Несущая огонь - Стивен Кинг

— Знаете, — сказал он, задвигая ящик и с надеждой глядя на Энди — Я скошу пять долларов со стоимости вашей комнаты, если вы почините автомат по продаже сигарет. Он уже неделю не работает.

Энди подошел к стоящему в углу автомату, сделал вид, что осматривает его, и затем вернулся.

— Не наша марка, — сказал он.

— О, черт. Ладно. Спокойной ночи, дружище. Лишнее одеяло найдете на полке в шкафу, если понадобится.

— Хорошо.

Энди вышел. Под ногами хрустел, ужасающе громыхая в ушах, гравий. Он подошел к вечнозеленому кустарнику, у которого оставил Чарли, но ее там не было.

— Чарли?

Ответа не последовало. Он переложил ключ от номера на длинном зеленом пластиковом шнурке из одной ладони в другую: обе мигом вспотели.

— Чарли?

Ответа по — прежнему не было. Он мысленно вернулся назад, и теперь ему казалось, что проезжавшая машина приостановилась, пока он заполнял регистрационную карточку. Может, то была зелёная машина?!

Сердце начало учащенно биться, вгоняя в череп болевые импульсы. Он пытался сообразить, что же ему делать, если Чарли тут нет, но думать не мог. Очень болела голова. Он…

Из глубины кустарника раздался низкий звук, храп. Звук такой знакомый. Он бросился туда. Галька так и вылетела из-под ботинок. Жесткие вечнозеленые ветви царапали ноги и задирали полы его вельветового пиджака.

Чарли лежала на боку по соседству с лужайкой перед мотелем, коленки чуть не у подбородка, руки — между ними. Спала глубоким сном. Энди постоял с закрытыми глазами какое-то мгновение и разбудил ее, как он надеялся, в последний раз за ночь. Такую длинную, длинную ночь.

Её ресницы дрогнули, и она взглянула на него.

— Папочка? — спросила она невнятно, все еще в полусне. — Я ушла, как ты сказал, чтобы меня не видели.

— Знаю, малышка, — сказал он, — Знаю, что ушла. Пойдем. Пойдем спать.

Через двадцать минут они лежали в широкой постели номера 16. Чарли спала, ровно дыша. Энди засыпал, лишь равномерный стук в голове не давал уснуть. Да еще вопросы.

Они в бегах уже около года. Представить такое почти невозможно, может, потому, что не всегда было похоже, что они скрываются, во всяком случае не в Порт — сити, штат Пенсильвания. В Порт — сити Чарли пошла в школу. Как можно считаться в бегах, если ты работаешь, а дочь ходит в первый класс? Их чуть не схватили в Порт — сити, не потому что те оказались особенно прыткими (хотя и чертовски упорными, это здорово пугало Энди), а потому что Энди совершил роковую ошибку — позволил себе на время забыть, что они с дочкой — беглецы.

Больше этого не случится.

Как близко те? Все еще в Нью — Йорке? Если бы можно было этому поверить: они не записали номера такси, они все еще разыскивают его. Более вероятно, что они в Олбани, ползают по аэропорту, как червяки по куче мясных отбросов. Гастингс Глен? Может, к утру. А может, и нет. Не нужно, чтобы паранойя брала верх над здравым смыслом.

Я заслуживаю этого! Я заслуживаю, чтобы за мной гнался автомобиль. Я подожгла того человека!

Его собственный голос отвечал: «Могло быть и хуже. Ты могла обжечь его лицо».

Голоса в комнате с привидениями.

И еще ему пришло в голову. Предполагается, что он приехал на «веге». Наступит утро, и ночной портье не увидит «веги», припаркованной У номера 16. Подумает ли он просто, что человек из «Объединенной компании торговых автоматов» уехал? Или начнет выяснять? Энди сейчас ничего поделать не может. Он полностью выжат.

Мне показалось, что он какой-то странный. Выглядел бледным, больным. Платил мелочью. Сказал, что работает в компании торговых автоматов, однако не смог исправить сигаретный автомат в вестибюле.

Голоса в комнате с привидениями.

Он повернулся на бок, прислушиваясь к медленному, ровному дыханию Чарли. Он думал, что они схватили ее, но она лишь забралась дальше в кусты. Чтобы не видели. Чарлина Норма Макги, Чарли со времени… ну, со всегда. Если они схватят тебя, Чарли, я не знаю, что сделаю.

И ещё один голос шестилетней давности, голос Квинси, его соседа по комнате в общежитии.

