стыд, тщеславие и все прочие чувства.

— Вы, как всегда, правы, моя дорогая, — елейным тоном подхватил коротышка. — Однако этот болван оказался не так-то прост. Если бы у него хватило соображения применить на деле остатки интеллекта, сохранившиеся после многолетнего пребывания в стенах Ордена, он еще многое мог бы натворить. — Проповедник говорил внешне почтительно, хотя в интонации местами проскальзывали глумливые нотки. — Как бы то ни было, он достаточно умен, чтобы знать, как убивать, и достаточно силен, чтобы делать это при необходимости голыми руками. Кстати, вы не позволите осмотреть рану на вашей очаровательной головке, которую нанес вам этот грубый мужлан?

— Убери от меня свои шаловливые ручонки, «кузен»! С моей головкой все в порядке. Так откуда вы собираетесь его запустить?

— Из какого-нибудь общественного парка, я думаю. В сущности, это не имеет значения.

— Но если он, не успев прийти в себя, свалится со скамейки, его могут арестовать. Не лучше ли подыскать неприметную забегаловку, где спящий за столом посетитель не вызовет подозрений?

— Да, пожалуй. Идея! Мы «забудем» его в заведении Мадам Канонирши. Каково, а? Целомудренный канонир в гостях у Канонирши!

— Отлично придумано, — со смехом похвалила девушка. — Ну все, мне пора.

— Ступай с миром, и да почиет на тебе благословение славного Каира, возлюбленная дщерь.

Дверь открылась и закрылась. Кейд почувствовал, как его приподнимают за плечи, но перед глазами клубилась лишь беспросветная серая мгла. Потом что-то щелкнуло, и он увидел прямо перед собой черное пятно. Послышался ровный, размеренный голос проповедника:

— Эта комната намеренно устроена таким образом, чтобы не отвлекать внимания. В ней мало мебели, в ней нет углов и острых выступов, на которых мог бы задержаться блуждающий взор. Ты можешь смотреть на этот черный шар в моей руке или закрыть глаза — мне все равно. Но если ты выберешь первое, через некоторое время тебе покажется, что шар то приближается, то удаляется. Это не трюк, а всего лишь нормальная реакция напряженных глазных мускулов. И даже закрыв глаза на этом этапе, ты будешь видеть шар как бы внутренним зрением. Он будет приближаться и удаляться, приближаться и удаляться, все быстрее и быстрее… Приближаться и удаляться…

Коротышка в сером не соврал. Не важно, закрывал Кейд глаза или держал их открытыми, черное пятно то отдалялось, превращаясь в маленькую точку с размытыми очертаниями, то придвигалось, угрожающе увеличиваясь в размерах. Он попытался защититься от этого дьявольского мельтешения, уцепившись за какое-нибудь подобающее изречение, но мерзкий гипнотизер словно читал его самые сокровенные мысли.

— К чему сопротивляться, Кейд? У тебя нет больше ни сапог, ни штанов, ни плаща, ни рубахи. И оружия у тебя тоже нет! Есть только этот черный шарик на ниточке, который раскачивается туда-сюда, туда-сюда… Что может сделать тебе простой маленький шарик? Зачем ты сопротивляешься? Смотри, как он здорово качается. Туда-сюда, туда-сюда. Доверься мне, я твой друг! Кроме меня, у тебя больше не осталось друзей. Не осталось друзей, не осталось сапог, штанов, плаща, рубахи и оружия. Доверься другу л черному шарику. В мире нет больше ничего, только этот шарик, который отдаляется и приближается, отдаляется и приближается…

В самом деле, зачем противиться дружеской заботе, когда у тебя не осталось ни сапог, ни штанов, ни плаща, ни оружия? А все эта коварная девка, отнявшая у него все, даже звание канонира, потому_ что какой он, к дьяволу, канонир без сапог и оружия? Это по ее милости он лишился всего, лишился всего, лишился…

— Ты ничего не помнишь. Ты ничего не знаешь, — лился откуда-то сверху вкрадчивый, убеждающий голос. — Ты ничего не помнишь. Ты ничего не знаешь. Ты ничего не помнишь…

Ярость и жажда схватки с подлыми врагами понемногу угасали. Жгучий огонь, охватывавший его тело и душу, больше не пылал ярким костром, а потихоньку сжимался, отступая куда-то вглубь с холодеющих пальцев рук и ног, с покрывшейся мурашками кожи, отступая, отступая, отступая…