Полное собрание сочинений. Том 83 - Толстой Л.Н.

9 Николай Николаевич Бибиков (1840—1906), помещик с. Спасского, Крапивенского уезда, был женат на Аменаиде Григорьевне Ивашкиной.

10 Семен Николаевич Марсочников, был женат на Ольге Николаевне, рожд. Бибиковой. Его отцу, Николаю Харлампиевичу, принадлежало имение Телятинки близ Ясной поляны, затем перешедшее во владение А. Н. Бибикову (см. сл. письмо).

11 «Так называл Лев Николаевич своих племянниц Варю и Лизу по следующему поводу: в Ясную поляну изредка приезжала монахиня тульского монастыря, Марья Герасимовна, крестная мать Марии Николаевны. Раз, приехавши из Тулы, она рассказала, что в газетах напечатано, что прилетели огромные — не то птицы, не то драконы, зовут их Зефироты. Сначала Л. Н. говорил про меня и сестру Таню: «жили, жили с тетенькой покойно, и прилетели к нам эти Зефироты». Потом он перенес это название и на племянниц» (п. С. А.). Есть основание предполагать, что название «Зефироты» взято Толстым из литературы: см. фельетон «Зефироты» в «Северной пчеле» от 1 апреля 1861 г., № 75.

12 Никольское-Вяземское — имение Толстых Чернского уезда Тульской губернии, заключавшее около 1200 десятин; в 100 верстах от Ясной поляны. Принадлежало Николаю Николаевичу Толстому, брату Толстого, а после его смерти в 1860 г. перешло к Льву Николаевичу. После раздела между детьми Л. Н. Толстого большая часть имения досталась Сергею Львовичу Толстому. (О Никольском-Вяземском см. статью А. И. Толстой-Поповой «Родовое имение Толстых», «Новый мир», 1935, кн. 11.)

13 Чернь — уездный город Тульской губернии, в 75 верстах от Ясной поляны, стоял на почтовом тракте.

14 См. следующее письмо. На это письмо С. А. Толстая ответила в письме от 10 августа 1864 г.: «Твое письмо меня так обрадовало, что передать тебе не могу. Они приехали в ту самую минуту, как я садилась зa свой одинокий обед. Я его побежала читать в свою комнату, и даже стыдно было, — всё время от радости смеялась. Уж сколько раз я его перечитывала! Мне тебя даже не жалко, что ты испортился, так я рада, что ты меня всё помнил, и что я тебе недоставала. А домой тебя не вызываю, я рада, что нынешний раз я не выхожу из себя от скуки и страха насчёт Сережи, и рада, что ты из Пирогова не приехал домой. Раз расстались, надо уж сделать дело, чтоб не расставаться во второй раз. Жаль, что опоздал на охоту, а то бы ты повеселился. Щенят я очень кормлю; белый стал еще больше». (ПСТ, стр. 16.)

15.

1864 г. Августа 9. Чернь.

А я то тебя какъ люблю! Голубчикъ, милый.

