Латунная луна : рассказы - Асар Эппель

Когда они поднялись по трапу, он был опять спокоен и на нервическую натуру спутницы решил больше не обращать внимания. Привыкнет.

Изумившись роскоши самолетного салона, вдохнув запах кожи поместительных кресел, она, кокетливо поглядев на N, сказала: “Входи же в ворота рая!” — фразочку, которую уже неделю он слышал в ее постели и которую она, как видно, полагала не только обольстительной, но изысканной тоже.

Стюардесса у трапа виду, что знакома с N, не подала, а он, между прочим, с ней однажды уже летел. Других пассажиров тогда не было. Конечно, разговорились. Стюардесса происходила из старой эмигрантской русской семьи. N женщинам нравился, и она пришла к нему в парижскую гостиницу. Все получилось замечательно. Поговорили даже о рассказе Бунина “В Париже”. Увидев ее сейчас, он вспомнил, как гостья, смеясь, рассказывала, что русским пассажирам она представляется “Жанна”, хотя имя у нее другое — он забыл какое — и те сразу начинают напевать некий шлягер, отчего быстро осваиваются. “Однако следует оставаться высокомерной, но чтобы пассажиры этого не заметили!” — добавила она.

Когда стюардесса принесла что-то прохладительное, спутница N поинтересовалась ее именем.

— Меня зовут Жанна, — ответила стюардесса.

“Стюардесса по имени Жанна” — незамедлительно запела спутница N, полагая, конечно, что налаживает правильные отношения с обслуживающим персоналом.

— Обожаема ты и желанна! — с едва уловимой иронией включилась самолетная красавица, ставя перед N порцию “Чиваса”.

И тут появились, а правильней сказать, словно бы возникли новые пассажиры. N совсем забыл, что позавчера ему звонили из корпорации и очень-очень просили разрешить ввиду крайней необходимости лететь в заказанном для него самолете еще двум попутчикам.

До мелочей изощренный интерьер, красавица Жанна, элегантно одетый сам N и расстаравшаяся поездки ради неотразимо выглядеть его спутница — все словно бы потускнело при их появлении.

Господин был безупречен. Само слово “господин” наверняка придумывалось для мужчин с такой осанкой и сединой, столь тщательно одетых, так причесанных и источающих едва уловимый, но отчетливый аромат, описать который, как ни старайся, не получится.

Его партнерша выглядела вообще удивительно и, хотя одета была по-дорожному, наряд ее представлял некую одежную сенсацию, а элегантное достоинство, с каким она держалась, обнаруживало благородство и породу.

Красиво драпирующаяся ее одежда, его дорогой портплед, мягкие, еле уловимые тона материи, идеально соответствующие загорелым обликам обоих, а еще его галстук и ее шляпа из черной соломки, словно бы утонувшая в газовой вуали…

Едва они устроились в креслах (при этом шляпу дама снимать не стала), как у господина зазвонил мобильный телефон и прозвонил что-то удивительно красивое — этакий шкатулочный менуэт, а господин заговорил в него спокойно и уверенно. “Да!” — ответил он кому-то, а потом: — “Нет!” Потом: — “Да!”…

И снова “нет!”. И все звучало непререкаемо, хотя совсем не настойчиво. Когда он говорил свои “да” и “нет”, дама на него поглядывала, словно бы зная, о чем разговор, и эти “да” и “нет” одобряя.

Она так красиво расположилась у своего иллюминатора, что N показалось, будто он где-то такое уже видел. То ли в каком-то фильме, то ли на чьем-то полотне, то ли про нее было написано “дыша духами и туманами она садится у окна”.

Между тем со спутницей N стало что-то происходить. Та незаметными прикосновениями проверила все фрагменты своей прически, особенно пряди, свисавшие по щекам, а потом принялась устраивать подол юбки, то ли натягивая его на коленки, то ли наоборот — уводя от них повыше.

Взглянув на новую пассажирку, N понял, в чем дело. Та никаких корректирующих движений не производила, а спокойно и красиво сидела. Подол своего необыкновенного наряда она никуда не двигала и правильно делала, предоставляя взору необыкновенно красивые колени. Именно — колени.

Где-то он такие тоже видел. Такие же прельстительные и необыкновенные. Или ему показалось? “Что ж, прилетаем не скоро — только что взлетели, можно будет повспоминать”.

Хотя таких коленей он, похоже, не видел никогда… У его же спутницы были коленки.

Покамест стюардесса восполняла поглощаемый им Chivas Royal Salute, а сам N был занят своими мыслями, явно подавленная появлением царственной пассажирки его спутница, чтобы оставаться на уровне достойного общения, громко поинтересовалась у стюардессы:

— Дорогая, каким это образом самолет поднимается и уже не падает? Я просто теряюсь в догадках!