Тогда Чарли был годик, и они, конечно же, знали, что она не обычный ребенок. Ей исполнилась всего одна неделя, и Вики положила ее в их кровать, потому что, когда ее оставили в детской кроватке, подушка начала… ну, начала тлеть. В ту ночь они навсегда убрали ее кроватку, не разговаривали друг с другом в страхе, страхе таком огромном и необъяснимом, что невозможно было его высказать. Подушка настолько разогрелась, что обожгла ей щёчку, и она проплакала всю ночь, несмотря на лекарство, которое Энди нашел в медицинском шкафчике. Ну и сумасшедший же дом был весь первый год, сплошной бессонный страх. Мусорная корзинка загоралась, когда опаздывали давать ей бутылочки с молоком; однажды запылали занавески, и если бы Вики не было в комнате…

В другой раз она упала с лестницы, и это заставило его позвонить Квинси. Она тогда уже ползала и вполне могла, опираясь на руки и коленки, взбираться по ступенькам и таким же образом спускаться. В тот день Энди сидел с ней; Вики пошла с одной из подруг к «Сентерс» за покупками. Она колебалась — идти ли. Энди пришлось чуть ли не выставить ее за дверь. В последнее время она выглядела чересчур замотанной, слишком усталой. В её глазах было что-то такое, что напоминало ему рассказы времен войны об усталости после боя.

Он читал в гостиной, около лестницы. Чарли ползала вверх и вниз. На ступеньках сидел плюшевый медвежонок. Отцу, конечно, следовало убрать его, но каждый раз, поднимаясь, Чарли обходила его, и Энди успокоился — так же, как его потом убаюкала их нормальная жизнь в Порт — сити.

Когда она спускалась в третий раз, то задела ножкой за медвежонка и — бах, трах — слетела вниз, заревев от испуга и негодования. Ступеньки были покрыты ковровой дорожкой. У Чарли не появилось ни малейшей царапины — Бог оберегает пьяниц и малых детей, говаривал Квинси, — и Энди впервые в тот день подумал о Квинси, но он кинулся к ней, поднял ее, прижал к себе, бормоча какую-то чепуху, пока осматривал ее, ища следы крови или вывихнутый сустав, признак сотрясения. И…

И вдруг он почувствовал, как нечто пронеслось мимо — незримый, невероятный сгусток смерти из головы дочери. Он ощутил его, словно дуновение разогретого воздуха от быстро идущего поезда подземки в летнюю пору, когда стоишь, может быть, чересчур близко к краю платформы. Мягкое, беззвучное движение теплого воздуха… и затем игрушку охватил огонь. Медвежонок сделал больно Чарли — Чарли сделает больно медвежонку. Взвилось пламя, и на какую-то долю секунды, пока он обугливался, Энди сквозь марево огня увидел его черные глаза- пуговки, а огонь лизал уже дорожку на ступеньках, где, упал медвежонок.

Энди опустил дочку на пол, побежал за огнетушителем, висевшим на стене рядом с телевизором. Они с Вики не обсуждали, на что способна их дочь, — бывали времена, когда Энди хотел поговорить, но Вики не хотела ничего слышать; она избегала этой темы с истерическим упорством, говоря, что ничего ненормального в Чарли нет, нет ничего ненормального, — но в доме появились огнетушители — никто ничего не говорил и не обсуждал. Они появились без обсуждений, почти с той же таинственностью, как расцветают одуванчики на стыке весны и лета. Они не обсуждали, на что способна Чарли, но по всему дому висели огнетушители.

Он схватил ближайший из них, ощущая сильный запах тлеющего ковра, и ринулся к лестнице… И все же у него хватило времени вспомнить ту историю, которую он прочитал, будучи ребенком. «Прекрасная жизнь» какого-то парня но имени Джером Биксби; она рассказывала о маленьком ребенке, который поработил своих родителей с помощью своей сверхъестественной силы, держа их в вечном страхе; это было нескончаемым кошмаром, где за каждым углом подстерегала смерть, и вы не знали… не знали, когда приступ охватит ребенка.

Чарли ревела, сидя на попке у нижней ступеньки.

Энди резко повернул ручку огнетушителя и стал поливать пеной пламя, заглушив его. Он подхватил медвежонка, шерсть которого покрылась точками, пятнами, хлопьями пены, и снес его вниз.

Ненавидя себя, но как-то интуитивно понимая, что сделать это нужно, необходимо провести черту, преподать урок, он почти что прижал медвежонка к испуганному, заплаканному лицу орущей Чарли. Ох ты, сукин сын, думал в отчаянии он, почему бы тебе не пойти в кухню, не взять нож и не сделать но порезу на каждой ее щеке? Пометить ее таким образом? И его мысль заклинилась на этом. Шрамы. Да. Именно это он. должен сделать. Выжечь шрам в её душе.

— Тебе нравится, как выглядит медвежонок? — заорал он. Медвежонок почернел, и его тепло в руке было теплом остывающего куска угля. — Тебе нравится, что он обожжен и ты не сможешь с ним больше играть, Чарли?