Всю дорогу ѣхалъ до Черни и думалъ: нѣтъ, непремѣнно произойдетъ какая-нибудь путаница съ письмами и я не получу въ Черни. Пріѣзжаю, и бывшій прикащикъ Томаса1 — такое милое лицо у этаго прикащика — говоритъ: а вы не изволили получить письма? Нѣтъ. А я такъ проголодался, занялся супомъ, что еще не спросилъ. Какое письмо милое,2 и ты милая. Я спокоенъ, и по письму вижу, что ты не въ веселомъ, но въ очень хорошемъ состояніи. Я къ Фету3 и Киреевскому4 не думаю ѣхать, à moins qu’il n’arrive quelque chose d’extraor-dinaire.5 Въ Никольское не ѣхать и вернуться къ тебѣ, какъ я хотѣлъ, было совѣстно и притомъ нужно, a удовольствія безъ тебя для меня быть не можетъ, кромѣ охоты. Охоты же у Киреев[скаго] и Фета быть не можетъ. Я обдумалъ это теперь. Что ежели бы мнѣ ѣхать къ Кир[еевскому], то надо бы списаться и пріѣхать къ его выѣзду. Я не отмѣняю срокъ 15 числа, а только самъ постараюсь пріѣхать раньше. Теперь 7 часовъ, я въ Черни. Стало быть, въ Никольскомъ только съ завтрашняго дня. И надо же осмотрѣть наконецъ и узнать хорошенько это имѣнье, к[отор]аго я не знаю и не видѣлъ, несмотря на то, что 5-й годъ имъ живу. Разпроси у Тани, въ какомъ духѣ былъ нынче Сережа большой. Пресмѣшно. Уѣзжая отъ Машиньки, я зашелъ въ болотцо, около дороги. Вижу, ѣдутъ Сережа, Гриша и Келлеръ. Думаю себѣ: вотъ они ѣдутъ, я увижусь, поговорю, только страшно хочется начасъ, надо сходить скорѣе, чтобъ свободно съ ними быть. Я сѣлъ въ болото и.... Подъѣзжаетъ Сережа, и надутый... Прощай, прощай. Я въ полной увѣренности, что онъ въ этомъ пасажѣ видѣлъ что нибудь особенное и ему въ пику сдѣланное. Вслѣдствіи ли это его характера или отношеній къ Танѣ, или слѣдствіе моего характера, только онъ мнѣ тяжелъ и тяжелъ и тяжелъ. Я нынче еще себя спрашивалъ: не я ли виноватъ въ томъ, но нѣтъ — тетинька мнѣ мила. Машинька чудо какъ мила и пріятна; Зефироты говорить нечего, а онъ связываетъ, стѣсняетъ меня. —

Дорогой встрѣтилъ знакомаго архитектора6 и пригласилъ его къ себѣ. Онъ будетъ около 16-го. Я на своихъ лошадяхъ доѣхалъ до Красныхъ Дворовъ,7 18 верстъ за Сергіевское, и послалъ ихъ кормиться къ Черемушкину8 до моего возвращенія. Скажи Ив[ану] Ив[ановичу], чтобъ онъ приказалъ лошадей въ конюшнѣ убирать хоть Кондратію.9 Еще скажи ему, чтобы лучшую землю (самую навозную), 210 десятины, онъ бы не засѣвалъ, а оставилъ подъ пшеницу, к[отор]ую привезутъ изъ Ник[ольск]аго. Въ выборѣ земли пусть онъ спросить совѣта Тимофея11 старосты. Еще скажи ему, чтобъ онъ посмотрѣлъ семенной клеверъ, — не перепустить бы его, т.-е. какъ бы головки не свалились. Еще семенной же клеверъ за рощей надо обирать. Послать туда 10 дѣвочекъ и Соню12 съ ними, коли хороша погода, и щипать головки, класть въ фартуки, а изъ фартуковъ въ телѣгу. —

Надѣюсь, двѣ Тани13 у тебя, цѣлуй ихъ отъ меня. А о тебѣ ничего не говорю. Въ этотъ разъ я чувствую, какъ ты мнѣ еще много ближе стала.

Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Впервые опубликовано по копии, сделанной С. А. Толстой, в ПЖ, стр. 13—15. Датируется на основании: 1) слов предшествующего письма от 9 августа: «Нынче я буду в Никольском..... Из Черни же тебе напишу», 2) наличия следующего письма Толстого из соседних с Никольским Новоселок, датированного самим отправителем десятым августа. В ПЖ датировано 12 августа; М. А. Цявловским — 10 августа (Л. Н. Толстой, Юбилейный сборник. М.—Л. 1928, стр. 53). Есть противоречие между этим письмом и следующим: в письме от 9 августа написано: «Теперь 7 часов. Стало быть, в Никольском только с завтрашнего дня». В письме от 10 августа: «Я вчера приехал в Никольское в 8». Можно предполагать: 1) ошибку или неточность в обозначении часов; от Черни до Никольского-Вяземского 25 верст, и Толстой мог приехать в тот же вечер; или 2) неправильную датировку Толстым следующего письма (№ 16), также № 17, а равно письма к Борисову, датированного Толстым 9 августа. См. т. 61; в таком случае, надо вместо 10 августа — 11 (№ 16) и «нынче 12-ое» — вместо «нынче 11-ое». Так как возможны обе неточности, то расширяем датировку писем: № 16 — августа 10 или 11; № 17 — августа 11 или 12

1 Установить, кто был Томас, не удалось.

2 Письмо не сохранилось.

3 Афанасий Афанасьевич Фет (Шеншин) (1820—1892), поэт. Был женат на Марии Петровне Боткиной. Жил близ Никольского-Вяземского в имении «Степановка» Мценского уезда Орловской губернии. Находился в постоянной переписке с Толстым до 1881 г. С 1856 г. — начала знакомства Фета с Толстым — до нас дошло 158 писем Толстого к Фету, из них многие напечатаны в воспоминаниях Фета: А. А. Фет, «Мои воспоминания». М. 1890, ч. I—II. И. Л. Толстой пишет о приездах Фета в Ясную поляну: «Я помню посещения Фета с самой ранней поры моего детства. Почти всегда он приезжал с своей женой Марьей Петровной и часто гостил у нас по нескольку дней. Он говорил густым басом и постоянно закашливался заливистым, частым как дробь, кашлем. Отец говорил про Фета, что главная заслуга его, что он мыслит самостоятельно, своими, ни откуда не заимствованными мыслями и образами, и он считал его на ряду с Тютчевым, в числе лучших наших поэтов» («Мои воспоминания». М. 1914, стр. 130). Об отношении Толстого к Фету см. Н. К. Гудзий, «Толстой о русской литературе» («Эстетика Льва Толстого». Сборник статей под редакцией академика П. Н. Сакулина, ГАХН. М. 1929, стр. 204—208) и H. Н. Апостолов «Поэзия Фета и Тютчева в оценке Л. Толстого» (в его книге «Лев Толстой и его спутники». М. 1928, стр. 156—162).

4 Николай Васильевич Киреевский (1797—1870). Ему принадлежало имение «Шаблыкино» Карачевского уезда, Орловской губернии. Владел большим состоянием. В 1815 г. поступил в кавалергардский полк, в 1821 г. вышел ротмистром. Страстный охотник и гитарист; вел постоянно журнал своей охоты. С 1834 г. по 1837 г. Карачевский предводитель дворянства. Прокудин-Горский характеризует его так: «Это был самый неутомимый ходок на охоте, несмотря на его массивную комплекцию..... Охотник он, что называется, старинного закала, методический, понимающий охоту не как промысел, а как наслаждение, выше которого нет другого. В минуты горячки старик готов задать головомойку каждому, кто с ним охотится. Но эти вспышки скоро проходят: он попрежнему становится таким же задушевным компаньоном, таким же добрым сотоварищем» («Поездка в Карачевские болота». М. 1867, стр. 9—10). Дом его, похожий на дворец, состоял из нескольких десятков комнат; принимал он всех, причем все гости его пользовались полною свободою: жили, сколько хотели, и некоторые уеэжали, даже не видев хозяина (из биографии Киреевского, помещенной в «Сборнике биографий кавалергардов», 1801—1826, там же портрет его). Добычей его охоты в 1822 г. были: два медведя, рысь, шесть волков, сорок две лисицы, пять барсуков и девятьсот слишком зайцев. Киреевский написал: «40 лет постоянной охоты. Из воспоминаний охотника». Второе издание. М. 1875; первое издание — не для продажи.