— Что-то связанное с подъемной силой, мадам!

— Господи! И тут подъемная сила?!

— А мы спросим командира.

Пилот говорил по-русски плоховато, но был подтянутый и авантажный. При его появлении спутница N снова поправила на себе все что возможно и особенно тщательно композицию платья на коленях.

— Вы видеть, — показывая в иллюминатор, сказал пилот, — что крыло снизу совсем плоский, а сверху выпуклый?

— Верно! Как же я раньше не обратила внимания!

— Этот выпуклость гарантировать, когда мы побежали, подъемную сила.

— Выпуклости гарантируют подъемную силу! Как мило! — вовсе оживилась, поворачиваясь от иллюминатора к N, его спутница, а ему показалось, что стюардесса словно бы улыбнулась.

Из дверей кабины выглянула не по-мужски пригожая физиономия второго пилота, черные волосы которого, пропитанные гелем, казались мокрыми, а ресницы были подкрашены.

— Pierre, revenez vite! Je suis si seul sans vous dans les cieux!..

Первый пилот, поклонившись дамам, сразу же ушел в кабину.

— Что он сказал? Что он сказал, Жанна?

— Он пожаловался, — ответила стюардесса, — что ему одиноко в небесах! — и, чтобы отвлечь пассажирку от столь неожиданных слов и обстоятельств, положила перед ней толстенный каталог парижского универмага.

И правильно сделала. Спутница N незамедлительно уставилась в его страницы, но сперва снова глянула в иллюминатор и, чтобы не выпадать из респектабельного разговора, оживленно заметила:

— Облака — точь-в-точь дым, который пускали на концерте Киркорова…

После чего углубилась в каталог, но все же в иллюминатор поглядывала и вдруг сокрушенно призналась:

— Господа, я была не права. Облака — точь-в-точь сахарный снег. Когда я отдыхала в Болгарии, его на пляже турки продавали! До чего похоже! Надо же!

Стюардесса, между тем, приступила к сервировке обеда. Дамы — у каждой нашлись на это свои поводы — обедать отказались, а мужчины — оба согласились.

Господин, положив ногу на ногу и покачивая мягчайшим замшевым туфлем, расположился ответить на вопрос, который N, когда они, обменивались визитными карточками, задал ему, уточняя стоявшее на карточке.

— Моя спутница и я… а она — хочу это особенно подчеркнуть — бесценный мозг нашей фирмы…

— О да! Обворожительный мозг! — согласился N, между тем как объект комплимента мило кивнула ему из-под вуали.

— Так вот, в данный момент моя спутница и я летим к нашим зарубежным партнерам, дабы заняться детальной разработкой новой и, как выясняется к нашей радости, сверхуспешной идеи — спортивных соревнований с применением допингов. Логика столь оригинального замысла проста и оправданна. Что такое рекорд? Это мышцы и нервы человека, сработавшие на пределе. При этом не забудем, что индивидуум невыспавшийся или усталый, голодный или мучимый жаждой, на рекордный взрыв мускулатуры не способен. Почему же, если мы стимулируем активное состояние мышц каждодневным и многократным употреблением разнообразной пищи и всякого питья, непозволительно подпитывать мышцы допингами? Нас же интересует предел телесных возможностей? Конечно, применение стимулирующих веществ необходимо обусловить. Характер и свойства их должны быть строжайше оговорены, а спортивные соревнования следует различать по допинговой дозе — скажем, стимулированные олимпийские игры первого предела, второго предела и т. п.

N, удивившись дерзости, если не сказать авантюрности услышанного, сразу, тем не менее, оценил успешность и финансовые перспективы замысла.

— Это, по нашему мнению, послужит давно уже назревшему оживлению спортивных зрелищ и произведет переворот в спорте, — продолжил господин, покачивая замшевым туфлем. — С деловой точки зрения проект сверхдоходен. Наши партнеры уже приобрели несколько стадионов и проводят консультации с медиками для определения первого порога стимуляции, который, резко повысив достижения, практически не отразится на здоровье спортсменов.

— Невероятно!

— Есть и другие разработки. Поскольку они запатентованы, я могу беззаботно поделиться с вами. Например, “дозволенный офсайт”. Представляете, как он изменит характер и стратегию матчей? Уж точно не меньше, чем введенные в свое время в шахматах рокировка и превращение проходной пешки в ферзя. Скучный и безрезультативный сегодняшний футбол неузнаваемо преобразится. А если вдобавок к этому разрешить игру рукой! Скажем, каждому игроку позволяются в продолжение матча десять “рук” даже при ударе по воротам… И это опять-таки новая идея моей спутницы.